Рядом с офисом шерифа, на крыльце магазина, его окликнул Джулиан Говард.

— У меня есть кое-что для вас, — сказал Говард. Он порылся в кармане, и Роб Джей услышал тяжелое бренчание больших монет. Говард протянул ему серебряный доллар.

— Не стоило торопиться, мистер Говард.

Но тот сунул монету ему в руку.

— Хочу отдать долг, — злобно заявил он, и Роб взял монету, не став напоминать ему, что долг составлял полтора доллара, если считать лекарства, которые он оставил пациентке про запас. Говард уже невежливо отвернулся.

— Как себя чувствует ваша жена? — спросил Роб.

— Намного лучше. Вы уже ей не нужны.

Это была хорошая новость: значит, доктору не придется пускаться в долгий и трудный путь. Вместо этого он отправился на ферму Шрёдеров, где Альма приступила к осенней уборке — в этом году раньше, чем в предыдущем; очевидно, все ребра у нее были целы. Затем он проведал Донни Бейкера: мальчика все еще лихорадило, а покрасневшая плоть ноги выглядела так, что ситуация могла повернуться в любую сторону. Роб не мог сделать ничего, кроме как сменить повязку и дать больному настойку опия, чтобы унять боль.

С этого момента и без того мрачное и унылое утро стало еще мрачнее. Последний визит он нанес на ферму Гилберта, где нашел Флетчера Вайта в ужасном состоянии: глаза у него были тусклыми и смотрели в никуда, худое старое тело тряслось от кашля, каждый вдох давался ему с трудом и причинял боль. «Ему же было лучше», — прошептала Сьюзи Гилберт.

Роб Джей знал, что у Сьюзи семеро по лавкам и куча работы по дому; она слишком рано перестала насыщать воздух паром и давать больному горячее питье, и Робу хотелось выругать и встряхнуть ее. Но когда он сжал ладони Флетчера, то понял, что старику недолго осталось жить, и последнее, чего ему хотелось, это внушить Сьюзи мысль, что отец умер именно по ее недосмотру. Он оставил им немного крепкого тоника Маквы, чтобы облегчить состояние Флетчера, и понял, что запасы тоника подходят к концу. Он много раз видел, как она варит его, и думал, что знает все его немногочисленные, простые и натуральные компоненты. Теперь ему придется готовить настойку самому.

По расписанию он должен был провести вторую половину дня у себя в медпункте, но, когда вернулся на ферму, там царил хаос. Сара была белее мела. Луна, не проронившая ни слезинки на похоронах Маквы, горько рыдала, а все дети были напуганы. Пока Роб Джей отсутствовал, пришли Морт Лондон и Фриц Грэм, его официальный заместитель, и еще — Отто Пферзик, специально приглашенный для данного случая. Они наставили ружья на Идет Поет. Морт объявил индейца арестованным. Затем они связали ему руки за спиной, привязали веревкой к луке седла и увели прочь, словно вола на привязи.

— Вы совершили ошибку, Морт, — сказал ему Роб Джей.

Морт Лондон чувствовал себя не в своей тарелке, но упрямо покачал головой:

— Нет. Мы думаем, что, скорее всего, именно этот здоровый сукин сын убил ее.

Когда Роб Джей был в офисе шерифа несколькими часами ранее, Лондон ничего не сказал ему о своем намерении ворваться на территорию его фермы и арестовать его работника. Что-то здесь было не так; случай Идет Поет напоминал болезнь без ярко выраженных симптомов. Доктор обратил внимание на местоимение «мы». Он знал, кто такие эти «мы», и чувствовал, что Ник Холден надеялся каким-то образом сколотить себе политический капитал на смерти Маквы. Но Роб старательно сдерживал порыв гнева.

— Серьезную ошибку, Морт.

— Есть свидетель, который видел большого индейца на той самой поляне, где ее нашли, незадолго до того, как это произошло.

Неудивительно, напомнил ему Роб Джей, ведь Идет Поет работает у него на ферме, а лес вдоль реки — ее часть.

— Я хочу внести залог.

— Мы не можем установить залог. Мы должны дождаться, когда сюда прибудет окружной судья из Рок-Айленда.

— Сколько времени на это уйдет?

Лондон пожал плечами.

— Одно из хороших нововведений англичан — это надлежащая правовая процедура. Предполагается, что и у нас она есть. Мы не можем торопить окружного судью из-за одного индейца. Пять, шесть дней. Может, неделя или около того.

— Я хочу повидаться с Идет Поет.

Лондон встал и провел его в карцер с двумя камерами, примыкавший к офису шерифа. Помощники сидели в тускло освещенном коридоре между камерами, держа ружья на коленях. Фриц Грэм, похоже, получал удовольствие от происходящего. Отто Пферзик выглядел так, словно ему очень хотелось сейчас оказаться на своей мельнице и делать муку. Одна из камер была пуста, в другой находился Идет Поет.

— Развяжите его, — коротко бросил Роб Джей.

Лондон медлил, и Роб Джей понял: они боятся приблизиться к своему заключенному. Над правым глазом у Идет Поет наливался большой синяк (от удара прикладом?). Он был таким огромным, что самим своим видом внушал страх.

— Впустите меня туда. Я сам его развяжу.

Лондон открыл замок, и Роб Джей вошел в камеру.

— Пьяванегава, — произнес он, положив руку на плечо Идет Поет и назвав его настоящее имя.

Он зашел за спину индейца и стал дергать за узел на стянувшей его запястья веревке, но узел был слишком туго затянут.

— Придется резать, — сообщил он Лондону. — Дайте мне нож.

— Черта с два.

— Тогда ножницы, они у меня в сумке.

— Это тоже оружие, — проворчал Лондон, но позволил Грэму принести ножницы, и Роб Джей перерезал веревку. Он растирал запястья Идет Поет и, внимательно глядя ему в глаза, повторял, словно разговаривая со своим глухим сыном: — Коусо вабескиупоможет Пьяванегава. Мы — братья из одной Половины, Длинноволосых, Киисо-кви.

Он не обращал внимания на удивление, насмешку и презрение в глазах белых, слушающих его с другой стороны решетки. Он не знал, что из сказанного им Идет Поет понял. Глаза саука были темными и угрюмыми, но когда Роб Джей посмотрел в них, то увидел, что их выражение меняется, в них что-то вспыхнуло, но что — он не мог знать наверняка: возможно, ярость, а возможно, намек на возвращение надежды.

В тот же день он привел Луну повидаться с мужем. Она переводила допрос, который вел Лондон.

Допрос, похоже, совершенно сбил Идет Поет с толку.

Он сразу признал, что тем утром был на поляне. Время ходить в лес за припасами на зиму, сказал он, глядя на человека, который заплатил ему за эти припасы. И он искал сахарные клены, отмечая их в своей памяти, чтобы прийти к ним, когда наступит весна.

— Он живет в том же лонгхаусе, что и погибшая женщина, сказал Лондон.

— Да.

— Он когда-либо занимался с ней сексом?

Луна медлила с переводом. Роб Джей бросил на Лондона тяжелый взгляд, но затем коснулся руки индианки и кивнул, и она задала вопрос мужу. Идет Поет ответил сразу и без каких-либо проявлений гнева.

— Нет, никогда.

Когда допрос закончился, Роб Джей последовал за Мортом Лондоном в его офис.

— Вы можете сказать мне, почему арестовали этого человека?

— Я уже сказал вам. Свидетель видел его на поляне как раз перед тем, как женщину убили.

— Кто ваш свидетель?

— Джулиан Говард.

Роб спросил себя, что Джулиан Говард мог делать на его земле. Он вспомнил звон крупных монет, когда Говард рассчитался с ним за визит на дом.

— Вы заплатили ему за показания, — заявил он так уверенно, словно знал это наверняка.

— Ничего я ему не платил, — покраснев, возразил Лондон, но актер из него был никудышный и изобразить вспышку праведного гнева у него не получилось.

Значит, деньги свидетелю дал Ник, а еще влил в него большую дозу лести и заверений, что он безгрешен и просто выполняет свой долг.

— Идет Поет находился там, где и должен был, потому что работал на моей собственности. Вы могли бы точно так же арестовать меня за то, что земля, на которой убили Макву, принадлежит мне, или Джея Гайгера — за то, что он ее обнаружил.