Глядя на шеренгу каменных исполинов, развернувшихся лицом к далекой Земле, Уилер благоговейно затих. Льющийся с неба зеленоватый свет отчетливо вырисовывал каждую деталь крутых, уступчатых склонов, по которым не поднимался еще никто и никогда. Да, конечно же, со временем будут покорены и эти гордые вершины, но как еще много на Луне мест, куда не ступала нога человека, мест, в достижении которых человеку придется рассчитывать исключительно на собственные свои силы и умение.

Уилер вспомнил, как давным-давно, еще школьником, впервые увидел Залив Радуги в слабенький самодельный телескоп. Две маленькие линзы, укрепленные в картонной трубке, – вот, собственно, и все устройство, но радости от него было даже больше, чем теперь – от гигантских приборов Обсерватории.

«Фердинанд» описал широкую дугу, развернулся в обратном направлении, носом на запад, и замер. Впереди ясно виднелась прорезанная в толстом слое пыли колея, которая пребудет здесь вечно, разве что ее затопчут колеса других, пришедших следом машин.

– Конечная остановка, – провозгласил Джеймисон. – Меняемся местами, до Платона машина в полном твоем распоряжении. Через горы снова поведу я, так что разбуди. Спокойной ночи.

«И как это он умудряется?» – удивленно думал Уилер, глядя на почти мгновенно заснувшего Джеймисона. Возможно, укачало мягким движением трактора, как ребенка в люльке. Надо и дальше обойтись без резких бросков… Он включил двигатель и повел машину к Платону, стараясь ни на сантиметр не съезжать с колеи.

Рано или поздно это должно было случиться, философически утешил себя Садлер и постучал в дверь директора. Сколько ни старайся, при такой работе обязательно кого-нибудь обидишь. И будет крайне интересно узнать – кто успел уже пожаловаться…

Сказать, что профессор не отличался высоким ростом, значит не сказать ничего; он был настолько миниатюрен, что некоторые люди не принимали его всерьез – и очень потом горько каялись. Садлеру возможность подобной ошибки не грозила, он-прекрасно знал, насколько часто очень низкорослые люди прилагают все старания, чтобы компенсировать свой физический недостаток (многие ли диктаторы имели хотя бы средний рост?), а вдобавок был уже наслышан, что Маклорин – один из самых своенравных обитателей Луны.

Перед Маклорином расстилалась девственно-чистая, ничем не захламленная поверхность письменного стола. Безукоризненную эту гладь не нарушали даже непременные блокнот с ручкой – только маленький пульт коммуникатора со встроенным динамиком. Ничего неожиданного – уникальные административные методы директора, его ненависть ко всей и всяческой писанине также были притчей во языцех. Руководство жизнью Обсерватории осуществлялось почти исключительно в устной форме. Конечно же, кто-то там делал записи, составлял рабочие графики и доклады – но сам Маклорин только включал свой микрофон и отдавал приказы. Система работала без сучка, без задоринки, по той простой причине, что он записывал все свои указания в голове и мог мгновенно «проиграть» их наглецу (таких давно уже не осталось), который осмелился бы заявить: «Но, сэр, вы же никогда мне этого не говорили!» Ходил слушок (а скорее всего – низкая клевета), что Маклорин занимается иногда фальсификацией, меняет свои ментальные записи задним числом. Доказательств, естественно, ни у кого не было.

Директор указал на свободный стул (единственный в кабинете).

– Не знаю, чья это была блестящая идея, – начал он, не дожидаясь, пока Садлер сядет, – но меня даже не предупредили о вашем будущем приезде. Знай я заранее, я попросил бы отменить его – или хотя бы отложить. Эффективность необходима, но сейчас очень сложное, беспокойное время. У моих сотрудников есть занятия значительно более серьезные, чем объяснять вам свою работу, особенно сейчас, когда мы кладем все силы на наблюдение сверхновой.

– Мне искренне жаль, что вас не оповестили, – дружелюбно улыбнулся Садлер. – Скорее всего решение было принято уже после вашего отлета на Землю. – (Интересно, что бы сказал директор, знай он, что все это тщательно подстроено?) – Я понимаю, что, в некотором роде, путаюсь у ваших работников под ногами, однако они оказывали мне всю возможную помощь, и я не слышал ни одной жалобы. Более того, у нас установились вполне приличные отношения.

Маклорин задумчиво помял свой подбородок. Садлер с трудом оторвал взгляд от крошечной, не больше, чем у ребенка, но при этом – идеальных пропорций кисти.

– Сколько еще вы намерены здесь пробыть?

Да, усмехнулся про себя Садлер, не очень-то он бережет чужое самолюбие.

– Трудно сказать. Область моих исследований имеет довольно неопределенный характер. Следует, вероятно, предупредить вас, что я почти еще не занимался научной стороной деятельности Обсерватории – а ведь она скорее всего и представляет наибольшие трудности. Пока что я ограничивал свои интересы административной и техническими службами.

Новость явно не обрадовала Маклорина; сейчас он был похож на крошечный вулкан, готовый к извержению; предотвратить катастрофу можно было только одним способом.

Садлер встал, подошел к двери, быстро ее открыл, выглянул наружу и снова закрыл. Этот – намеренно мелодраматичный – спектакль лишил директора дара речи; тем временем Садлер обогнул стол и щелкнул тумблером коммуникатора.

– Вот теперь можно и поговорить, – начал он. – Очень не хотелось, но деваться, похоже, некуда. Скорее всего вы таких штук еще не встречали.

Ошеломленный, никогда прежде не сталкивавшийся с подобной наглостью директор увидел перед собой белую, совершенно чистую пластиковую карточку. Неожиданно на ней появились – чтобы тут же снова исчезнуть – фотография Садлера и короткий печатный текст.

– А откуда она взялась, – спросил он, немного придя в себя, – эта самая Планетарная разведка? Никогда о такой не слыхал.

– Так и должно быть. – Белая карточка спряталась в кармане Садлера. – Организация у нас довольно молодая, и она совсем не рвется на первые страницы газет. Как ни печально, сотрудники Обсерватории сильно заблуждаются относительно смысла моей работы. Говоря откровенно, мне безразлична эффективность вашей организации, и я полностью согласен с тем, что бессмысленно расписывать научные исследования по графам приход-расход. Но легенда получилась хорошая – или вам так не кажется?

– Продолжайте. – В голосе Маклорина звучало опасное, ледяное спокойствие.

Сцена начинала доставлять Садлеру удовольствие, неприлично выходящее за рамки удовлетворения успешно выполненным служебным долгом. Нет, нельзя позволять себе упиваться властью…

– Я ищу шпиона. – По его голосу можно было подумать, что речь идет о чем-то совершенно будничном, заурядном.

– Вы что – серьезно? Мы же в двадцать втором столетии!

– Я говорю абсолютно серьезно. Не стоит, вероятно, и добавлять, что вы не должны сообщать об этой беседе никому, даже Уагнэлу.

– Чтобы кто-то из наших сотрудников занимался шпионажем? – презрительно фыркнул Маклорин. – Даже подумать об этом смешно.

– Об этом всегда смешно подумать, – терпеливо объяснил Садлер. – Что ничуть не меняет положения.

– А если на секунду предположить, что ваши обвинения имеют под собой хоть какую-нибудь основу – у вас есть догадки, кто же это такой?

– Если бы и были, на этой стадии я не мог бы вам ничего сказать. Однако постараюсь быть предельно откровенным. Мы не уверены, что шпион – кто-то из ваших сотрудников; в пользу этого говорит некий туманный намек, подхваченный одним из наших агентов – но никак не более. Однако наличие утечки информации где-то на Луне несомненно, и я расследую данный конкретный вариант. Теперь вам понятно, почему я выспрашиваю всех с такой дотошностью – стараюсь не выбиваться из роли, и только. К этой роли все уже привыкли, а потому остается надеяться, что и таинственный мистер Икс – если он, конечно же, существует – тоже принимает ее за чистую монету. Кстати сказать, именно поэтому мне и хочется знать, кто на меня жаловался. Такие скорее всего нашлись.