— Я, должно быть, заснула на ходу.

— Можно сказать и так.

— Извини.

Приподнялась на локтях.

— Мы говорили об изумрудах.

Холт щелчком отбросил окурок.

— Хватит об этом.

Одним быстрым движением схватил Сюзанну за запястья и притянул к себе, и она, не успев до конца проснуться, оказалась у него на коленях, после чего хищный рот накрыл мягкие губы.

Пока она дремала, невыносимое желание коснуться ее полыхало все сильнее, кровь все больше превращалась в раскаленную лаву. Сюзанна выглядела такой совершенной — настоящая спящая принцесса, нежная кремовая кожа оттенена полумраком, щека покоится на одной руке, вторая откинута в траву.

Холт хотел упиваться этими нежными теплыми губами, почувствовать, как прижимается длинное хрупкое тело, услышать легкий удовлетворенный стон. И свирепо захватил желаемое.

Разоруженная и дезориентированная, Сюзанна забилась в мужских руках, размеренно текущая прохладная кровь понеслась в невероятном темпе, внезапно став горячей, расслабленные сном мышцы теперь натянулись, как струны. Она смогла сделать единственный рваный вздох. Все, что она видела — лицо Холта, темные и опасные глаза, твердый и голодный рот. Потом и это затуманилось, когда настойчивые губы снова припали к добыче.

Сюзанна позволяла агрессору брать все, чего он так отчаянно жаждал, льнула к захватчику под сенью бука, отвечая на каждое требование, упиваясь своей покорностью, даже когда снова закружилась голова. Это не та слабость, с которой следовало бороться, это именно то, что хотелось почувствовать и запомнить.

Выругавшись, Холт уткнулся носом в беззащитную шею, где бешено стучал пульс. Никто и никогда не вызывал в нем таких эмоций. Неистовых и зыбких. Каждый раз, когда его рот впивался в податливые губы, он взлетал на очередной безрассудный край, круче предыдущего. Множество ощущений словно взрезали ножом, каждое острое и смертельное. Хотелось оттолкнуть Сюзанну и уйти до того, как эмоции растерзают на клочки. Хотелось кататься с ней по прохладной мягкой траве, чтобы вытеснить все страдания и утолить пьянящую жажду.

Но Сюзанна обвивала его руками, пальцы беспокойно ерошили волосы, все тело трепетало. Потом невыносимо сладким жестом прислонилась щекой.

— Что будем делать? — пробормотала она и вздохнула, жаждая большего, наслаждаясь ароматом мужской кожи.

— Уверен, мы оба знаем ответ.

Сюзанна закрыла глаза. Для Холта все так просто. На мгновение прильнула к нему, слушая жужжание пчел в цветах.

— Мне нужно время.

Холт положил ладони на узкие плечи и отстранил, чтобы видеть прелестное лицо.

— Нет, я не в состоянии больше ждать. Мы уже не дети, и я устал гадать, на что это будет похоже.

Сюзанна судорожно сглотнула, поняв, что смятение захватило не только ее, но и обжигало сурового нелюдима.

— Холт, если попросишь больше, чем я смогу дать, мы оба окажемся разочарованы. Я хочу тебя.

И затаила дыхание, почувствовав, как затвердели сильные пальцы.

— Но не собираюсь делать очередную ошибку.

Холт прищурил потемневшие глаза:

— Ждешь обещаний?

— Нет, — торопливо выпалила она, — нет, не надо обещаний, но я должна сдержать те, которые дала сама себе. Я приду к тебе, когда буду уверена, что это не только взрыв страсти, а нечто большее, с чем смогу жить дальше.

Потянувшись, погладила по колючей щеке:

— Единственное, за что ручаюсь, — если мы станем любовниками, никогда не пожалею об этом.

У него не было сил спорить, только не сейчас, когда она так на него смотрела.

— Не если, а когда, — поправил Холт.

— Ладно, — кивнула Сюзанна, поднимаясь.

Ноги уже не так тряслись, как она ожидала, сил заметно прибавилось. «Когда», — смаковала Сюзанна. Да, она уже осознала, что это всего лишь вопрос времени.

— Ну, а пока предоставим событиям идти своим чередом. Надо закончить посадку.

— Уже закончена.

Холт тоже встал. Сюзанна осмотрелась по сторонам.

Растения торчат из земли, почта выровнена и удобрена. Там, где раньше громоздились только камни, тонкий, измученный жаждой грунт сейчас был усеян яркими многообещающими молодыми цветами и нежно-зелеными листиками.

— Как?.. — удивилась Сюзанна, проверяя работу Холта.

— Ты проспала три часа.

— Три… — потрясенно оглянулась она. — Надо было разбудить меня.

— А я не разбудил, — просто сказал Холт. — Пора возвращаться домой, я уже опаздываю.

— Но ты не должен был…

— Дело сделано.

Нетерпение мерцало вокруг Брэдфорда.

— Хочешь вырвать эти чертовы штуки и пересадить по-своему?

— Нет.

Изучая ворчуна, Сюзанна поняла, что Холт не столько сердит, сколько смущен. Мало того, что он проявил себя таким милым и заботливым, так еще и потратил три часа, высаживая, — как он их насмешливо называл, — букетики.

И теперь застыл на струящемся солнце, выглядя очень по-мужски сердитым, с очаровательным садом камней у ног, засунув в карманы грубые и умелые руки. Только попробуй поблагодарить меня, казалось, предупреждал Брэдфорд, и я зарычу.

И тут, стоя перед Холтом на скалистом склоне, Сюзанна поняла то, с чем отказывалась мириться, блаженствуя в крепких объятиях. Что трусливо воспринимала только как страсть и примитивное вожделение. Она влюбилась. Не в горячие поцелуи и требовательные ласки. Но в скрытого внутри мужчину. В мужчину, который небрежно ерошил волосы ее сына и отвечал на бесконечные вопросы ее маленькой дочки. В мужчину, который оставил пятна краски на полу в память о своем деде. В мужчину, который высаживал за нее цветы, пока она спала.

Холт неловко переступил под пристальным взглядом.

— Значит так, если снова намерена грохнуться в обморок, брошу тебя там, куда упадешь. У меня нет времени играть в няньку.

И еще больше смутился от медленной улыбки, озарившей прекрасное лицо. Влюбилась и за это тоже… за вспышки раздражения, скрывающие сострадание. Конечно, нужно время, чтобы основательно обо всем поразмыслить. Чтобы привыкнуть. Но пока, в это самое мгновение можно просто упиваться своими чувствами и мечтать о чем-то большем.

— Ты здорово потрудился.

Холт оглянулся на цветы и скорее дал бы отрезать себе язык, чем признался, насколько наслаждался работой.

— Втыкаешь и засыпаешь землей, делов-то, — небрежно пожал плечами Брэдфорд. — Загрузил в пикап инструменты и материал. Мне пора.

— Я отложила заказ Брайсов до понедельника. Завтра… завтрашний день проведу дома.

— Ладно. Увидимся.

Холт направился к автомобилю, Сюзанна встала на колени и осторожно коснулась хрупких молодых саженцев.

В доме у воды человек, называющий себя Маршалом, закончил полный обыск, но мало что из найденного представляло значительный интерес. Отставной коп любил читать и не любил готовить. В спальне — полки с потрепанными книгами, на кухне разнообразные упаковки с запасами продовольствия. В коробке, небрежно брошенной в ящик, — медали, в тумбочке — заряженный пистолет тридцать второго калибра.

Облазив отделения стола, Маршал выяснил, что внук Кристиана сделал несколько вдумчивых инвестиций, и счел весьма забавным, что бывший полицейский сообразил создать неплохую заначку. Потом с удовлетворением обнаружил, что профессиональная выучка заставила Брэдфорда детально записать все, что тот разузнал о калхоуновских изумрудах.

Маршал рассвирепел, прочитав запись разговора со старой служанкой, которую отыскал Максвелл Квартермейн. Нахлынула ярость — чертов профессор должен был работать на него. Или умереть. Взломщик едва не поддался порыву разгромить коттедж, раскидать мебель, расколотить лампы. Устроить оргию разрушения.

Однако заставил себя сохранять спокойствие. Не хотел давать волю рукам. Пока. Может, он и не нашел ничего особо поучительного, но хотя бы выяснил, как далеко продвинулись Калхоуны.

Тщательно положил на место все бумаги и закрыл ящики. Во дворе залаяла эта мерзкая шавка. Маршал терпеть не мог собак. Ухмыляясь, потер шрам на ноге, оставленный гнусным калхоуновским гаденышем. Они заплатят за это. Они за все заплатят. Именно тогда, подумал вор, когда он заполучит изумруды.