Женская фигура, стоявшая у портала, тут же бросилась Афре в глаза. Это была Гизела. Можно было подумать, что она кого-то высматривает. Прошло немного времени, и с левого берега канала подошел человек в черной мантии. Его одежда не была похожа на одежду священника или монаха, скорее на одежду приличного студента.

Насколько Афре было видно издалека, человек в мантии был Гизеле незнаком. По крайней мере приветствовали они друг друга довольно отчужденно. Конечно же, Афре тут же пришла в голову мысль о том, что незнакомец может быть Гереоном Мельбрюге. Но почему на нем эта странная одежда?

Обменявшись несколькими словами, оба прошли через темный портал и исчезли в церкви. Что же это все значит?

Афра поспешно перешла площадь и последовала за ними в церковь. Внутри было темно. На боковых алтарях по обе стороны нефа горело множество маленьких свечек. На каменном полу стояли на коленях, сидели и лежали несколько десятков человек. Они молились. В воздухе витали едкий запах горелого и благочестивое бормотание.

На одной из скамей у бокового алтаря Афра и нашла Гизелу с незнакомцем. Они чинно сидели рядом, словно погруженные в молитву. Афра приблизилась к ним в полутьме и спряталась за колонной в пяти шагах от них — достаточно близко, чтобы слышать, о чем они говорят.

— Назовите ваше имя еще раз, — шепотом сказала Гизела.

— Иоахим фон Флорис, — высоким голосом ответил одетый в черное человек.

— Это не то имя, которое мне называли!

— Конечно, нет. Вы ждали Амандуса Виллановуса.

— Именно. Так его и звали.

— Ему помешали. Вам придется удовольствоваться мной. — Незнакомец закатил рукав и показал Гизеле свою правую руку.

Гизела слегка отодвинулась от незнакомца и взглянула ему в лицо. Она молчала.

— Какие странные у вас имена, — сказала женщина, немного оправившись от ужаса. — Это ведь не настоящие?

— Конечно, нет. Это было бы слишком опасно. Никто из нас не знает настоящего имени другого. Таким образом стираются все следы, которые мы оставили в прошлом. К примеру, Амандус взял себе имя в честь известного философа и алхимика, который вступил в конфликт с инквизицией из-за своих трудов. Он погиб сто лет назад во время загадочного кораблекрушения. Что касается меня, то мое имя — в честь пророка и ученого Иоахима фон Флориса, труды которого были прокляты церковными соборами во дворце Папы римского и Папой в Арлесе. Иоахим учил, что мы живем в третью эпоху человеческой истории, эпоху Святого Духа. Он называл ее Saeculum [18]конца времен. И когда я выглядываю за порог, то думаю, что он был прав.

Некоторое время Гизела молча слушала, что говорил Иоахим. Наконец она спросила таинственного незнакомца:

— Если время человечества подходит к концу, зачем вы охотитесь за пергаментом? Я имею в виду, какая польза вам от него?

Эти слова поразили Афру, как удар молнии. Гизела, которой она едва не доверилась, была приставлена к ней, чтобы шпионить! И в долю секунды выстроилась цепочка мыслей: узор на ткани с перечеркнутым крестом, внезапная готовность Гизелы поехать в Венецию, вместо того чтобы отправиться в Вену, — всему нашлось объяснение. Афра с трудом дышала. Она чувствовала, что ей срочно нужно выйти и вдохнуть воздуха. Легкие словно разрывались. Но она стояла, не шевелясь, вцепившись в колонну, скрывавшую ее от чужих взглядов. Девушка прислушивалась к разговору, практически не дыша.

— Кто может знать, сколько продлится агония человечества? — заметил Иоахим в ответ на вопрос Гизелы. — Вы — нет, я тоже. Да даже тот, чье имя я ношу, не знал точной даты конца света, хотя он предсказывал это в свое время. А это было двести лет назад.

— То есть вы считаете, что, точно зная дату конца света, можно заработать немалый капитал?

Иоахим фон Флорис тихонько рассмеялся. Потом подвинулся к Гизеле поближе. Их головы соприкоснулись, и Афре пришлось напрячь слух, чтобы разобрать следующие слова:

— Я полагаюсь на то, что вы даже намекать никому не будете об этом! Вспомните о Кухлере, вашем муже, — сказал Иоахим фон Флорис.

— Можете мне доверять.

— Так вот: официально мы действуем по поручению Папы Иоанна. Хотя наша организация и враждует с ним, римский первосвященник предложил нам свою помощь. Иоанн — известный дурак. Но он не настолько глуп, чтобы не знать, что изгнанники хитрее всей его курии, вместе взятой. Поэтому он связался с Меланхолосом, нашим primus inter pares, [19]и предложил десять раз по тысяче золотых гульденов, если нам удастся заполучить пергамент и передать ему.

— Десять раз по тысяче гульденов? — недоверчиво повторила Гизела.

Иоахим фон Флорис кивнул.

— Меланхолос, у которого десять лет назад первосвященник отобрал регалии кардинала, был удивлен не меньше вашего. Каждый знает, что Папа Иоанн — сама жадность во плоти. Ради денег он продаст родную бабушку и заключит сделку с дьяволом. Раз он готов, подумал Меланхолос, отдать столько денег за какой-то пергамент, то на самом деле документ стоит намного больше. За тысячу золотых гульденов первосвященник дает титул кардинала вместе с епископством или церковный приход от Бамберга до Зальцбурга. Но ведь Папа предлагает в десять раз больше! Так что теперь вы имеете представление о ценности этого клочка бумаги.

— Святая Богородица! — вырвалось у Гизелы.

— Ее, наверное, он тоже отдал бы в придачу.

— Но что же написано на этом пергаменте? — от волнения Гизела заговорила громче.

Таинственный незнакомец приложил палец к губам.

— Ш-ш-ш, пусть даже люди заняты здесь другими вещами.

Осторожность превыше всего.

— Что написано на пергаменте? — снова спросила Гизела, на этот раз шепотом.

— В этом-то и весь вопрос, на который никто из наших не может дать ответ. Самые умные из нас долго размышляли над этим и выдвинули множество теорий. Но ни одна из них ни на чем не основана.

— Может быть, этот пергамент каким-то образом компрометирует Папу?

— Папу Иоанна XXIII? Не смешите меня! Чем еще можно скомпрометировать это отродье? Все знают, что он зарабатывает свою святость в постели жены своего брата, в то время как тот развлекается с сестрой кардинала Неапольского. Но этого мало, Иоанн еще предается противоестественным наслаждениям с молодыми клириками, а расплачивается он с ними за услуги, назначая их аббатами богатых монастырей. Люди шепотом рассказывают очень занимательные истории о странных наклонностях его преосвященства.

— И вы в них верите?

— В любом случае больше, чем в догму о Святой Троице. Уже само название Троица — это только предположение! Нет, первосвященника уже просто нельзя сильнее скомпрометировать. Скорее я поверю в то, что пергамент открывает тайну какой-то невероятной махинации, в которой речь идет об огромных деньгах, не принадлежащих Папе. Но и это всего лишь предположение.

— Это потому, что никто раньше не видел пергамент?

— Нет. Один из наших видел его. Бывший францисканец, тот, для кого любовь к женщине значила больше, чем проповедование Евангелия, и он стал алхимиком. Звали его Рубальдус.

— Почему «звали»?

— Рубальдус повел себя очень неосторожно. Он решил, что сможет продать свое знание епископу Аугсбургскому, для которого делал множество эликсиров для сохранения потенции… духовной. Похоже, они даже действовали. Позже алхимика нашли заколотым в Аугсбурге.

Прислонившись к спасительной колонне, Афра зажала себе рот руками. Слушая тихую речь отступника, она снова вспоминала последние годы своей жизни. Постепенно все непонятное сложилось в одну мозаику. После всего услышанного Афра была рада тому, что больше не носит пергамент при себе. Слишком уж велик был риск того, что на нее снова нападут и ограбят, как это случилось по дороге в Страсбург. Она могла надеяться только на то, что ничего не подозревающий Гереон Мельбрюге благополучно прибыл в Монтекассино.