— А если не получится — до автоматизма?

— Получится. Метафора такая: представь себе, что мы идём с тобой по улице и разговариваем о чём-то, но по ходу беседы должны ещё соображать, какая нога должна сначала пойти — левая или правая. Через две минуты нас переклинит. То есть ноги должны сами думать об очерёдности шагов. Соответственно, вот эти базовые конструкции должны работать на уровне спортивного автоматизма.

Прелесть здесь заключается в том, что десятка самых употребительных глаголов плюс предлоги, местоимения и вопросительные слова достаточно, чтобы на этих 40–50 словах получить до 5–8 тысяч комбинаций! А выучить полсотни слов — это не проблема, тут не нужно феноменальной памяти.

То есть первым делом должен включиться механизм геометрической прогрессии: когда ты, добавляя несколько слов, не просто расширяешь свой лексический багаж на несколько единиц, а сразу увеличиваешь количество возможных комбинаций ещё на один порядок.

С этого момента мы фактически получаем возможность уже строить предложения. Когда мы знаем, например, спряжения глагола sapere (знать), можем строить развернутые во времени словосочетания, сложносочинённые и сложноподчинённые. Попробуй.

— Ладно. Только ты сильно не ругайся, если буду ошибаться.

— Мы абсолютно либерально и толерантно, как истинные демократы, относимся к ошибкам. Переведи фразу «Я знаю, почему ты делаешь это».

— Э-э. Io so perche tu fai questo.

— Bene. Хорошо.

— Слушай, ещё часа не прошло, а мы уже так продвинулись!

— Базовые формулы мы и должны были выучить в течение одного часа: это входит в план моего курса.

Постоянно спотыкаясь, я продолжал составлять простейшие предложения — пока без существительных. Конечно, Дима поправлял меня, чтобы ошибка не цементировалась в памяти, но деликатно, никогда не прерывая, давая закончить фразу, и делал это так, что нужные слова выплывали у меня будто сами. Бывают врачи, которые ставят уколы так безболезненно, что их не замечаешь. А на меня стало накатывать чувство огромного облегчения и освобождения. И — щенячья радость, что можно лепить ошибки одна на другую, оставаясь безнаказанным.

Всю мою сознательную жизнь в многочисленных редакциях я был орфоэпическим тираном и грамматическим деспотом — поскольку отдельные коллеги с упорством, достойным лучшего применения, звОнили, лОжилии говорили квАртал. И приходилось особо грамотным вывешивать на стене все спряжения глагола класть. А звОнящимталдычить, что в слове не должно быть вони. Сколько сотрудников выли от моей публицейской грамотности, сколько я собственных нервов извёл! Находились даже наглые плюралисты, которые настаивали, что квАрталнадо говорить, когда речь идёт о части города, а квартАл— если слово употребляется в значении «четвёртая часть года». С такими я принципиально бился об заклад. Немало водки выиграл я на этих пари, да толку — как квакали, звОнилии лОжилив прошлом веке, так это делают и сейчас.

А тут вдруг у самого — праздник непослушания правилам и сплошные ошибки! Я чувствовал себя ребёнком, делающим первые шаги. Но когда падал, то не плакал, а смеялся.

Поделился ощущениями с Дмитрием.

— Скажу больше, —заметил мудрый гуру.  — Если взрослые начнут убедительно внушать ребёнку, что он ходит неправильно, у него просто может пропасть желание пытаться ходить дальше. Вот в чём беда. Здесь примерно та же ситуация. Ходи — падай. Ходи — ещё больше падай! Но ещё больше ходи! И не заметишь, как побежишь.

На волне быстрого успеха я стал требовательным.

— Когда же мы будем учить существительные? — спросил я Петрова тоном Паниковского, пристающего к Бендеру: «Когда же мы будем делить наши деньги?»

— А по ходу всего процесса.

После этого он предложил, не заботясь уже о базовых конструкциях, которые мы довели до автоматизма, развивать темы. И для начала взять самые элементарные — то, о чём люди говорят чаще всего: о себе, о семье, о своих интересах, о работе.

— Mi chiamo Vadim — меня зовут Вадим, — старательно складывал я кубики-слова в предложения, не веря, что мелодия языка, казавшаяся прежде недоступной, льётся из меня. Из меня! — Io sono giornalistа — я журналист. Io lavoro in un giornale — я работаю в газете.

В тот первый день мы ещё выучили счёт, а в самом конце — шлягер Тото Кутуньо:

С этой песней проблем не было — усвоил быстро: с плейбоем Кутуньо, ныне престарелым, можно сказать, молодость прошла, да и теперь он частенько в Казахстан прилетает с концертами: здесь его ещё помнят.

В этот день я надумал расширить методику Петрова. Он ведь говорил: язык должен входить через глаза, уши и сердце. А я решил — ещё и через рот. То есть — через вкусовые рецепторы. Закупил на ужин вино Chianti, сыр Mozzarella, итальянскую pasta. Дима рацпредложение оценил. В качестве музыкального фона я поставил диск раннего, середины 1960-х, Челентано. Даже мне, на втором дне освоения итальянского, уже многое было понятно.

Если б вы знали, какая это по содержанию попса — российская отдыхает! Под итальянское вино, закуску и музыку дело пошло еще более споро.

На этом уроке добавили прилагательные, то есть описание качества, с их системой сравнения: bello (красивый)— piu bello (красивее)и т. д.

Далее взяли список самых употребительных по принципу частотности прилагательных: их десятка три. Например, названия цветов:

сolore— цвет(это элементарно, по-английски будет colour),

bianco— белый(ну, тут что ж запоминать, или я martini biancoне пил?),

rosso— красный, nero— чёрный( rossoneri— так же называют игроков «Милана» из-за красно-чёрной формы),

azzurro— синий(ага, вот тебе и squadra azzurra, сборная Италии, играющая с синих цветах),

verde— зелёный(в Уффици видел картину Боттичелли «Primavera» — «Весна»),

giallo— жёлтый(зацеплю как «жало», осы с пчёлами тоже ведь жёлтые), grigio— серый(почти английское grey),

marrone— коричневый(красивое слово, чем-то на говно похоже, таким мы его и запомним).

Затем — качества, которые лучше всего запоминаются парным образом:

bello (хороший) — cattivo (плохой): cattivoзапомню по созвучию с «гад», grande (большой)— piccolo (маленький): в банках маленькие огурчики продаются, пикулиназываются,

lungo (длинный)— corto (короткий): эта пара созвучна английской long — short,

alto (высокий)— basso (низкий): в английском altitude— высота, а бас— низкий голос,

intelligente (умный)— stupido (глупый): здесь и запоминать нечего.

— Ну вот, — подбадривает меня Петров,  — теперь с помощью прилагательных ты уже можешь описывать — человека хотя бы. Попробуй сказать: «У меня есть высокий, красивый и умный друг, который хорошо работает и зарабатывает много денег».

— Это ты, что ли, высокий умный друг?

— Допустим… Мы же условились говорить о том, что знаем.

— …А зарабатывать мог бы и больше.

— Ладно, прикольщик, переводи давай.

— Много буков — не осилю.

— Осилишь — я помогу.

С запинками и подсказками, потея и кряхтя, я выдал своё самое длинное на текущий момент итальянское предложение: