— Все! Надоело! — Миниатюрная блондинка в залитом красным вином переднике с таким остервенением и злостью швырнула поднос с пустыми бокалами на алюминиевую стойку, что стеклянная посуда лишь чудом осталась цела.

Молодая женщина с иссиня-черными волосами удивленно вскинула брови.

— Что это с тобой, Кэтти? ПМС и обычные женские психи?

— Боже, Стэйси, только ты не начинай! — взмолилась Кэтти за секунду до того, как рухнуть без сил на табуретку. — Только мужчины способны объяснить всю гамму женских переживаний календарным циклом.

— Неудачный день, — уже без вопросительной интонации произнесла брюнетка, прежде чем пересчитать наполненные пивом бокалы на подносе.

— Да у меня вся жизнь неудачная! — воскликнула со слезами на глазах Кэтти.

— Устала? — сочувственно спросила Стэйси.

Кэтти молча кивнула. Что толку объяснять подруге по несчастью, как гудят ноги после трудового дня в портовом баре, как трещит голова от недосыпания и голода?.. А может быть, Стэйси не знает, как противно чувствовать себя беззащитной перед толпой орущих пьяных моряков, которые каждый вечер приходят в бар «Одноглазый Джо» только ради того, чтобы надраться до беспамятства да устроить драку?

Нет, Стэйси знала о тяготах жизни бедной девушки не понаслышке. Потому что вынуждена была зарабатывать на жизнь, разнося выпивку и улыбаясь в ответ на похотливые взгляды. Впрочем, если бы посетители «Одноглазого Джо» ограничивались только взглядами!

Сколько раз за вечер Стэйси и Кэтти приходилось звать на помощь вышибалу Криса или самого хозяина, толстяка по кличке Одноглазый Джо! Кэтти не знала и стеснялась спросить, почему Гарри Олдмана называют Одноглазым Джо. Мистер Олдман обладал отличным зрением на оба глаза. Его лицо не украшала ни черная повязка, ни монокль, ни даже банальные очки. И звали владельца портового бара вовсе не Джон, не Джозеф и даже не Джо. Родители назвали его Гарри и отдали в хорошую школу. Однако малыш Гарри не пожелал продолжать семейные традиции и, вместо того чтобы лечить людям зубы, начал с успехом их выбивать в уличных потасовках. Большая часть жизнь мистера Олдмана была покрыта непроницаемым мраком.

Ни Кэтти, проработавшая в «Одноглазом Джо» пять лет, ни ее подруга Стэйси знать не знали о том, как жил мистер Олдман до того момента, как открыл собственный бар в двух минутах от порта.

Поскольку никто ничего не знал об Одноглазом Джо — вернее, о той части его биографии, в которой он еще значился, как Гарри Олдман, — то его прошлое год от года все больше обрастало легендами.

Так уж повелось со стародавних времен. Кто-то говорил, что Одноглазый Джо в молодости был пиратом и, лишь потеряв глаз, бросил свой промысел. Кто-то говорил, что глаза он лишился вовсе не в морских сражениях, а в пьяной драке… Приверженцы обеих версий настолько рьяно спорили друг с другом об обстоятельствах потери глаза, что слышать ничего не желали о том, что Одноглазый Джо вовсе не одноглазый.

Кэтти давно перестала чему-либо удивляться. Вернее, ей это уже надоело. Впервые она удивилась, когда узнала от маленького мальчика в парке о том, что у него кроме мамы есть еще и папа. Малышка Кэтти никак не могла дождаться того момента, когда ее мама проводит последнюю клиентку и уберет в деревянную шкатулку иголки, нитки, ножницы и всю ту кучу непонятных швейных принадлежностей, с помощью которых превращала лоскуты ткани в восхитительные платья. Жаль, что у мамы не оставалось сил на то, чтобы сшить такое же платье себе или маленькой дочери.

Так вот, как только за последней дамой, пожелавшей иметь новомодное платье по самой низкой цене в городе, закрылась дверь, маленькая Кэтти подбежала к уставшей матери, чьи пальцы давно огрубели от иголок, а глаза покраснели от слез и недосыпания, и спросила, где ее папа. К еще большему удивлению Кэтти, вместо ответа она получила отменную оплеуху. Странно, подумала она, ведь мальчик в парке не предупреждал ее о том, что «папа» — это что-то дурное, о чем нельзя спрашивать маму.

А потом ее удивлению не было конца. В школе девочку из-за худобы и крутого нрава дразнили Шпилькой, и бедняжка Кэтти так и не поняла, почему людям нравится проводить время друг с другом. Ведь единственным результатом ее общения со сверстниками были синяки и дразнилки.

Когда умерла ее мама, Кэтти снова пришлось удивиться. Оказалось, что жить ей не на что и за помощью обратиться не к кому. Разве что к пожилой соседке, миссис Берджесс, которая поила сироту вечерним чаем, щедро «подслащенным» историями ее бурной молодости.

Кэтти начала подрабатывать, когда ей едва исполнилось четырнадцать. А в шестнадцать она уже ловко маневрировала между столиками портового кабака, умудряясь не только избегать рук веселившихся моряков, но и не разбивать при этом ни единого стакана.

— Ладно, — Стэйси обреченно вздохнула. — Отдохни минут десять. Постараюсь одна справиться.

— Нет-нет, я сейчас. — Кэтти с трудом поднялась на ноги, но тут же снова упала на деревянный табурет. — Не могу. Такие неудобные туфли. Я уже до крови стерла пятки. Такое чувство, что хожу босиком по углям. За день, наверное, километров пятьдесят пробежала. На кухню — в зал, на кухню — в зал…

— Кэтти, тебе грех жаловаться. По крайней мере, у тебя всегда полно чаевых. Взгляни, уже набитый карман. — Стэйси указала взглядом на передник подруги. Из кармана действительно выглядывали смятые банкноты.

Однако Кэтти, похоже, выручка не радовала.

— Знаешь, Стэйси, я решила уйти.

— Как это? — Стэйси вытаращила глаза. Бокалы с пивом на ее подносе нервно задребезжали.

Кэтти пожала плечами.

— Надоело. Отправлюсь вместе с Томом в путешествие на большом белом лайнере.

Громкие крики и недовольные возгласы заставили Стэйси поторопиться, и она быстро зашептала:

— Давай-ка, обмозгуем твои планы после работы. Если я не отнесу заказ через минуту, эти остолопы разгромят кабак. Кстати, твой Том уже порядком набрался. Боюсь, тебе снова придется тащить его домой.

Стэйси выскочила из кухни и помчалась к захмелевшим морякам. Кэтти тяжело вздохнула и мечтательно закрыла глаза. Перед ней тут же возник сверкающий океанский лайнер — один из тех, что стояли в порту, дожидаясь отплытия. Синие волны облизывали его белоснежные бока, а теплый ветер развевал паруса. Женщины и мужчины в красивых нарядах степенно поднимались по трапу на борт «плавающего города»… и Кэтти явственно увидела себя среди этих разряженных господ, о которых ей без умолку болтал Том.

Порой Том с таким восхищением рассказывал лежавшей на его плече Кэтти о том, какие красивые и богатые женщины плавают на его корабле, что Кэтти начинала ревновать. Ей казалось, что драгоценности, меха, деньги и прочие атрибуты роскоши привлекают Тома куда больше, чем простота и преданность любившей его женщины. А ведь им так редко удавалось побыть вместе!

Завтра Том снова уйдет в плавание. Его ждут новые приключения… У Кэтти замирало сердце каждый раз, когда Том рассказывал ей о других странах и городах. Она ведь нигде, кроме Нью-Йорка, и не была.

Каким счастливчиком казался ей Том, повидавший мечети Стамбула, каналы Венеции, соборы и площади Рима и Флоренции! Обо всем этом Кэтти лишь читала. Каждый раз, когда она просила Тома рассказать ей побольше о тех городах, в которых ему довелось побывать, он лишь снисходительно улыбался и отмахивался от ее расспросов.

— Хэй, крошка, налей-ка мне еще пинту пива! — Толстяк с лоснящимся лицом и черными глазками-бусинками поднял вверх пустой бокал и подмигнул Кэтти.

— Брайан, по-моему, тебе уже достаточно, — заметила она.

Человеку, впервые наведавшемуся в «Одноглазый Джо», манера общения официантки могла бы показаться чрезмерно фамильярной. Впрочем, портовый бар отличался, так сказать, постоянством клиентуры. Новички здесь появлялись так же редко, как и киты выбрасывались на берег. Незнакомец в «Одноглазом Джо» — сенсация, которую с радостью бы отметили за его счет стаканчиком лучшего на побережье рома.