Три ночи подряд над Калининградом было очень много звёзд. Вызвездило так, как летом не случалось. Стояли тёплые, ясные и самую малость ветреные дни. Состояние воздуха и света было таким, каким я и хотел бы показывать город своим друзьям. Сюда надо приезжать осенью, в погожие дни. Видеть засыпанные упавшими яблоками сады, смотреть, как падают на землю каштаны, блестящие и красивые, которые так и хочется собирать и набивать ими карманы, – что с удовольствием и делают дети.

Я дома всего три дня и наблюдаю, как за окном, прямо на глазах, меняет свой цвет огромный клён. Внизу он ещё совсем зелёный, в середине – жёлтый, а сверху – почти алый. Вечером хорошо слышно, как падают на асфальт грецкие орехи… Сегодня пасмурно, сильный ветер, и пахнет дождём. Но до конца октября обязательно будут прекрасные солнечные дни, и разноцветные листья будут ещё долго радовать…

Меня сегодня удивил один дядька. Дедом его назвать не могу, ему за шестьдесят, но и мужичком не назвал бы, потому что он по-стариковски разговорчив и манеры у него стариковские. Представился он Валерой. И только потом сказал, что он Валерий Николаевич. Я в ответ сказал, что я Евгений Валерьевич, и он предположил, что мой отец, видимо, его ровесник. Угадал. «Тогда многих Валерками называли, одни Валерки, в честь Чкалова. После сороковых никогда уже столько Валерок не было», – сказал он.

Валера большой специалист по всем видам печных работ. Он пришёл починить печь, оценив, что у меня именно печь, не камин. Потому что, по его наблюдениям, а я с ним согласен, люди делают при любой возможности в своём жилье камин, воплощая часто наивные представления об уюте и некие литературно-кинематографические иллюзии… Но именно камином пользуются редко. И стоит этот камин, пылится… и только иногда зажгут его для гостей, чтобы произвести впечатление. А ведь мечтали выпить чего-нибудь у камина, послушать, как трещат дрова… (улыбка).

Но я не про камины, я про Валеру. Валера быстро и толково объяснил, в чём достоинства и недостатки нашей печи, так называемой голландки, то есть традиционной для немецкого дома высокой узкой печки… А потом неожиданно спросил: «Это ты тот самый писатель? А то мне говорили про тебя, а ты не похож». Я сказал, что да, тот самый. Он меня изучил недоверчивым взглядом с головы до ног и обратно, помолчал и заметил: «Я думал, солидный, с бородой, серьёзный… И обязательно пожилой. Не-е, ты совсем не похож!» Я сказал, мол, извините, уж какой есть. Он ещё помолчал, потом спросил: «Значит, ты пишешь и этим деньги зарабатываешь?» Я сказал: «Представляете, зарабатываю!» Он стал расспрашивать, про что пишу, много ли у меня книжек. Я уклончиво ответил, мол, книжки про жизнь, у меня их не очень много, но как раз на жизнь хватает. «Да я вижу, что хватает, – сказал он. – Молодец, что пишешь – и на жизнь хватает».

Потом долго стучал, месил глину, в общем, занимался. Работы ему хватит ещё на пару дней. Но закончив на сегодня и уходя, он спросил: «А подолгу ты пишешь?» Я ответил, что часов по восемь, а то и по десять, как пойдёт. Валера сказал: «Да-а, тяжёлая у тебя работа. – Причмокнул губами, прищурился и посмотрел куда-то в бок: – Я вот тоже однажды решил книгу написать. Мне Серёга, мой напарник, всё говорил: «Валера, напиши книгу, ты такие истории рассказываешь, тебе лучше не печки класть, а книги писать». И я решил попробовать. Начал писать про долгожителей… Ну, там, из Дагестана… Ну, про тех, которые в горах живут. Десять страниц написал за неделю и так устал, что понял: лучше уж печки класть!» Я спросил: «Вы что, в Дагестане жили?» – «Да нет…»

Почему Валера решил писать книгу про дагестанских долгожителей, для меня осталось тайной. Он явно не намерен был больше про это говорить, а я так сильно удивился, что не стал расспрашивать. Он ушёл, а я остался в тихом и весёлом изумлении… Как же всё-таки велика тяга к самовыражению!.. Если уж мужик, который всю жизнь клал печи по деревням и хуторам, а лет пятнадцать тому назад научился класть камины, решил написать книгу, да ещё такого экзотического содержания… Чего уж говорить про интернет! Кто только не берётся за литературу, о чём только не фантазируют «авторы». Но поверьте, я очень хотел бы прочесть те десять страниц, которые написал Валера…

Когда дома шёл ремонт, у нас работал прораб Саша. Он из Орловской губернии, из села, но уже давно живёт в Калининграде. Ему 45. Саша прекрасно знает все виды работ, от сантехнических до сложнейших кровельных. А ещё, несмотря на отсутствие образования, хорошо читает чертежи, владеет строительной техникой, от экскаватора до крана. Однажды я увидел, как он карандашиком довольно лихо нарисовал на бумажке физиономию. Видно было, что карандаш Саша держит привычно. Я поинтересовался, не учился ли он рисовать. «Да где бы я учился у себя в деревне?! – ответил он. – Нет, не учился. Но рисовать люблю и даже рисовал портреты наших деревенских женщин… Поварих рисовал. У них дома, небось, до сих пор висят… И чеканки делал… – Саша подумал и добавил: – В деревне парикмахерской не было, так я всех наших женщин стриг. Им нравилось». Хотел бы я на это всё взглянуть! Мощные таланты проявляются самым неожиданным образом (улыбка).

Печку Валера закончил, но своих писательских тайн и причины своих замыслов не раскрыл, целый день молчал. При этом работал хорошо, тщательно и споро. Видимо, одно другому помеха. Некогда было, наверное, вспоминать о писательском прошлом. Зато печку переложил прекрасно.

Завтра на день полечу в Питер. Пригласили выступить на вручении премии «ТЭФИ». По замыслу режиссёра церемонии, мы с «Бигуди» исполним «На заре».

Однажды я уже был приглашён на церемонию «ТЭФИ» с небольшой речью… Мне предложили выступить с некими словами, обращёнными к работникам телевидения. Традиционно с такой речью выступал Жванецкий, но в тот год он почему-то не мог или отказался… Пригласили меня. Я написал текст, но потом случился Беслан, и получилось так, что приглашали меня в одной стране, а выступать нужно было уже в другой, в стране, пережившей страшную беду. Я это понял и переписал текст, основная мысль которого была… что стыдно перерождаться, стыдно начинать что-то, основываясь на одних принципах, а потом эти принципы утрачивать или вообще забывать о всяких принципах. Я никого в той речи не обвинял. Я говорил о своём разочаровании… В общем, меня тогда попросили не выступать, хотя мой текст в прессу попал, даже без моего ведома.

С тех пор я целый год пробовал участвовать в телевидении: делал на СТС ежедневную маленькую программку, которая длилась одну минуту десять секунд (зато каждый день (улыбка). Не могу сказать, что я понимаю, как делается телевидение, зачем и что движет теми людьми, которые телевидением занимаются. Одно понимаю: в зале на «ТЭФИ» будет много людей, деятельность которых мне непонятна, и я часто ощущаю эту деятельность как что-то нехорошее, даже вредное, а иногда – безнравственное.

Я всегда с огорчением вижу появление на телевидении людей, которые занимались или занимаются чем-то другим. Чаще всего это означает, что человек, которого мы видим регулярно участвующим или ведущим какую-то программу, ничего нового и доброго в своей сфере в ближайшее время не сделает. Это касается всех, от драматических актёров, которые ни с того ни с сего стали кататься на коньках и жонглировать, до ребят из «Камеди клаб», которые расползлись по разным каналам и телевизионным передачам. Когда я увидел Сергея Шнурова в качестве телевизионного ведущего, я удивился и растерялся!.. Я общался с Сергеем, и не раз, видел его на концертах… Он очень, очень интересный, живой, забавный, искренний, настоящий… И какой же он обычный, скучный и необаятельный в телевизоре! Зачем ему это? Что затягивает людей в телевизор? В случае со Шнуром, Веллером и другими деньги мне ничего не объясняют.