Мысленно она уже завладела пергаментом и находилась на пути домой. Но где теперь ее дом? Вернуться в Страсбург Афра не могла. Кто знает, жив ли еще Ульрих фон Энзинген. В Ульме следовало опасаться, что ее обвинят в соучастии в убийстве жены архитектора или даже в колдовстве. Нет, Афре следовало начать новую жизнь в каком-нибудь месте, где никто ее не знает, где судьба будет к ней благосклоннее. Она не знала, где это. Знала только, что пергамент поможет ей определиться.
От волнения Афра задрожала всем телом, когда подумала, что могло случиться с книгами, которые вез из Страсбурга в Монтекассино Гереон Мельбрюге. Она знала превратности долгого пути по собственному опыту. Наконец девушка не выдержала и выскользнула из-под одеяла. Встала, облачилась в мужское платье — грудь она скрыла под платком, который обмотала вокруг тела.
Вскоре на постоялый двор за Афрой пришел брат Иоганнес. Он уже прочел «Радуйся», побывал на заутрене и, казалось, был в хорошем расположении духа. С востока осеннее небо уже освещалось первыми лучами солнца. Пахло влажной листвой.
— Кое-что покажется вам, возможно, странным, — заметил монах-алхимик, когда они шли к монастырским воротам. Защищаясь от холода, он прятал руки в рукава.
— Это вы еще вчера говорили, брат Иоганнес!
Монах кивнул.
— Я не могу сказать вам всю правду. Все равно вы не поймете. Скажу только: не каждый человек, одетый в рясу, который встретится вам в монастыре Святого Бенедикта, — монах. И не каждый, кто представляется богобоязненным, угоден Богу на самом деле.
Загадочные слова алхимика рассердили Афру:
— В таком случае вы — вовсе не бенедиктинец?
— Во имя святого Бенедикта и его добродетельной сестры Схоластики, я — бенедиктинец, да поможет мне Бог!
— Тогда я не понимаю вас, брат Иоганнес.
— Это и неудивительно, господин Илия, пока что неудивительно.
— Вы не могли бы объяснить немного подробнее?
Алхимик вынул правую руку из рукава и приложил палец к губам — они приближались к монастырю. Афра удивилась: в воротах было два входа. Один вел налево, второй направо. Но в то время как правая дверь была открыта, левая была заперта. Брат Иоганнес пригласил Афру следовать за собой, направо.
Брат Иоганнес прошел мимо стриженного налысо привратника, критически оглядевшего пришедших из своего арочного окна, и направился по открытому крестовому ходу. Понять первоначальное предназначение этого хода было трудно. Колонны и арки были большей частью разрушены. Лежали сложенные для дальнейшего использования тесаные камни.
Справа, там, где крестовый ход менял свое направление, узкая дверь вела на винтовую лестницу. Много раз обернувшись вокруг своей оси, они попали на верхний этаж, откуда можно было заглянуть во внутренний двор. При этом Афра обратила внимание на непреодолимую каменную кладку, повторявшую извилистый рисунок реки в Малой Азии и делившую комплекс зданий на две части.
И прежде чем Афра успела спросить, каково назначение этого разделения, брат Иоганнес схватил ее за руку и потащил дальше, словно он очень торопился. Афра мерзла. Но не из-за холодного воздуха раннего осеннего утра — обрушившиеся камни развалин монастыря заставили ее содрогнуться, они привели ее в непонятное волнение. В отличие от больших соборов к северу от Альп, устремленная в небо архитектура которых заставляла чаще биться даже сердца неверующих, пришедший в упадок монастырь Монтекассино производил удручающее и жуткое впечатление.
Быстро и молча они достигли наконец входа в библиотеку. На каменной балке над входом было написано: «SAPERE AUDE». Заметив вопросительный взгляд Афры, монах пояснил:
— Бойся быть мудрым. Это одно из крылатых изречений римского поэта Горация.
На троекратный стук им открыл бородатый грустный библиотекарь, быстро оглядевший посетителей, и поспешно скрылся среди книжных стеллажей, источавших спертый запах.
— Брат Маурус! — прошептал монах-алхимик Афре. — Он немного со странностями — как и все, кто проводит свою жизнь среди книг.
Они вместе отправились на поиски библиотекаря, который так внезапно скрылся среди книг.
— Брат Маурус! — тихо позвал алхимик, словно опасаясь, что от громкого голоса книги могут попадать. — Брат Маурус!
Спустя некоторое время они услышали раздавшиеся вдалеке шаги, и, словно призрак, из книжного лабиринта появился хмурый библиотекарь. Увидев его, Афра невольно задалась вопросом: почему библиотекари обязательно должны быть старыми и грустными? Отец всегда утверждал обратное: благодаря книгам остаешься молодым и счастливым — так говорил он и именно поэтому научил ее читать и писать.
— Меня зовут Илия, мой отец был библиотекарем у графа фон Вюрттемберга, — представилась Афра. Она ожидала, что брат Маурус отнесется к ней так же недоверчиво, как и монах-алхимик поначалу, но, к ее великому удивлению, черты лица библиотекаря оживились; приложив усилия, можно было даже увидеть на его лице улыбку, когда он хриплым голосом отозвался:
— Я хорошо помню библиотекаря графа фон Вюрттемберга! Высокий, статный мужчина, очень начитанный и ученый, в самом настоящем смысле этого слова. — Маурус замолчал и недовольно взглянул на брата Иоганнеса. Можно было подумать, что библиотекарь что-то имеет против него, да так оно и было.
Брат Иоганнес коротко попрощался и, уходя, обратился к Афре:
— Если вам понадобится помощь, вы найдете меня в лаборатории в подвале, напротив дороги к зданию.
Едва тяжелая дубовая дверь закрылась за собратом, как библиотекарь, ядовито произнес:
— Пусть даже это идет вразрез с заповедью о любви к ближнему, я не люблю его, терпеть не могу. Он весь лжив, как змей Лукавого, а его наука — начало безбожия на земле. Как вы вообще с ним встретились, господин Илия, — кажется, так вас зовут?
— Правильно, меня зовут именно так. А брата Иоганнеса я встретил случайно по пути в Монтекассино.
Афре показалось, что библиотекарь сверлит ее взглядом. Прищурившись, он медленно оглядывал собеседника с ног до головы, и Арфа забеспокоилась, что он разгадал ее маскарад.
— Господин Илия, — задумчиво повторил брат Маурус, словно это имя о чем-то напомнило ему. — А как поживает ваш отец? — вдруг спросил он. — Он ведь уже не молод?
— Мой отец давно умер. Упал с лошади и умер.
— Да ниспошлет Господь вечный покой бедной его душе. — Подумав, Маурус продолжил:
— А вы, должно быть, унаследовали его должность, молодой господин?
После того как брат Маурус сам подсказал ей ответ, Афра внезапно решилась изменить первоначальный план.
— Да, — подтвердила она слова бородатого бенедиктинца, — я тоже библиотекарь, хотя я еще молод и мне не хватает опыта, так нужного в этом деле. Но, как вы знаете, эту профессию не изучить, как теологию, медицину или математику. Только опыт и многолетнее общение с книгами могут сделать из несведущего человека опытного библиотекаря. Так, по крайней мере, считал мой отец.
— Мудрые слова, господин Илия! И вы, наверное, хотите пополнить свои познания?
— Так и есть, брат библиотекарь. Мой отец часто говорил о вас и ваших знаниях. Он считал, что если и есть человек, способный его чему-то научить, то это брат Маурус из монастыря Монтекассино.
Старик хитро засмеялся. Он громко каркал, да так, что едва не подавился. И, немного успокоившись, хрипло воскликнул:
— Фарисей! Вы — фарисей, господин Илия! Хотите подлизаться медовыми речами ради собственных целей. Никогда ваш отец не говорил обо мне таким образом. Он был тертый калач, хотя и очень умный. Он выкупил у меня за пару вшивых дукатов целую повозку книг, которые, как он утверждал, ничего не стоят или которых у нас по две или по три. Я поверил ему и предоставил выбирать. Монастырь находился на грани разорения и был рад каждому дукату. Не только кельи монахов, но и самое большое собрание книг в христианском мире были открыты всем ветрам и непогодам, потому что у монастыря обвалилась крыша. Не раз нам приходилось сметать снег с фолиантов. Аббат Алексиус велел продавать книги, которые были не очень важны для жизни монастыря. Алексиус отчасти был прав — кому нужна вся эта груда знаний, изъеденная влагой и плесенью настолько, что остаются только обложки? Так вашему отцу помогла сама судьба и моя неопытность. И только много лет спустя, когда я приводил библиотеку в порядок, по спискам книг мне стало понятно, что ваш отец купил у нас лучшие фолианты. Поэтому мне сложно представить себе, что он мог так отзываться о моих способностях.
