На свече вырезаны изображения Дмитрия Донского, святого Сергия Радонежского, который благословил князя на битву с Мамаем, и двух иноков Троице-Сергиевой лавры, посланных Сергием Радонежским для участия в битве, – Пересвета и Осляби. Кроме того, в нижней части свечи имеется изображение единоборства Пересвета с татарским богатырем Челибеем.

Подставка свечи покрыта смешанной эмалью (частью выемчатой, частью перегородочной). На тыльной стороне – надпись: «Свеща сама о себе возгореся и небесным светом оба полы светяще и на много дни говоряще, воску ж не умаляющуся. Есто же та свеща и доныне в церкви той. От нея же мнози с верою приимаху воску онаго и от различных болезней здравие приимаху».

Товарищ председателя Московского совета рабоче-крестьянской милиции Л.Косачевский.

Срочное телеграфное сообщениепо литере «А»

(распоряжение Наркомпочтеля

и президиума Саратовского губернского Совдепа)

Строго конфиденциально

Товарищу председателя Московского советарабоче-крестьянской милиции Косачевскому

Нами произведено отождествление рипиды и серебряной свечи на подставке в форме восьмиконечного креста. Оба эти предмета похищены из Московской патриаршей ризницы, чего сейчас не отрицает и сам Бровин.

В результате учиненного гражданину Бровину (Чуркину) вторичного допроса он сознался, что проживает в Саратове по фальшивым документам с 1915 года, а до этого содержал в Москве лавку москательных товаров на Хитровом рынке и в виде промысла занимался скупкой и перепродажей краденого.

Продолжая отрицать свое участие в организации ограбления патриаршей ризницы в Кремле, Бровин (Чуркин) тем не менее признал, что знал заранее об этом ограблении от братьев Прилетаевых, с коими имел давние преступные связи, и обещал Константину Прилетаеву укрывательство и покупку похищенного в ризнице.

По словам Бровина (Чуркина), в последних числах января текущего года к нему в лавку явился Константин Прилетаев и рассказал, что они вместе с братом «обчистили» ризницу пудов на восемь. Когда Бровин (Чуркин) предложил Константину купить похищенное, тот якобы ответил, что ежели Бровин продаст даже самого себя, то и тогда он не сможет с ними расплатиться. Отказался Константин Прилетаев и от услуг Бровина в хранении ценностей (Бровин предлагал свезти их на свою мукомольную мельницу в Хвалынском уезде). Константин предложил Бровину лишь посредничество в распродаже украденного. Бровин согласился. На следующий день Константин Прилетаев принес Бровину (Чуркину) в большом чемодане два ковчега византийской работы, в которых будто бы хранились находившиеся временно в ризнице одежды Иисуса Христа и богородицы, змеевидную золотую рукоять с бирюзой от посоха какого-то патриарха, три наперсных золотых креста, рипиду, серебряную свечу на подставке в форме восьмиконечного креста и десять золотых слитков, общим весом восемь фунтов.

Константин Прилетаев оценил все это в пятьдесят тысяч золотых рублей, посулив Бровину (Чуркину) четверть выручки. В случае успешной продажи Константин Прилетаев обещал принести еще. Ни своего адреса в Саратове, ни места хранения украденого он не сообщал. Дмитрия же Прилетаева Бровин после ограбления ризницы не видел и где тот находится, не знает.

Допрошенный показал, что все принесенные Константином Прилетаевым вещи, кроме рипиды и серебряной свечи, он распродал различным лицам, но Константин Прилетаев у него больше не появлялся (деньги, вырученные от продажи краденого, нами у Бровина изъяты).

С помощью прибывшей сегодня в Саратов группы сотрудников Московской уголовно-розыскной милиции нами продолжается активный розыск братьев Прилетаевых, а также лиц, коим Бровин (Чуркин) продал вышепоименованные ценности.

О ходе розыска вам будет ежедневно сообщаться по телеграфу мною и старшим Московской группы уголовной розыскной милиции инспектором Бориным между двенадцатью и часом ночи.

Начальник Саратовской губернской уголовно —

розыскной милиции Г.Привалов

Заместителю председателя

Московского совета рабоче-крестьянскоймилиции тов. Косачевскому Л.Б.

Ставлю Вас в известность, что в связи с неисправностью телеграфных проводов (место и причины неисправности выясняются) телеграфная связь с Саратовом временно прервана. О ее восстановлении Вам будет сообщено безотлагательно.

Комиссар Московского телеграфа Иваньков

Теперь ежедневно ровно в два часа дня в моем кабинете звонил телефон: Рычалов интересовался сообщениями из Саратова.

Что там происходит? Больше всего в жизни я не любил неопределенность. Но все, что имеет начало, имеет и свой конец.

От осторожного стука в стеклянную дверь нашего гостиничного номера проснулся первым Филимон.

– Леонид Борисович, – потряс он меня за плечо. – Курьер, Леонид Борисович…

В комнате горел непривычно яркий электрический свет. Я никак не мог себя заставить очнуться от сонной одури. Лампочки люстры то сжимались в огненную точку, то расплывались в мутное желтое пятно.

– Курьер? Какой курьер?

– Из Самоуправления Казанской железной дороги, – сказал тоненький голосок. У моей кровати стоял мальчишка в ватнике и ушастой заячьей шапке с красной ленточкой.

– До вас, – виновато сказал Артюхин. – Лично до вас.

– Срочная депеша, – отчеканил мальчишка и протянул мне узкий голубоватый конверт со старым, пережившим две революции двуглавым орлом под императорской короной.

Я сел на кровати, спустив на пол ноги. Артюхин набросил мне на плечи полушубок: в номере было холодно.

В конверте была не депеша, а написанная торопливым почерком записка комиссара Самоуправления Московско-Казанской дороги. Комиссар писал, что разговаривал по прямому проводу с начальником Рязанского отделения. Туда прибыла из Саратова специальная группа Московской уголовно-розыскной милиции. При ней – ценный груз (эти два слова были подчеркнуты), который сопровождается саратовским конвоем в составе четырех красногвардейцев. По указанию комиссара Рязанская служба движения предоставила группе и сопровождающему груз конвою (слово «груз» опять жирно подчеркнуто) инспекторский салонный пульман, который прицеплен к отходящему через десять минут на Москву курьерскому поезду. Старший группы товарищ Борин просил комиссара немедленно поставить меня в известность. Он также просил встретить выезжающую из Рязани группу…

Неужто эта записка означает, что дело об ограблении патриаршей ризницы завершено?

Узнав, что курьер приехал в гостиницу на автомобиле комиссара, я попросил подождать меня. Закурив, стал поспешно одеваться. Глядя на меня, потянулся за своими пимами и Артюхин.

– Служба хуже царской, – кряхтя и позевывая, сказал в сердцах Филимон, когда мы все трое опустились в вестибюль гостиницы. – Ни днем, ни ночью покоя.

– Еще выспишься, Филимон Парфентьевич.

– Да я что? Я к тому, что ночь для сна.

Артюхин был, разумеется, прав. Но что поделаешь?

На автомобиле комиссара мы сначала заехали в Самоуправление дороги, потом в Совдеп, а затем отправились в уголовно-розыскную милицию, где нас уже дожидался Павел Сухов.

…Курьерский из Рязани, кажется, первый и последний раз за весь 1918 год, прибыл точно по расписанию. Этим обстоятельством был удивлен не только я, но и дежурный по вокзалу, который телефонировал мне, что поезд уже на станции.

А через полчаса после того, как, закончив с ним разговор, я повесил на рычаг телефонную трубку, во двор уголовно-розыскной милиции уже въезжали два автомобиля: милицейский «пежо» с красногвардейцами и совдеповский «даймлер», в котором сидели Борин и Волжанин (Хвощиков, как выяснилось, остался пока в Саратове). Вслед за автомашинами в ворота влетели сани с ребятами из боевой дружины.