Усов побежал к следующей машине, а танк Воробьева завел дизель и двинулся вслед за другими боевыми машинами, которые веером расползались по лесу. Примерно через полчаса они выбрались из леса на открытое пространство и остановились, чтобы наметить дальнейший маршрут. В наушниках командира экипажа сначала было тихо, но скоро зазвучали позывные трех или четырех пилотов, которые вели параллельный поиск с воздуха. По их торопливым переговорам стало ясно, что колонна пока не обнаружена. Воробьев после некоторого раздумья решил двигаться по направлению к реке Псел.

Около двух часов пополудни, когда экипаж порядком устал от бесцельного блуждания по пыльным проселкам, на волне авиаразведки прозвучал совсем другой, более энергичный голос. Он доложил неведомому «Роману», что разыскиваемые «букашки» наконец-то обнаружены в квадрате 28 – 16 и ему удалось с трех заходов поджечь две из них, но шквальным ответным огнем из пулемета подбит сам и идет на вынужденную посадку.

«Фрицы уходят по проселочной дороге в сторону Синьково или, может быть, Алешкино, короче говоря, в сторону реки», – прохрипел голос пилота и исчез из эфира. Александр Васильевич торопливо открыл свой потертый планшет и отыскал на карте деревушку с названием Синьково.

– Да мы совсем недалеко от этой деревушки, – сказал он. – Еще километра три, не больше, а в двух километрах от нее переправа. Очень удобное место для засады.

Он выглянул из башенного люка и осмотрелся по сторонам. Где-то вдали надсадно ревела тяжелая артиллерия, и черные клубы дыма от горящей солярки и взрывов, поднимаясь на юге, постепенно сливались в одно громадное грозовое облако.

– Заводи мотор, мужики, – скомандовал он, опустившись на свое сиденье. – Егор, рули налево, к деревцам на холме. Если мы успеем раньше немцев оседлать Алешкинскую переправу, то им хана.

Заскрежетав гусеницами, танк пополз на пониженной передаче к холму, за которым протекала река. Командир высунулся из люка и внимательно осматривал окрестности, чтобы не пропустить появления немецкой автомотоколонны. Наконец подъем закончился, и танк замер на заросшей орешником вершине холма. В бинокль командир хорошо видел на противоположном берегу деревню Алешкино и деревянный мост, ведущий с выступающей в реку отмели на эту сторону. Присмотревшись повнимательнее, он заметил, что настил моста у противоположного берега реки сильно поврежден.

– Смотри, Федор, а переправа-то разбита вдребезги. Посмотри-ка туда, – он передал бинокль заряжающему, также вылезшему по пояс из башни.

– Да, точно; наверное, бомба в мост попала, а то и две, – ответил тот. – Нам там точно не проехать.

– Немцы, немцы, да вон же они! – завопил механик-водитель, указывая на проселочную дорогу, которая, огибая холм, где они стояли, шла к переправе.

Колонна состояла из шести или семи мотоциклов с колясками, за которыми мчался громадный легковой автомобиль совершенно необычного вида. Черный корпус машины без дверей и боковых окон размещался на странном шестиколесном шасси. Немцы еще не видели, что мост, к которому они так стремились, разрушен, и неслись к реке, за которой, как им казалось, их ждало спасение.

– Ну все, засранцы иноземные, попались, – злорадно пробормотал Александр Васильевич, спускаясь во чрево танка. – Заряжай, – приказал он Федору, а сам взялся за рукоять башенного пулемета. – Покажем фрицам, где живут большие красные раки. Полный вперед!

Заревел дизель, и БТ-7, набирая скорость, помчался с холма вниз, отрезая немецкой колонне единственный путь к отступлению. Поневоле снизившие скорость мотоциклисты выскочили на мост и только тут увидели, что настил разрушен и проехать на другой берег реки невозможно. После секундного замешательства они начали разворачиваться, но въехавший в этот момент на мост черный автомобиль перекрыл им дорогу. И, видимо, в ту же минуту кто-то из немцев увидел несущийся на них с холма танк.

– Огонь, – скомандовал Александр Васильевич и, держа мост в перекрестии прицела, начал бить короткими очередями из пулемета.

Грохнула пушка. Но посланный второпях снаряд, никого не задев, разорвался в камышах, довольно далеко от моста. И в этот драматический момент танкисты стали свидетелями странной сцены. Вначале они подумали, что черный автомобиль даст задний ход и попытается уйти обратно по той же дороге, пока танк лавирует среди ям и крутых откосов на склоне холма. Но произошло нечто, прямо противоположное. Приплюснутая многотонная машина внезапно рванулась вперед, ударом бампера сбросив в воду один из мотоциклов, и резко затормозила только у самого пролома, примерно на середине моста. Из ее кабины выскочили два человека в черной форме, и тут же, видимо, повинуясь их командам, все мотоциклисты разом прекратили огонь и бегом бросились к остановившейся у пролома машине. Не ожидавшие такого поворота событий, но ободренные тем обстоятельством, что немцы не разбегаются по камышам, а держатся кучно, танкисты тоже прекратили обстрел и использовали эту неожиданно образовавшуюся паузу, чтобы спуститься с холма на дорогу. Совершая маневр, они на несколько секунд все же потеряли немцев из виду, так как им пришлось свернуть в сторону и двигаться метров сто по довольно глубокой промоине. Когда же они вновь поймали в прицел сгрудившихся на мосту немцев, то увидели, что передние колеса черного броневика свесились с настила, а вся немецкая команда, дружно орудуя выдранными из пролома бревнами, старается сбросить машину в воду. Озабоченный тем, как бы не упустить столь благоприятный для удачного выстрела момент, Александр Васильевич, понимая, что у него в запасе всего несколько секунд, крикнул водителю:

– Стой, Федя!

Танк резко замер. Противников разделяло не более двухсот метров, и промахнуться на таком расстоянии было невозможно. Немцы, видя поворачивающееся в их сторону башенное орудие, отчаянно нажали на бревенчатые рычаги, и автомобиль круто накренился над рекой.

Дав заряжающему еще мгновение на наводку, лейтенант Воробьев выдохнул:

– Oгонь!

Снаряд взорвался в самой гуще немцев. В воздух взлетели обломки досок, части тел и военной амуниции. В то же мгновение, видимо получив дополнительный толчок, бронеавтомобиль съехал с настила, тяжело накренился и, заваливаясь на крышу, плавно, словно в замедленной съемке, рухнул в воду. Мгновение стояла оглушающая тишина, которую тут же вспорол грохот обоих танковых пулеметов.

Все было кончено в считанные секунды. Расстреляв по два диска и видя, что никто из немцев не подает признаков жизни, танкисты решили сходить на разведку. Они достали автоматы и выбрались наружу. Прячась за кустами, они приблизились к мосту. Осмотрев тела, они убедились, что все немцы мертвы. Но удивительно, что все без исключения трупы были в офицерской форме, русских солдатских сапогах и без каких-либо знаков различия. Лейтенант Воробьев приказал своим подчиненным быстро их обыскать. Однако ни у кого из немцев не оказалось не только каких-то документов, но даже пустяковой бумажки. Только у одного, лежавшего у изрешеченного пулями мотоцикла, человека в черной эсэсовской форме, во внутреннем кармане френча Александр Васильевич обнаружил прямоугольную серебряную табличку с выгравированными на ней несколькими рядами букв и цифр.

Танкисты скинули трупы в реку. Туда же они скатили и приведенные в негодность мотоциклы. Еще раз осмотрев изуродованное полотно моста и толкнув напоследок ударом сапога в зеленую воду реки соскочивший с автомобильного колеса никелированный колпак с отчеканенной на нем «мерседесовской» звездой, лейтенант Воробьев посчитал задачу выполненной и приказал возвращаться к своей машине. Отъехав от места боя примерно на километр, они замаскировали танк под кронами буйно разросшихся прибрежных деревьев, после чего устроили себе небольшой, но несомненно заслуженный отдых. Вволю накупавшись в теплой мутноватой воде и закусив, чем Бог послал, танкисты двинулись в обратный путь, так как время шло к вечеру и следовало поторапливаться. И тут судьба приготовила им новое, но как впоследствии оказалось, спасительное испытание. В сумерках танк напоролся на вкопанный в землю рельс и порвал правую гусеницу. Поняв, что вернуться до полуночи они не успеют, лейтенант Воробьев, невзирая на запрет, попытался связаться со штабом батальона по радио, но безрезультатно. Разводить костер было рискованно, так как можно было привлечь внимание ночных бомбардировщиков. Поэтому пришлось ремонтировать гусеницу в темноте при свете единственного, довольно слабого фонарика. На рассвете, вконец измученные и ожидающие хорошего нагоняя за опоздание к контрольному сроку, они на всех парах примчались на оставленную вчера лесную просеку, но родного батальона там уже не застали. Некоторое время они невесело размышляли о том, что дальше предпринять, но тут на просеке показался знакомый почтальон из их полка.