— Это он? — проследив за ее взглядом, спросил Тоби.

— Нет. Этот парень слишком худой. И он идет с палкой. Папа уже бежал бы сюда.

Человек постоял мгновение, наблюдая за Марго. Потом очень медленно выскользнул из тени и с каждым запинающимся шагом начал все более походить на очень осунувшегося, очень постаревшего Грэма.

Мгновение Марго старалась связать образ мужчины, медленно идущего к ней, с мысленным портретом папы. Я помнила этот момент с такой болезненной ясностью, что у меня едва хватало сил за всем этим наблюдать. Марго столкнулась с рядом пугающих перемен: брюхо Санта-Клауса, широкие плечи и толстые руки мясника за время ее отсутствия исчезли; казалось, Грэм только что преодолел пустыню Сахара. Густые буйные волосы превратились в пригоршню чахлой травы, круглые румяные щеки запали так, что торчали скулы, а в глазах — и это было самым шокирующим — не осталось никакого задора.

— Папа? — все еще не двигаясь с места, прошептала Марго.

Тоби распознал панику в ее голосе. Он перевел взгляд с Марго на человека, шаркающего к ним, протянув руки, и шагнул вперед.

— Вы, я полагаю, Грэм? — бодро спросил Тоби, потянувшись к безвольной руке Грэма и ухитрившись поймать ее как раз в тот миг, когда тот оступился и угодил в объятия Тоби.

Марго поднесла ладони к лицу.

«Теперь спокойнее, — сказала я ей. — Возьми себя в руки, милая. Последнее, что сейчас нужно папе, — это чтобы ты начала заливаться слезами».

Да, то были храбрые слова, потому что я тоже пришла в ужас при виде его. Не из-за физической формы Грэма, а из-за его ауры: свет вокруг его сердца расщепился на десятки прядей, которые опадали и слабо пульсировали, как маленькие кровотечения из открытой раны. Над головой Грэма энергичный фейерверк его ума и созидательности превратился во влажные фитили, медленно наклоняющиеся, словно в тумане.

Верный своему характеру, Грэм одобрительно стукнул Тоби по спине, прежде чем отодвинуть его с дороги и потянуться к Марго. Ее лицо стало влажным от слез, она прижалась щекой к плечу Грэма и крепко его обняла.

— Папа, — прошептала она, вдыхая его запах.

Грэм не ответил. Он всхлипывал в ее волосы.

Дома у Грэма Марго прямиком отправилась в постель, чтобы выспаться после смены часовых поясов, а Тоби принялся исследовать на книжных полках романы Льюиса Шарпа, с фотографией Грэма. Гайя, Бонни, я и двое мужчин сидели у танцующего огня. Мгновение длилось молчание.

— Итак, как вы заставили ее дать согласие? — спросил Грэм.

— A-а, предложение… — Тоби покашлял в кулак. — Ну, я достал кольцо — то был способ достижения цели — и, конечно, задал вопрос всех вопросов…

Грэм слабо улыбнулся. Он наклонился вперед, поставив локти на колени. Я заметила, что его рот слегка перекошен вправо.

— Нет. Я имею в виду — это же Марго. Легче заарканить колибри с помощью лассо, чем превратить Марго в жену, так обычно говаривала моя супруга. Марго всегда была дикой пони. Что же изменилось?

Тоби мгновение-другое поразмыслил над словами Грэма. Я посмотрела на фотографии Марго и Ирины на каминной полке, и мне стало грустно. Я не знала, что папа видел меня такой.

— Ну, сэр, — почесывая бородку, ответил Тоби. — Я знаю, что Марго может производить такое впечатление. Вы попали в самую точку. Но думаю, в глубине души она хочет замужества больше, чем чего-либо другого. Она ведет себя легкомысленно и переменчиво, потому что жизнь научила ее — постоянство означает боль.

Грэм кивнул. Он медленно потянулся к бутылке виски на кофейном столике перед собой и налил им обоим.

— Мне нужно, чтобы вы кое-что знали, — тихо проговорил он.

Настороженный тоном Грэма, Тоби сел напротив него и кивнул. Грэм осушил свой стакан, со звоном поставил на кофейный столик и посмотрел на Тоби.

— Я умираю, — сказал Грэм.

Наступила длинная пауза, пока серьезность произнесенных слов доходила до Тоби.

— Я… Это… Мне очень жаль это слышать, сэр.

Грэм слегка помахал руками из стороны в сторону, словно флагами, сигнализирующими о капитуляции.

— Я хотел поговорить с вами о другом. Это просто прелюдия. — Он откашлялся. — Я умираю и совершенно о том не жалею. У меня где-то там есть жена. Я предвкушаю встречу с ней. Но видите ли, — Грэм подался к Тоби так близко, что тот увидел отблеск каминного огня, танцующий в глазах старика, — я не могу умереть, пока не буду знать, что вы позаботитесь о Марго.

Тоби откинулся назад. Он увидел тревогу на лице Грэма. Теперь все было совершенно ясно. Тоби почесал бородку и улыбнулся. На мгновение тяжесть вести, которую взвалил на него Грэм, исчезла за непреодолимым чувством радости. Я видела: Тоби рад, что Грэма это так заботит. Он был рад ощутить, что Грэм доверяет ему нечто столь драгоценное, как единственную дочь.

В конце концов Тоби дал один лишь ответ, за который мог ручаться:

— Я никогда не отпущу ее. Обещаю.

Огонь угасал. Улыбаясь выбору слов Тоби, Грэм откинулся на спинку кресла и быстро уснул.

Позже, когда Тоби лежал в кровати рядом с Марго, все еще живя по нью-йоркскому времени, он наблюдал, как она спит, и думал о просьбе Грэма. Он потер лицо, уже составляя план, как ей обо всем сообщить. Потом подумал о том, что сказал о ней Грэм. Легче заарканить колибри с помощью лассо, чем превратить Марго в жену.И засмеялся про себя. А затем, неизвестно откуда, вокруг него образовался ледяной барьер. Мы с Гайей переглянулись. Такого толстого барьера мы еще никогда не видели, он был твердым и гладким. Мы наблюдали, как Тоби пристально смотрит на Марго, и я поняла: он очень рискнул, женившись на мне.

Самым огромным, парализующим страхом Тоби было потерять меня, и не только из-за обещания, которое он дал Грэму. Я всегда знала, что он еще маленьким потерял мать, но теперь увидела, что эта потеря наполнила все уголки его души. Она запечатлелась на всех его убеждениях, на его взгляде на мир. Что, если Марго его оставит? Что, если все закончится? Что тогда?

С того мгновения я сосредоточилась на том, чтобы у них все получилось. Я буду петь Песнь Душ каждую минуту каждого дня, если придется. Я буду шептать на ухо Марго обо всех хороших сторонах Тоби, наставляя, как ей нужно поступать, чтобы их брак стал раем, а не чистилищем.

Но кого я дурачила? Откуда я могла знать, как сделать так, чтобы у них все получилось?

Через неделю наступило время уезжать. Марго нехотя и со слезами попрощалась с папой — не в аэропорту, а в дверях дома. Тут он не выглядел таким ослабленным суетой и шумом внешнего мира. Дома Грэм как будто не был таким разбитым, его подбадривало знакомое окружение — живой огонь, фотографии Марго, присутствие Джин, которая дремала, свернувшись в углу.

Однако когда Марго с Тоби появились в Нью-Йорке, их там встретила пара сюрпризов.

1. На прошение Тоби о должности в Нью-Йоркском университете ответили отказом, и занятия, которые он вел, были отменены.

2. Его квартиру над ночным кафе использовали для увеличения площади кафе. То, что раньше было жилой комнатой, теперь превратилось в помещение, заставленное обеденными столами. Пожитки Тоби пошвыряли в картонные коробки и свалили на кухне рядом с морозильником для мяса, так что все его книги и тетради навечно провоняли тухлятиной.

У Марго и Тоби имелось два варианта: переехать к Бобу или переехать к Соне. Соня предложила им верхний этаж своего дома, до тех пор пока Тоби не найдет работу.

Они перевезли все вещи Тоби к Соне, и первые несколько ночей место было довольно уютным. Соня не путалась у них под ногами. Марго продолжала работать официанткой в ирландском пабе, втайне подкапливая четвертаки на еще одну поездку в Англию.

Тоби не спал до раннего утра, куря на балконе, наблюдая за людьми в домах напротив, борясь с худшим из всех последних событий: у него наступил творческий кризис.

Молодой парень перехватил Марго по дороге на работу. Ее недавно исключили из Нью-Йоркского университета — она взяла «академку», говорила она всем, в том числе самой себе, и работала по семь дней в неделю, чтобы накопить на квартиру. Но Марго была одинока, скучала по дому и пребывала в депрессии. Тоби пытался закончить роман в письмах — литературный опус о трагическом герое, который, по иронии судьбы, не может справиться со страхом поражения, — и в то же время искал работу. Он даже попытался устроиться в доки. Ребята в грязных комбинезонах посмотрели на него и велели проваливать. Им не требовался парень, который умеет писать эссе. Им требовался тот, кто смог бы перетащить стофунтовый мешок угля с одного места на другое сотню раз в день.