– Ой-ой.

Фред с силой дернул к себе подслуши. Раздался громкий хлопок, и близнецы испарились. Пару секунд спустя на пороге появилась миссис Уизли.

– Собрание закончилось, пойдемте ужинать. Гарри, все просто сгорают от желания тебя увидеть. Кстати, это кто набросал перед кухней навозных бомб?

– Косолапсус, – не краснея, соврала Джинни. – Он так любит с ними играть.

– А, – сказала миссис Уизли, – я подумала, может, Шкверчок, он все время что-то чудит. Так. Не забудьте, что в холле нельзя громко разговаривать. Джинни, какие у тебя грязные руки! Что ты только с ними делала? Будь добра, вымой перед ужином как следует.

Джинни скорчила рожицу и следом за матерью вышла из комнаты. Гарри остался наедине с Роном и Гермионой. Оба глядели на него с опаской, точно боялись, что теперь, когда все ушли, он опять раскричится. При виде их испуганных лиц Гарри слегка устыдился.

– Слушайте… – пробормотал он, но Рон затряс головой, а Гермиона тихо сказала:

– Мы знали, что ты рассердишься, Гарри, и мы на тебя не обижаемся, но ты пойми, мы пытались переубедить Думбльдора…

– Да, я понял, – коротко ответил Гарри.

Он стал лихорадочно искать тему, которая не затрагивала бы директора их школы, потому что при одной мысли о нем душа начинала гореть от злости.

– Кто такой Шкверчок? – спросил Гарри.

– Здешний домовый эльф, – ответил Рон. – Придурок. Никогда такого не встречал.

Гермиона нахмурилась:

– Никакой он не придурок, Рон.

– А кто же он, если цель всей его жизни – чтобы ему, как его мамаше, отрезали голову и прилепили ее над лестницей? – раздраженно бросил Рон. – Это что, нормально?

– Ну… Да, он немного странный, но он не виноват.

Рон, повернувшись к Гарри, закатил глаза:

– Так. ПУКНИ. Давно не слышали.

– Сам ты ПУКНИ! – взвилась Гермиона. – Сколько говорить: Пэ – У – Ка – Эн – И! Против угнетения колдовских народов-изгоев! И потом, не только я, Думбльдор тоже говорит, что надо быть добрыми к Шкверчку.

– Да-да, – сказал Рон. – Пошли, я умираю от голода.

Он первым вышел за дверь, но, раньше чем они начали спускаться…

– Замри! – выдохнул Рон, выбрасывая руку в сторону. – Они еще в холле, давайте послушаем.

Все трое осторожно перегнулись через перила. В темном холле толпилось множество колдунов и ведьм, среди которых был и весь авангард. Все возбужденно перешептывались. В самом центре Гарри заметил черную голову с сальными волосами и крупным носом. Самый нелюбимый его учитель, профессор Злей. Гарри сильнее перегнулся через перила. Ему было очень интересно, чем занимается Злей в Ордене Феникса…

И тут, прямо перед Гарри, вниз поползла телесного цвета веревка. Подняв глаза, он увидел, как близнецы площадкой выше аккуратно спускают подслуши к тесной толпе колдунов. К сожалению, через секунду толпа двинулась к выходу и скрылась.

– Блин, – донесся до Гарри шепот Фреда, вздернувшего подслуши обратно.

Внизу открылась и закрылась дверь.

– Злей никогда не остается ужинать, – тихо поведал Гарри Рон. – И отличненько. Пошли.

– Гарри, не забудь, что в холле нужно шепотом, – тихонько напомнила Гермиона.

Они прошли мимо голов домовых эльфов и увидели у двери Люпина, миссис Уизли и Бомс – те волшебными палочками запирали многочисленные замки и засовы.

– Ужинаем на кухне, – прошептала миссис Уизли, встречая ребят у подножия лестницы. – Гарри, детка, пройди, пожалуйста, на цыпочках, вон к той двери…

БУМ-М!

– Бомс! – в отчаянии всплеснула руками миссис Уизли, оборачиваясь.

– Простите! – застонала Бомс, лежа на полу. – Дурацкая подставка! Второй раз об нее спотыкаюсь…

Но все прочие ее слова потонули в невероятном, леденящем кровь, ужасающем вое.

Проеденные молью бархатные портьеры распахнулись, но за ними оказалась не дверь. В первую секунду Гарри подумал, что это окно – окно, за которым орет старуха в черном чепце, орет так, будто ее пытают, – но потом он сообразил, что это всего-навсего портрет в натуральную величину, – и ему в жизни не встречалось портретов живее и неприятнее.

Изо рта старухи капала слюна, глаза закатились, желтоватая кожа натянулась от крика, разбудившего все остальные портреты в холле. Проснувшись, они подняли такой гам, что Гарри пришлось зажмуриться и зажать уши руками.

Люпин с миссис Уизли кинулись к старухиному портрету и попытались задернуть портьеры, но те не хотели закрываться, и старуха вопила все громче. Она потрясала руками и царапала острыми когтями воздух, словно желая выцарапать глаза всем вокруг.

– Грязь! Гнусность! Порождение мерзости и скверны! Прочь, полукровки, мутанты, полоумные! Как вы смеете осквернять порог дома моих отцов…

Бомс тащила на место тяжеленную троллиную ногу и бесконечно извинялась; миссис Уизли оставила попытки задернуть портьеры и бегала по холлу, тыча волшебной палочкой в другие портреты и повторяя: «Обомри, обомри»; а в конце холла вдруг распахнулась дверь, и оттуда стремительным шагом вышел мужчина с длинными черными волосами.

– Тихо, старая ведьма, ТИХО! – проревел он, хватаясь за портьеры, с которыми не справилась миссис Уизли.

Лицо старухи побелело.

– Ты-ы-ы-ы! – взвыла она, и ее глаза выкатились из орбит. – Осквернитель семейных традиций, предатель, позор нашего рода!

– Я – сказал – ТИХО! – грозно зарычал мужчина и вместе с Люпином невероятным усилием сумел задвинуть портьеры.

Вопли прекратились, и в холле воцарилась звенящая тишина.

Откинув со лба длинные черные пряди и немного задыхаясь, Сириус повернулся к Гарри.

– Привет, – мрачно проговорил он. – Вижу, ты уже познакомился с моей мамочкой.

– Твоей?..

– Да-да, моей милой, доброй мамочкой, – кивнул Сириус. – Вот уже месяц пытаемся ее снять, но, кажется, она наложила на задник холста неотлипное заклятие… Пойдем скорей вниз, пока они все снова не проснулись.

– Но откуда здесь портрет твоей мамы? – в растерянности спросил Гарри, когда они вышли из холла и стали спускаться по узкой каменной лестнице. Остальные шли сзади.

– А тебе никто не сказал? Это дом моих родителей, – ответил Сириус. – И поскольку из Блэков остался я один, дом теперь мой. Я предложил Думбльдору устроить здесь штаб-квартиру – единственно полезное, что я мог сделать.

Гарри, ожидавший более теплого приема, обратил внимание на горечь, прозвучавшую в словах Сириуса. Следом за крестным он спустился в подвальный этаж, прошел в дверь и оказался на кухне.

По мрачности это помещение – почти пещера с шероховатыми каменными стенами – мало отличалось от холла этажом выше. Светился здесь, по сути, только большой очаг у дальней стены. В воздухе висели клубы табачного дыма, отчего кухня напоминала поле брани, а сквозь дымную пелену проглядывали грозные силуэты громадных чугунных котлов и сковород, свисавших с потолка. Для собрания сюда принесли множество стульев; они в беспорядке теснились вокруг длинного деревянного стола, заставленного кубками вперемешку с пустыми винными бутылями и заваленного пергаментными свитками. Посреди стола лежала гора каких-то тряпок. В торце сидели мистер Уизли и его старший сын Билл. Склонив друг к другу головы, они тихо разговаривали.

Миссис Уизли негромко кашлянула. Ее муж, худой, лысеющий, рыжеволосый человек в роговых очках, обернулся и тут же вскочил.

– Гарри! – воскликнул он, заторопившись навстречу. Он энергично пожал Гарри руку. – Рад тебя видеть!

За его спиной Билл, по-прежнему с длинными волосами, собранными в хвост, спешно сворачивал оставленные после собрания свитки.

– Гарри, как добрались, нормально? – крикнул Билл, пытаясь ухватить дюжину свитков разом. – Шизоглаз, надеюсь, не заставил вас лететь через Гренландию?

– Хотел, да не вышло, – сказала Бомс. Она подошла, собираясь помочь Биллу, и первым делом опрокинула свечку на последний лист пергамента. – Ой нет!.. Простите…