Два обескураженных техника-электронщика калили на примусе свои паяльники. Вокруг них валялись перепутанные провода и ломаные стеллажи для инструментов, изувеченные сучьями пандануса, пробившего крышу.

— Извини, пожалуйста, Тесс, — сказали они, — но если нам удастся установить связь с материком к концу недели, то и это будет чудом. А пока нам придется вернуться далеко назад — к дымовым сигналам.

Тесси призадумалась.

— Я не могу рисковать, — сказала она, — Необходимо отправить на материк судно.

Оба техника горько засмеялись.

— Слыхал, чего она хочет? — сказал один другому. — «Летучая рыба» лежит кверху килем, а все другие суда пришвартовались к деревьям посреди острова.

Выслушав эти сообщения, правда, немного — но совсем немного — преувеличенные, Тесси почувствовала себя более беспомощной, чем когда-либо с тех пор, как она, еще совсем неопытная практикантка, получила ужасный нагоняй от сестры-хозяйки. Бедной Тесси оставалось надеяться лишь на то, что никто не заболеет, пока не восстановится связь.

Но к вечеру на одной из многих поврежденных ног, которые ей пришлось врачевать, появились признаки гангрены. А вскоре к ней пришел профессор, бледный и дрожащий.

— Измерь-ка мне температуру, Тесси, — сказал он. — У меня, кажется, жар.

Еще не наступила полночь, а ей уже стало ясно, что профессор заболел воспалением легких.

Весть, о том, что профессор Казан серьезно болен и лечить его нечем, вызвала больше тревоги, чем все убытки, причиненные ураганом. Тяжелее всех переживал известие Джонни.

Ведь остров — хоть он и не очень над этим задумывался — стал для него родным домом, которого он никогда не знал, а профессор заменил ему отца, которого он почти не помнил. Именно здесь он обрел чувство уверенности, к которому так давно и сильно, правда, подсознательно, стремился. Теперь это чувство оказалось под ударом, потому что никто не мог послать радиограмму через каких-нибудь сто миль морского пространства — и такое в век, когда спутники и планеты переговаривались между собой!

Всего лишь сотня миль! А ведь прежде чем попасть на остров, он сам проплыл больше…

Вспомнив об этом, Джонни вдруг понял — совершенно отчетливо, без всяких сомнений и колебаний, — что именно он должен сделать. Дельфины доставили его к острову, пускай теперь проплывут с ним остаток пути до материка.

Он был уверен, что Сузи и Спутник смогут, поочередно ведя на буксире акваплан, преодолеть стомильное расстояние не больше чем за полсуток. Это подведет итог всем тем дням, которые они провели вместе, исследуя окраины рифа и охотясь. Рядом с друзьями-дельфинами он чувствовал себя на воде в полной безопасности. Они угадывали все его желания, даже без коммуникатора.

Джонни вспомнилась одна из их прогулок. Тогда с ними был и Мик. Сузи тащила тяжелый акваплан, на котором сидел Мик, а Спутник буксировал небольшой акваплан Джонни. Так они перебрались на соседний риф, окаймлявший остров Рек. До него было миль десять, и плыли они чуть подольше часа, причем дельфины не спешили.

А вдруг все, что он придумал, дурацкий самоубийственный бред? Посоветоваться можно только с Миком, он единственный, кто поймет. Любой другой островитянин, без сомнения, задержит его, если проведает о таком плане. Что ж, надо отправляться в плавание прежде, чем кто-нибудь узнает.

Мик отнесся к замыслу именно так, как и ждал Джонни. Совершенно серьезно, однако не обрадовавшись.

— Уверен, что это выйдет, — сказал он. — Но ты не должен плыть один.

Джонни покачал головой.

— Я уже думал, — ответил он. Действительно Джонни обдумал и это; в первый раз в жизни он порадовался тому, что так мал ростом. — Помнишь наши гонки? — сказал он Мику. — Много ли раз тебе удалось выиграть? Ты слишком большой и только задержишь нас.

Это была правда, которую Мик не мог отрицать. Даже более сильной Сузи не под силу тащить его с такой же скоростью, какую развивал Спутник с Джонни на буксире.

Потерпев поражение в одном пункте, Мик выдвинул новый аргумент.

— Прошло уже больше суток с тех пор как мы отрезаны от материка. Вот-вот кто-нибудь непременно прилетит посмотреть, что случилось, раз они не имеют от нас никаких известий. И ты будешь рисковать головой понапрасну.

— Это верно, — признался Джонни. — Но чья голова важнее — моя или профессора Казана? Если мы промедлим еще, может статься, что будет слишком поздно. А после такого урагана и на материке много дел. Чего доброго, минет целая неделя, прежде чем очередь дойдет до нас.

— Знаешь, что я тебе скажу, — заговорил Мик. — Давай готовиться, и если к тому времени, когда все закончим, помощь не явится, а профессору не станет лучше — обсудим окончательно.

— Ты никому не скажешь? — с тревогой спросил Джонни.

— Конечно, нет. Кстати, имеешь ли ты представление, где сейчас Сузи со Спутником? Ты уверен, что сумеешь разыскать их?

— Да, сегодня утром они подплывали к пристани, верно, искали нас. Они откликнутся быстро, стоит только нажать клавишу с сигналом «на помощь!».

Мик принялся перечислять по пальцам, что нужно захватить с собой.

— Тебе понадобится фляга с водой, ну, знаешь, плоская, пластмассовая, немного консервов, компас, обычное подводное снаряжение — больше ничего не приходит на ум. Ах да, еще фонарик! Ты не успеешь проделать все путешествие за день.

— Я собирался отплыть около полуночи. Тогда в первую половину пути мне будет светить луна, а берега я достигну днем.

— Ты, видно, хорошо все обдумал, — сказал Мик, неохотно выража свое восхищение. Он все еще надеялся, что план Джонни окажется ненужным — подвернется что-нибудь другое. Но если нет, что ж, он сделает все возможное, чтобы помочь товарищу.

Как все островитяне, мальчики должны были участвовать в аварийном ремонте и почти ничего не успели сделать днем. Да и когда стемнело, многие работы продолжались при неярком свете керосиновых ламп, поэтому Джонни с Миком смогли закончить свои приготовления только поздно вечером.

По счастью, никто не увидел, как они снесли меньший акваплан в гавань и спустили на воду среди перевернутых и разбитых судов. К акваплану было привязано снаряжение и упряжь. Теперь оставалось только вызвать дельфинов и, конечно, убедиться, необходим ли самый отъезд.

Джонни протянул Мику браслет с коммуникатором.

— Попробуй-ка вызвать их, — сказал он. — А я сбегаю в госпиталь. Вернусь минут через десять.

Мик взял браслет и зашел поглубже в воду. На маленькой клавиатуре ярко светились буквы, но Мик не нуждался в надписях, он, как и Джонни, мог бы пользоваться прибором с завязанными глазами.

Мик погрузился в теплую влажную темноту и лег на коралловый песок. Он снова начал колебаться: еще есть время помешать Джонни. Можно не трогать клавиши, пусть коммуникатор молчит… А потом сказать, что дельфины не откликнулись… Все равно они вряд ли приплывут.

Нет, он не обманет друга даже для его блага, даже для того, чтобы он не рисковал жизнью. Оставалась одна надежда: сейчас Джонни прибежит в госпиталь и ему скажут, что профессор вне опасности.

И страшась, что ему придется жалеть о своем поступке всю жизнь, Мик нажал клавишу «на помощь!». Во мраке раздалось слабое гудение. Мик выждал пятнадцать секунд, потом опять нажал клавишу — еще и еще.

А Джонни — тот ни в чем не сомневался. Следуя за лучом фонарика сначала по пляжу, а затем по тропинке к главному зданию, он сознавал, что, может быть, его ноги ступают по Острову Дельфинов в последний раз. Возможно, он не увидит следующего рассвета. Бремя такого решения редко ложится на плечи мальчика его возраста, но Джонни охотно принял его. Он отнюдь не мнил себя героем, просто выполнял то, что считал своим долгом. Он был счастлив здесь, на острове, здесь он жил той жизнью, о какой можно только мечтать. За нее, за эту жизнь, он должен теперь бороться, а если нужно, то и рискнуть собой.

В маленьком госпитале, где год тому назад очнулся он сам — жертва кораблекрушения, полусожженная солнцем, царила полная тишина. Окна плотно затянуты шторами, все, кроме одного. Оттуда струится желтый свет керосиновой лампы. Джонни не удержался и заглянул в освещенную комнату — это была дежурка. Сестра Тесси сидела за письменным столом и писала в большом журнале или дневнике. Вид у нее был вконец измученный. Вот она поднесла руки к глазам. Джонни обмер — сестра Тесси плакала. Если уж эта огромная стойкая женщина доведена до слез, значит, положение безнадежно. У Джонни сжалось сердце — вдруг он опоздал!