«Шестоперов не захотел мне говорить, за что его побили, значит, он полез в чужой кувшин за сметаной.

Гончаров-Шмаков ко мне не стал обращаться на Шестоперова своими средствами. Как видно, очень

убедительно, если тот прибежал ко мне.

За криминальные действия есть наказания, но потерпевший о своих потерях не говорит, да и другая сторона

ничего не скажет, попробуй разберись, кто из них прав, а кто нет. Я из разговора с Шестоперовым узнал два

важных момента. Первый — то, что Шестоперов не работает и не забросил свой промысел, а второй — то, что

Зиновьев с Гончаровым-Шмаковым поддерживает дружеские отношения и сотрудничает. Интересно, как далеко у

них зашло сотрудничество?» — подумал он.

Не откладывая в дальний ящик, он вызвал капитана Малышева и поручил ему во всем разобраться и

доложить.

Оставшись один в кабинете, Чеботарев, недовольный беседой с Шестоперовым, как бы оправдывая себя, подумал:

«Если бы ко мне пришел честный гражданин и подробно рассказал мне о постигшем его горе, разве я в силу

своих сил и возможностей отказал в помощи? Конечно нет!

Заискивать перед таким типом, как Шестоперов, я тоже не собираюсь, тем более угождать, чтобы нравиться».

Уже на другое утро капитан милиции Малышев подробно сообщил Чеботареву причину конфликта между

Шестоперовым и Гончаровым-Шмаковым, не упустив факта оплеухи, полученной Шестоперовым от жены

«честного» труженика.

Выслушав информацию Малышева, Чеботарев, засмеявшись, произнес:

— Вот я и подумал: с чего вдруг неисправимый Шестоперов вздумал сотрудничать с нами? Даже его

задубелое скотское самолюбие взыграло после полученного унижения от женщины.

— Действительно, он получил удар там, где не ожидал, — улыбнувшись, согласился с ним Малышев.

Глава 57

Тридцатипятиградусная жара в Москве, где коробки зданий служили ветру барьером, накалившийся асфальт

дорог и выхлопные газы транспортных средств еще более отрицательно действовали на человека, вынуждая его

в полуденный зной прятаться в домах.

На улицах и дорогах были те жители и гости Москвы, которые куда-то спешили, смиряясь с необходимостью

преодоления известных им трудностей, но эти заботы касались не всех.

Душман вместе с Арбатом, сидя в своем служебном кабинете ресторана «Надежда», ведя непринужденную

беседу под потоками охлажденного кондиционером воздуха, не спеша попивали из хрустальных фужеров

баварское пиво, которого у них было в холодильных камерах неограниченное количество.

В ресторан они переоборудовали помещение бывшей общепитовской столовой, которую купили на аукционе

за относительно небольшую сумму — полтора миллиона рублей.

Все предполагаемые конкуренты до начала аукциона были предупреждены его парнями, а наиболее

строптивые — физически обработаны, а поэтому, когда цена помещений и оборудования поднялась до полутора

миллионов рублей и ее назвал Душман, то желающих испытывать судьбу и конкурировать с ним среди

претендентов не нашлось.

Так Душман стал владельцем прибыльного дела, где только штат официантов был раздут в два раза, тогда

как другие категории рабочих ресторана сокращены. Работа официантов, а это были одни смазливые, миловидные женщины, находилась под контролем старшего официанта Ларисы, подруги Лесника, которая

пользовалась у Душмана полным доверием и поддержкой.

Быстрое качественное обслуживание клиентов в ресторане под звуки развращенного вниманием посетителей

оркестра, а также выборочное удовлетворение эротической прихоти клиентов официантками на стороне, за

солидное вознаграждение, под строгой охраной «таксистов», очень скоро дали свои результаты.

О ресторане «Надежда» в столице распространилась молва, к ней, конечно, приложил руку Душман, как о

порядочном заведении, где не бывает драк, где посетители — порядочные люди, умеющие пристойно вести себя

в обществе, где можно неплохо провести время, отдохнуть.

Для господ, имеющих солидные суммы денег и желающих их потратить, но боявшихся за свою безопасность, ресторан «Надежда» отвечал по всем показателям.

Став бизнесменом, Душман от руководства своей бандой не устранился полностью, но большую часть

текущих вопросов перепоручил своей «правой руке» — Арбату.

Ранее принадлежавший им кооператив они прибыльно реализовали, а штат специалистов взяли переводом в

свой ресторан. Налаженные с совхозами, колхозами, арендаторами, нужными людьми контакты исключали

перебои в снабжении ресторана продуктами.

Строгая, можно сказать, даже жесткая дисциплина, поддерживаемая иногда с помощью физического

воздействия в отношении провинившихся, оправданно высокая заработная плата заставляли служащих работать

как единый механизм, дорожить своим рабочим местом, где после работы они могли купить себе домой продукты

по льготной цене.

Так подробно мне пришлось остановиться на деятельности ресторана «Надежда» для того, чтобы

впоследствии больше к этому не возвращаться. Беспечность, благодушие, удовлетворенность собой были

написаны невидимым художником на лицах Душмана и Арбата, которые, развалившись в глубоких мягких

креслах, наслаждались жизнью.

Отпив из фужера пиво, взяв из сейфа свой фотоаппарат, Арбат стал заряжать его новой пленкой.

Наблюдая его умелые действия и дождавшись, когда он положил фотоаппарат в футляр и закрыл, Душман

язвительно заметил:

— И не надоело тебе с ним возиться, фотографировать, проявлять, что, у нас некому такой чепухой

заниматься?

— Что поделаешь! Мое хобби, такая работа мне не в тягость, а в удовольствие, — признался Арбат. —

Вспомни, сколько раз мои снимки помогали нам в деле.

— Я не против твоего хобби, — сдался Душман, — но предупреждаю, чтобы наших парней не

фотографировал.

— Что я, себе враг? — согласился Арбат, вновь бережно положив фотоаппарат в сейф.

Став вором в законе и заняв в преступном мире подобающее ему место, Душман стал очень осторожным. Без

глубокого анализа и обдумывания ситуации он практически перестал принимать любые решения. Для работников

милиции он стал недосягаем. Не являясь исполнителем криминальных проявлений, тем самым не попадая в

милицейские оперативные сводки, не фигурируя ни в каких документах, он по многим преступлениям мог дать

исчерпывающую информацию, так как к ряду преступлений был причастен, другие были совершены по его

указанию.

Чтобы привлечь Душмана к уголовной ответственности, работникам милиции надо было добиться признания

не только исполнителя преступления, но и тех его соучастников, которые передали ему указание Душмана по

цепочке сверху вниз.

После осторожного предупредительного стука в дверь в кабинет зашел администратор ресторана, который, обращаясь к Душману, сказал:

— Тарас Харитонович, коллекционер Церлюкевич Семен Филиппович меня капитально забодал, опять

просится поговорить с вами.

Лицо Душмана от ярости стало кумачовым. Он сердито бросил:

— Скажи этому охламону, что если он еще ко мне припрется, то я ему ноги наизнанку выверну. — И, обращаясь к Арбату за сочувствием к себе, сообщил: — По его наводке у меня дома менты сделали шмон, а

теперь он набрался наглости, приперся ко мне, хочет, наверное, оправдаться и сказать, какой он хороший. —

Потом, вновь повернувшись к администратору, добавил: — Скажи ему, какой я добрый, другой за его подлянку

давно пустил бы в распыл.

— Делать нам сейчас нечего, по такой погоде не разгуляешься, может быть, побеседуешь с ним, все время

быстрее пролетит, — посоветовал Арбат.

Подумав и успокоившись, Душман, обращаясь к администратору, соизволил:

— Ладно, черт с ним, веди, но скажи ему, что могу не утерпеть и набить ему харю.

В кабинет зашел мужчина лет пятидесяти, среднего роста, худощавый, с редкой шевелюрой седеющих волос, одетый в серые брюки, рубашку с коротким рукавом и сандалии.