— Я в этом не понимаю. Никогда не разгадывал сны и никому не поверял то, что сам видел.

— Вот и напрасно... А мне было хорошо-хорошо, словно бы вы — мой жених...

Тут Захар, который сегодня был трезв как стеклышко, и что-то шил на коленях, ловко управляясь с граненой шорной иглой, перебил дочь:

— Настюха! Не испугай молодого господина. Может, он не собирается в ближайшее время жениться, — улыбнувшись, он перекусил суровую вощеную нить.

Но девочка продолжала:

— А я будто бы не я, а госпожа Милодора...

Наверное, Аполлон побледнел в этот миг — каким образом эта маленькая болезненная девочка, только начавшая жить и неискушенная в знании человеческих характеров и поступков, эта мышка, не покидавшая неделями своей норки, сумела рассмотреть тайну его сердца?..

Настя заулыбалась и стала успокаивать его:

— Не пугайтесь... Я часто вижу такие сны — особенно когда болею. Но воду, много воды, видела впервые. К чему бы это?.. Не знаете? — обратилась она к Федотову.

— Нет, детка... Знаю только, что тот, кто понравится тебе, — хороший человек. Поэтому за господина Романова я спокоен.

— Да, он мне нравится...

— Может, у нее опять жар? — подсказал Захар.

—...но он что-то побледнел, — продолжала Настя, не обращая внимания на отца. — Не пугайтесь! Что мои сны!... Как дым!... Вот папеньке не так давно наяву дьявол показался, с копытами и с деньгами, пахнущими козьим навозом. А глаза у дьявола горели огнем и голос был скрипучий, как дужка у нашего старого ведра.

Захар засмеялся:

— Антип говорит, что я пьяный был — вот и привиделось. А я ведь ни в одном глазу...

Федотов велел девочке больше спать и греться на солнце. А отцу ее — чаще варить кашу и добавлять в котелок масло... да на зелень медяка не жалеть... да меньше рассказывать ребенку всякой чепухи. У девочки и без того болезненное воображение — это скажет всякий, кто переговорил с ней хоть пять минут...

Захар, слушая наставления доктора, мыл руки. Потом тщательно вытер их о фартук и достал потрепанную книгу из-под подушки:

— Почитаю ей. Она любит. Некто Пушкин...

Прошел уже месяц с тех пор, как Аполлон поселился в доме Милодоры. Работа его продвигалась, и он отнес Черемисову пять первых эклог [7]. Издатель был доволен и почти без правки отправил тексты в набор. Расплатился, как всегда, книгами.

За это время Аполлон сдружился с Милодорой. И все больше удивлялся широте ее познаний. Поначалу ему казалось, что Милодора намеренно выводит разговор на те темы, которые знает, о которых читала с утра, и потом блещет знаниями, но когда заговорил с ней о другом, о третьем, убедился, что был не прав. Милодора с легкостью поддерживала разговор на любую тему. Беседы с ней доставляли ему истинное удовольствие... Порой, дабы не попасть впросак, приходилось Аполлону в значительной мере изощрять свой ум. Но как бы он ни изощрял его, он ни на секунду не забывал, со сколь красивой женщиной общается. И за возможность быть с этой женщиной рядом, наслаждаться ее красотой и обаянием часто благодарил Создателя...

Подружился Аполлон и с Настей. Не однажды встречал ее во дворе, где девочка по настоятельному совету доктора Федотова прогревала на солнышке легкие. Она не пропускала ни один солнечный день.

Настя, в отличие от детей многих других петербургских ремесленников и артельщиков, умела читать. Специально для нее Аполлон выписал из «Одиссеи» несколько сюжетов и оформил их в виде сказок. Настя была от этих сказок без ума и читала их на заднем крыльце, на солнышке,— а теплый весенний ветерок тихо перебирал страницы и шелестел ими.

К середине мая в доме появился еще один жилец. О нем Аполлону рассказала Устиша (Аполлон девушке нравился очень, но она старалась быть ненавязчивой)...

Звали нового жильца Карнизов, и он был офицер. Но в каком полку служил — то трудно разобрать человеку неискушенному, той же госпоже Милодоре. Ведь у мундира всякого полка свои внешние отличия: цвет воротника и отворотов, галуны, обшитые шнуром обшлага; совершенно особые поясные шарфы... Офицер — и офицер; этого вполне было достаточно, чтобы уже сложить кое-какое мнение о человеке... Как говорится, встречают по одежке...

Аполлон слушал рассказ горничной вполуха.

... Но в доме офицер Карнизов появился с некоторой странностью. Не ударила рында — отвязалась бечева от языка. Поэтому дворник Антип и не сразу услышал вошедшего, проспал. Каркнула ворона... Оказывается, ворона сидела в клетке. У Карнизова не было с собой никаких вещей, кроме этой клетки... Милодоре не понравилось ни то, что отвязалась бечева от языка рынды, ни клетка с вороной, ни сам офицер — круглолицый, молчаливый, с запавшими в глазницы внимательными (с каким-то даже пронизывающим холодным взглядом) глазами. Но офицер спрашивал про зал. Он прочитал в афишке, что сдается в этом доме целый купольный зал. А его любимой птице необходимо было пространство. И Карнизов готов был неплохо платить за зал.

Новый жилец сулил хороший доход, и Милодора посчитала необходимым прикрыть глаза на странную привязанность этого офицера к птице — не к веселой канарейке, не к сладкоголосому соловью, не к говорящему попугаю, не к скворцу... а к вороне, ничем не примечательной, отвратительной на вид, пугающей даже вороне...

Карнизов изволил сразу же осмотреть зал. А осмотрев, уже не захотел уходить. Зал был просторный и светлый. Карнизов выпустил ворону из клетки и несколько раз громко хлопнул в ладони. Испуганная птица моргнула черно-сизым глазом, взлетела под потолок, облетела люстру, смахивая с нее крылом пыль, и уселась на багетный карниз-Офицер был доволен. Он расхаживал некоторое время от стены к стене, скрипя начищенными ваксой сапогами и осматривая пыльные углы. Мельком глянул в окно, на мощенную брусчаткой улицу, на чугунную ограду, провел рукой по панели и, брезгливо скривившись, сдул с пальцев пыль...

«Здесь еще не убрано, — сказала госпожа. — Зал давно не используется ни по назначению и... никак...»

«Кар-р-р!...» — хрипло и как бы простуженно отозвалась сверху ворона, и помет ее звучно шлепнулся на подоконник.

Карнизов улыбнулся и сказал, что вещи его подвезут позже, а пока он хочет отдохнуть. Госпожа Милодора, Антип и горничная вынуждены были покинуть зал.

Госпожа Милодора призналась позже, что у нее почему-то стало тяжело на сердце в тот миг. Пока Устиния толкла ей в ступке сухой корень валерианы, Антип не удержался от того, чтобы заглянуть в зал через замочную скважину. Очень любопытно было старику, что делает этот странный офицер в неубранном зале. Господин Карнизов в задумчивости прохаживался туда-сюда и чистил нос. Потом он вдруг повернулся к двери и погрозил в ее сторону пальцем — будто почувствовал, что за ним смотрят. Но Антип все смотрел. Тогда Карнизов схватил какую-то тряпку с диванчика и, скомкав, швырнул ее в дверь — точно в замочную скважину. Старику Антипу запорошило пылью глаз. Антип потом еле проморгался, целый вечер ворчал и наконец дал себе обещание больше в замочную скважину не заглядывать...

Устиния говорила, что у господина Карнизова неприятные глаза — непонятного цвета и блестящие; говорила, что заглянуть Карнизову в глаза никак не удается — он имеет обыкновение прятать их. Зато когда ты на него не смотришь, он так и разглядывает тебя, — словно прикасается чем-то липким — это так и чувствуешь; когда Карнизов смотрит на тебя сзади, почему-то кажется, что подол твоей юбки (простите меня Бога ради, Палон Данилыч!) задран, — возможно, это и называется «раздевать взглядом». Другие горничные девушки тоже не в восторге от этого жильца.

Господин Карнизов явно немногословен. Он больше глядит, нежели говорит. Больше спрашивает, — если вдруг заговорит, — а когда, в свою очередь, к нему обращаются с вопросами, отмалчивается. О себе ничего не рассказывает...

— Зато новый жилец очень заинтересовался этим крюком в вашей комнате, — у Устиши был цепкий глаз, и если она что-то подмечала, то это, как правило, соответствовало действительности.