– Брат Оттар! – позвал седобородый верзилу. – Ее высочество позаботится о брате Кае, а ты должен помочь мне. Здесь полно обломков клинков – мне нужны те, что подлиннее. И еще – крепежные латные ремни. Нужно изготовить несколько шин…

– Убивать людей куда как проще, чем их вразумлять, – проворчал северянин, проводя пальцем по лезвию топора, покрытому зазубринами, но не испачканному кровью. – Они нас разорвать пытались, а мы теперь на царапинки им дуем.

– Хороши царапинки, – усмехнулся старик, глядя, как Оттар собирает сломанные клинки в охапку, будто дрова. – Ты так здорово обработал этих несчастных, что, если им не оказать сейчас помощь, они вряд ли уже придут в себя… А мы не можем допустить, чтобы по нашей вине гибли люди. Наш Долг – защищать людей, а не убивать их… Поэтому я и создал фантомов – когда понял, что этих ратников удастся остановить, только убив или сильно покалечив.

– Зато коней теперь – сколько угодно, – сказал Оттар, ссыпая к ногам старика груду клинков, – целый табун. Да и откормленные какие… В ближайшем городе за них хорошо заплатят. Только собрать их надобно. Это я быстро – вряд ли они очень уж далеко удрали… А эвона – штук пять по степи рыщут…

– Не нужно брать с собою больше того, что ты сможешь без труда унести, – наставительно произнес седобородый. – Всегда избегай обузы в долгой дороге.

Он выпрямился, мелко ступая, медленно повернулся вокруг своей оси, точно выглядывая нечто, кому-то другому невидимое. Затем дважды замысловато свистнул.

Менее чем через четверть часа на опушку со всех четырех сторон стали сбредаться оседланные кони, волоча за собой поводья и привязанные к лукам седел, но слетевшие от дикой скачки мешки с провизией.

– Хэх! – мотнул головой Оттар и тут же сморщился – видно, плеснулась в ушибленной его черепушке боль. – Слушаются они тебя… – сказал, потирая затылок, – а ведь, считай, первый раз видят…

Старик усмехнулся. Поднял голову и свистнул еще раз – свистом свирбяще-тонким, от которого у Оттара противно заныло в ушах. Северянин моргнул, огляделся по сторонам и вдруг охнул, уставился в сторону леса. Оттуда, двигаясь редкими и короткими прыжками, показался заяц. Потом еще один. Потом еще… Зверьки подбирались к людям осторожно, но, казалось, без особого страха. Старик свистнул еще раз. Зайцы – будто их вытянули плетью – с визгом бросились обратно в лес.

– Этому не учат в Укрывище! – звонким от обиды голосом воскликнул верзила.

– Этому учит старый Аша, что живет на Грязном пастбище, у берегов Горши, – сказал седобородый старик. – Жаль, что у тебя не хватило времени навестить его.

– Жаль, – согласился Оттар.

Пока старик накладывал первую шину, верзила отошел, чтобы подобрать еще ремней. Торопливым шагом вернулась из леса принцесса. Кроме пучка травы она несла еще и несколько сухих сучьев, между которыми были воткнуты лоскуты седого прошлогоднего мха. Переломав сучья и поставив их пирамидкой, Лития обложила образовавшуюся пирамидку мхом. Затем сняла с пояса огниво. И опытный лесной охотник не смог бы разжечь костра так же быстро, как сделала это золотоволосая принцесса. Более года прошло с тех пор, как она вынуждена была бежать из Дарбионского королевского дворца. Куда подевалась та испуганная девчонка, не умевшая не то что разжигать костры, а даже самостоятельно затянуть корсет? Странствия с рыцарями Братства Порога и обучение в Укрывище на Туманных Болотах полностью изменили принцессу. Можно было смело ставить золотой гаэлон против конского копыта, что во всех Шести Королевствах не найдется особы королевской крови, способной превзойти Литию в бою без оружия или на мечах, в искусстве врачевания травами или умении выживать в безлюдной местности… Впрочем, все эти навыки были лишь частью тех знаний, которые приобрела принцесса за те долгие месяцы, когда путь в родной дом был для нее закрыт.

Все трое действовали сосредоточенно и слаженно. В котелке над костром уже закипало варево из тщательно растертых стеблей голубиной травы, оставался лишь один раненый, которому следовало наложить повязки и шины. Тогда сэр Оттар вновь нарушил молчание.

– А долговязый-то, – проговорил он, имея в виду, вероятно, бежавшего с поля сражения эльфа, – отменной гадиной оказался. Будь на нашем месте кто-нибудь другой, этого кого-нибудь толпа одуревших болванов вмиг затоптала бы. А то на каждом углу только и слышишь, как людишки славословят Высокий Народ. И эльфы – вона какие, оказывается… Правильно брат Кай тогда, в Дарбионском дворце, вломил им по первое число! А вот тех ребят, которые брату Каю в Болотной Крепости тем случаем в глаза тыкали, привести бы сюда… Поглядели бы – на тех, за кого заступаются! Ишь ты: не понравилось, как ему прекословят!

– Высокий Народ так же подвержен страстям, как и люди, – ответил седобородый. – Нельзя судить обо всем народе по одному только его представителю. А этого эльфа нельзя судить за один только его поступок. Мы сражаемся лишь с теми, кого наш Кодекс велит считать врагом рода человеческого. А из того, что мы знаем о Высоком Народе, нельзя утверждать, что они – враги. В конце концов именно эльфы встали на сторону брата Эрла в войне с Константином. Именно они предотвратили гибель тысяч и тысяч людей. Следовательно, нельзя полагать врагами тех, кто принес человечеству великое благо.

Раненый, которому накладывали шину на сломанную руку, вдруг очнулся. Сверкнув налитыми кровью глазами, он зарычал и попытался укусить Оттара за палец. Верзила проворно отдернул руку и тут же закатил очнувшемуся оплеуху, от которой тот снова лишился чувств.

– Чтоб не дергался, – пояснил Оттар укоризненно взглянувшему на него старику, – ему же добро делаешь, а он тебя зубами тяпнуть норовит!

Седобородый рыцарь усмехнулся.

– Совсем непросто разглядеть, – сказал он, – что есть благо, а что – худо. Где истинный враг, а где – всего лишь фантом.

Парселис по прозвищу Сверчок три последних года был занят тем, что обучал стихосложению самого герцога Циана – одного из богатейших аристократов королевства Крафия. К концу обучения герцог преуспел в высоком искусстве настолько, что его поэме рукоплескала сама ее величество королева Крафии Киссиария Высокомудрая. Правда, при дворе шептались, что восторг ее величества был обусловлен не столько талантом Циана, сколько ларцом с драгоценностями, который герцог преподнес своей королеве вместе с поэмой. Но, как бы то ни было, на следующий же день после того, как строки, сочиненные герцогом Цианом под чутким руководством Парселиса, прозвучали в тронном зале Таланского королевского дворца, придворные менестрели во все лопатки принялись перекладывать поэму на музыку, а сам Циан решил, что в услугах Парселиса более не нуждается. Парселис же – не будь дурак – разуверять Циана в этом не стал. А наоборот: со светлыми слезами радости на глазах сообщил герцогу о том, что высшее счастье для настоящего поэта – это когда ученик превосходит своего учителя. Поэтому и получил в награду за трехлетние свои труды немалый кошель золота и в придачу звание капитана одной из приграничных застав, что располагалась на окраине обширных владений герцога. Вверяя в руки поэта крепость с гарнизоном в сотню воинов, окрестную деревеньку с двумя десятками крестьян, Циан рассуждал следующим образом: если человек способен понять и прочувствовать то, что неизмеримо выше всяких земных проблем, то уж разрешить эти самые проблемы для него не составит никакого труда. Кстати сказать, в Крафии подобного рода случаи ни у кого удивления не вызывали. Все потому, что вот уже долгие века правители этих земель всеми силами поддерживали статус своей страны – как самой просвещенной из всех Шести Королевств. Нигде, кроме как в Крафии, нельзя было найти столько университетов, библиотек, обсерваторий и магических лабораторий. Крафийские ученые, историки, поэты и маги – если им вдруг взбредало в головы покинуть родину – легко находили себе место при дворе любого из соседних государств. За исключением, пожалуй, княжества Линдерштерн: давнего и лютого врага страны.