– Ну что ж, очень хорошо.

Обычно очень тонко чувствующий других людей, Гай сейчас, похоже, не ощутил, как покоробила нас его книга. Он улыбнулся:

– Возможно, этот год является провозвестником наступления эры чудес. Я слышал, некий польский ученый напечатал книгу, в которой доказывает, что не Солнце вращается вокруг Земли, а наоборот. Я уже попросил своего друга привезти мне экземпляр. В новом, тысяча пятьсот сорок третьем году мы можем оказаться на пороге нового мира.

– Вы знакомы со многими чужеземными торговцами? – с любопытством поинтересовался Роджер.

– Мы, кто выглядит и говорит иначе, чем остальные, должны держаться друг друга, – с невеселой улыбкой ответил Гай.

Он принес нашу одежду, а Роджер оставил на столе плату за консультацию. Гай пообещал, что лечебные вкладки в башмаки будут готовы не позже чем через пару недель. Роджер еще раз горячо поблагодарил Гая за помощь, и мы распрощались. Как только дверь захлопнулась, он стиснул мою руку.

– Не могу передать, насколько я благодарен тебе за то, что ты привез меня к доктору Малтону. Я твой должник навек!

– Какие могут быть долги между друзьями? – с улыбкой ответил я. – Рад, что сумел тебе помочь.

– Правда, можно было бы обойтись и без книги про разрезанные трупы, – пробормотал Роджер, когда мы отъезжали.

Двигаясь вверх по Баклсбери, мы доехали до Олд-Бардж, старинного здания времен Генриха III. Длинный особняк был превращен в переполненный жильцами доходный дом. Именно тут жили Барак и Тамазин.

– Послушай, Роджер, ты не будешь возражать, если здесь мы с тобой расстанемся? – спросил я. – Мне нужно кое-кого навестить.

Он посмотрел на дом и скептически вздернул бровь.

– Надеюсь, не какую-нибудь дешевую шлюху? Я слышал, здесь их хоть отбавляй.

– Нет, тут живут мой клерк и его жена.

– А я тогда отправлюсь повидаться со своим новым клиентом.

– Что за дело?

– Еще не знаю. Поверенный прислал мне письмо и сообщил про своего клиента, у которого в Саутуорке возник какой-то имущественный спор. Клиент слишком беден, чтобы оплатить услуги барристера, но стряпчий утверждает, что дело интересное, и спрашивает, не возьмусь ли я за него безвозмездно. Все это пока звучит весьма расплывчато, но я обещал подъехать и встретиться с клиентом.

– Кто поверенный?

– Человек по имени Нантвик. Я прежде никогда не слышал о нем, но сейчас так много этой публики, рыскающей по судебным корпорациям в поисках любой, даже самой мелкой работы. – Роджер плотнее запахнул накидку. – Впрочем, нынче слишком холодно для верховых поездок. Отправлюсь-ка я лучше домой и в спокойной обстановке отпраздную конец своих страхов.

Он развернул лошадь, но придержал ее. Воздух был холодным и густым от древесного дыма.

– И где только потерялась весна? – спросил он, махнул мне рукой на прощание и растворился в ночной темноте.

Я спешился и пошел к освещенным окнам Олд-Бардж.

Я посещал жилище Барака еще в дни, предшествовавшие его женитьбе на Тамазин, и до сих пор помнил, какая именно из некрашеных дверей с улицы вела к нескольким ветхим квартирам, на которые был разделен старый, полуразвалившийся дом. Поднимаясь в кромешной темноте по немилосердно скрипучим ступеням, я неизменно испытывал ощущение, что все это жалкое сооружение вот-вот обрушится.

Я помнил жилище Барака как типичное логово молодого холостяка: горы грязных тарелок на столе, разбросанная по полу одежда и мышиный помет по углам. Поэтому я обрадовался, когда он сообщил, что после свадьбы они переберутся в маленький домик, расположенный где-то возле Линкольнс-Инн. Но впоследствии им пришлось отказаться от этого плана, к моему великому огорчению: Олд-Бардж был совсем неподходящим местом для молодой девушки, особенно столь домовитой, как Тамазин.

На втором этаже я постучал в дверь их каморки. Через минуту дверь приоткрылась, и я увидел головку с аккуратной прической, золотистым абрисом выделявшуюся на фоне света горевшей внутри свечи.

– Кто там? – нервно спросила женщина.

– Я, мастер Шардлейк.

– Ах это вы, сэр! Добро пожаловать.

Тамазин распахнула дверь, и я вошел в большую комнату, служившую одновременно столовой, спальней и гостиной. Повсюду была видна заботливая женская рука: везде царила чистота, тарелки вымыты и аккуратно сложены в старом обшарпанном буфете, кровать тщательно заправлена. Но в комнате пахло сыростью, а на стене по периметру окна бежали дорожки черной плесени. Было видно, что ее пытались оттереть, но плесень возвращалась снова и снова. Барака дома не было.

– Не желаете присесть, сэр? – Тамазин указала на стул возле стола. – Могу я взять вашу накидку? Барака, видите ли, нет дома.

– Нет, накидку я, пожалуй, оставлю. Я, гм, ненадолго.

На самом деле в комнате, где не горел огонь, было так холодно, что я не испытывал ни малейшего желания раздеваться. Я сел и принялся разглядывать Тамазин. Она была очень привлекательной молодой женщиной двадцати с небольшим лет, с высокими скулами, большими голубыми глазами и полными губами. До замужества она гордилась тем, что никогда не отказывала себе в хорошей одежде, теперь же на ней было бесформенное серое платье с застиранным белым фартуком, а ее светлые волосы скрывал большой чепец домохозяйки. Она радостно улыбнулась, но от меня не укрылось, что ее плечи ссутулились, а глаза потухли.

– Давненько я вас не видела, сэр, – проговорила она.

– Почти полгода. Как поживаете, Тамазин?

– О, весьма хорошо. Какая жалость, что нет Джека!

– Это не важно. Я отводил друга на консультацию к доктору Малтону, а на обратном пути проезжал мимо и решил заглянуть к вам.

– Не желаете ли кружечку пива, сэр?

– Желаю, но мне, пожалуй, пора отправляться.

Я знал, что нарушаю правила приличия, находясь с ней наедине.

– Нет, сэр, не уходите! Ведь мы же с вами старые друзья.

– Надеюсь, что так.

– Мне сейчас очень нужна добрая компания.

Она отошла, налила в кружки пива из кувшина, стоявшего в кухонном шкафу, принесла их к столу и села на стул, стоявший напротив меня.

– Доктор Малтон сумел помочь вашему другу?

Я сделал глоток пива, оказавшегося, к моему удивлению, приятно крепким.

– Да. Мой друг вдруг стал без видимых причин часто терять сознание и решил, что у него приключилась падучая, но, как оказалось, у него какие-то нелады с ногами.

Тамазин улыбнулась – тепло, как в старые добрые времена.

– Представляю, какое облегчение он испытал!

– Это точно. Сейчас, небось, пляшет от радости, невзирая на неправильные ноги.

– Доктор Малтон – хороший человек. Ведь это он спас вас, когда позапрошлой зимой вы заболели лихорадкой.

– Да, я обязан ему жизнью.

– А вот моему бедному маленькому Джорджи он помочь не сумел.

– Я знаю.

Она смотрела на пустое место у дальней стены.

– Он родился мертвым, мертвым лежал в своей маленькой колыбельке, которую мы сделали сами и поставили вон там. – Женщина перевела на меня глаза, полные боли. – Потом я не хотела, чтобы Джек убирал колыбельку. Мне казалось, пока она здесь, какая-то частица Джорджи тоже остается с нами. Но ему было невыносимо любое напоминание об этой потере.

– Приношу извинения за то, что я не пришел повидать вас после этой трагедии, Тамазин. Я собирался, но Джек сказал, что вам лучше побыть наедине друг с другом.

– Я была сама не своя. Джек не хотел, чтобы вы видели меня такой. А вы? Как ваше здоровье, сэр?

– Весьма удовлетворительно, – улыбнулся я. – Много работаю и процветаю, в том числе и благодаря вашему Джеку.

– Он просто восхищается вами, сэр. Все время рассказывает о том, как мастер Шардлейк выиграл то или иное дело, «обнаружив новые доказательства и опрокинув все бастионы противника».

– Правда? – Я рассмеялся. – Мне действительно кажется, что иногда он смотрит на меня как на полководца.