— Тишина в зале! Во второй раз повторять не буду!
Судья покраснел от гнева, призывая присутствующих к порядку.
— Ваша честь, — Пью снова понизил голос, — с вашего позволения я попросил бы мистера Декурси на время покинуть свидетельское место. Мне хотелось бы задать несколько вопросов мистеру Блейну.
— Сэр Руфус? — Судья устремил взор на представителя обвинения. В настоящий момент сэр Руфус Фитч не мог ничего поделать. Он кивнул в знак согласия.
Орландо медленно подошел к судейскому столу. Этот человек, занимавшийся обманом в храме искусства, изготавливавший фальшивые копии знаменитых шедевров, обещал говорить правду, всю правду и ничего, кроме правды. Поверят ли ему присяжные?
— Вы Орландо Блейн, до недавнего времени проживавший в Декурси-Холле в Норфолке? — спросил Пью.
— Да, это я.
— Расскажите, пожалуйста, суду, как вы провели последние месяцы.
— Меня наняли, чтобы копировать работы старых мастеров и писать новые картины — или, если вам угодно, фальшивки — в их стиле для продажи богатым американцам.
— Вы с самого начала знали, на кого работаете? — спросил Пью.
— Нет, — ответил Орландо, — но теперь знаю.
— И на кого же?
— Я полагаю, что моими нанимателями были владельцы фирмы «Декурси и Пайпер», сэр, — сказал Орландо Блейн.
— Почему вы так в этом уверены? — продолжал Пью.
— Из-за Тициана, — сказал Орландо. — Его оригинал прислали ко мне в Норфолк. Он был упомянут в каталоге Венецианской выставки, которая проходила в Галерее Декурси и Пайпера. Таким образом, его могли привезти только оттуда. Эскиз портрета Клариссы, леди Ланчестер, якобы исполненный Рейнолдсом, — моих рук дело. Я же написал и картину «Кларисса, леди Ланчестер» в стиле Рейнолдса, затем проданную фирмой «Декурси и Пайпер» одному американцу, миллионеру. Я получил фотографию мистера Блэка с семьей, вырезанную из американского журнала. Мне было велено написать в стиле Гейнсборо или Рейнолдса портрет женщины, похожей на супругу мистера Блэка, изображенную на этой фотографии. Несколько недель назад я уже написал картину — или, если угодно, фальшивку — в стиле Гейнсборо, так что теперь предпочтение было отдано Рейнолдсу. — Произнося слово «фальшивка», Орландо каждый раз слегка вздрагивал, но Пауэрскорт настоял на том, чтобы вещи были названы своими именами. — Я с детства любил Рейнолдса.
— Так-так, — поспешно прервал его Пью, справедливо полагающий, что присяжных едва ли интересует, кого именно из старых мастеров предпочитает его свидетель. — Позвольте мне подытожить ваши слова для уважаемых членов жюри. Живя в Норфолке, вы изготавливали на заказ фальшивые картины в стиле старых мастеров. Вам предъявляли требования — вы их удовлетворяли. Иначе говоря, вы были единственным работником в мастерской по изготовлению фальшивок для фирмы «Декурси и Пайпер». Если бы статья Кристофера Монтегю, о которой мы уже так много слышали, была опубликована, как это повлияло бы на вашу работу?
— Я уверен, это положило бы конец производству фальшивых картин, — сказал Орландо. — Каждую картину, выставленную на продажу в Галерее Декурси и Пайпера, стали бы изучать с лупой. Владельцы галереи просто не посмели бы поддерживать фабрикацию подделок в таком масштабе. Какими бы удачными ни были эти подделки. — Он криво улыбнулся бледной Имоджин, которая сидела в пятом ряду.
— Таким образом, мистер Блейн, — тон Пью был добродушно-ободряющим, — если бы статью опубликовали, поток фальшивок вскоре должен был бы иссякнуть. Но в отсутствие этой статьи маленький золотой прииск на севере Норфолка продолжал бы функционировать: вы по мере своих сил производили бы для фирмы «Декурси и Пайпер» подделки, а они продолжали бы продавать их легковерным американцам за большие, порой прямо-таки огромные суммы — достаточно вспомнить цену, назначенную за Рафаэля, о котором здесь уже шла речь. Пропажа статьи гарантировала дальнейшее обогащение Декурси и Пайпера. Я прав?
— Правы, сэр. — Орландо Блейн осторожно кивнул.
— Вопросов больше нет, — сказал Пью. Сев на место, он как следует глотнул из стакана холодной воды, чуть сдобренной джином.
Сэр Руфус медленно поднялся на ноги. Теперь и ему, представителю обвинения, пришла пора мутить воду.
— Мистер Блейн, — сказал он, глядя на нового свидетеля с явной неприязнью, — сколько вам платили за ваши фальшивки?
Пью знал, что этого не избежать. Вечером накануне заседания он подробно объяснил Орландо, как ему следует отвечать на подобные вопросы.
— Мне ничего не платили, сэр, — ответил Орландо. — Я работал в счет долга.
— Каков был размер долга? И как он появился?
Пауэрскорт думал, что Пью выдвинет протест.
Но адвокат спокойно сидел на своем месте. Видимо, он ждал более подходящего момента для контрнаступления.
— Долг составлял десять тысяч фунтов. Я задолжал эти деньги за игорным столом в Монте-Карло.
Публика снова заволновалась. Репортеры не верили своим ушам. Это звучало слишком хорошо для того, чтобы быть правдой. Некоторые из них уже широко ухмылялись, представляя себе, как великолепно эта история будет выглядеть на газетных страницах. Такого и нарочно не придумаешь!
— Раньше вас когда-нибудь сажали в тюрьму за долги, мистер Блейн? — Тон сэра Руфуса был до предела оскорбительным.
— Нет, — сказал Орландо. Позже он признавался Имоджин, что едва преодолел искушение добавить: «А вас?»
— Вы мошенничали за игорным столом в Монте-Карло? — Сэр Руфус старался как мог.
— Нет, — ответил Орландо, вспомнив, что говорил Пью насчет необходимости сохранять спокойствие в любых обстоятельствах.
— Какие еще преступления вы совершали, мистер Блейн?
— Возражаю, ваша честь, — вскочил на ноги Пью. — Мой ученый коллега пытается опорочить свидетеля.
— Я только хочу выяснить, можно ли доверять его показаниям, — сказал сэр Руфус, глядя на жюри с высокомерием школьного директора. — Человек, который проигрывает в казино чужие деньги, человек, который обманывает любителей живописи, подсовывая им подделки, не может считаться надежным свидетелем.
— Я хотел бы напомнить вам, сэр Руфус, — сказал судья, украдкой бросая взгляд на часы, — что мы рассматриваем обвинение мистера Бакли в убийстве, а не читаем жюри лекции на темы морали. Возражение принято.
Сэр Руфус Фитч сел на место. Интересно, подумал Пауэрскорт, будет ли Пью задавать еще какие-нибудь вопросы? Вражеский корабль, безусловно, пострадал от обстрела. Он весь в пробоинах, однако еще не затонул. Пью снова поднялся на ноги. Он заметил, как судья смотрел на часы. Его поезд должен был отправиться с Ватерлоо примерно через полчаса.
— У меня больше нет вопросов к этому свидетелю, — сказал адвокат. — Я хотел бы еще раз вызвать мистера Декурси, ваша честь.
Эдмунд Декурси неохотно вернулся на свидетельское место. Он был бледен как смерть.
— Мистер Декурси, — сказал Пью, снова пригубив из стакана, — работал ли у вас в галерее до недавнего времени корсиканец по имени Пьетро Морадзини — кажется, он был носильщиком?
— Да, работал, — признал Декурси, гадая, какое направление примет эта очередная атака.
— А работал ли он у вас тогда, когда был убит Кристофер Монтегю?
— По-моему, да. Вскоре после этого ему пришлось вернуться домой.
— Боюсь, мистер Декурси, — поспешно продолжал Пью, понимая, что в любую минуту может последовать новое возражение со стороны сэра Руфуса, — что в нашей стране к корсиканцам относятся с некоторым подозрением. Печально, но факт. Защита навела справки об этом Пьетро Морадзини. — Пью порылся в своих бумагах. Пауэрскорт был уверен, что адвокат прекрасно знает, где находится нужная ему телеграмма. — Вот это, — наконец объявил Пью, вынув из кипы бумаг один листок и подняв его над головой, — телеграмма от начальника полиции города Кальви, одного из крупнейших городов на Корсике. — Он поглядел на присяжных. — Пьетро Морадзини был вынужден покинуть остров из-за вендетты — так называется по-итальянски кровная месть. Он убил человека прямо в городе Кальви. Родственники убитого поклялись ему отомстить. Недавно ему позволили появиться на родине только для того, чтобы похоронить мать. Корсиканцы очень уважают подобные обряды. Но после похорон ему снова придется уехать. Подпись: капитан Антонио Империали, начальник полиции Кальви. — Пью выдержал короткую паузу. — Вы знали, что наняли на работу убийцу, мистер Декурси?
