Она Калхоун, напомнила себе Сюзанна. А женщины Калхоун не опускаются до свар. Если придется еще раз иметь дело с Холтом, чтобы обнаружить след к изумрудам, она не спасует. Никогда, никогда снова не позволит мужчине отвергнуть себя или уничтожить. Тот раз был последним.

— Сюзанна, вот ты где.

Она рассеянно обернулась и увидела тетю, шагнувшую через двери террасы.

— Тетя Коко.

— Прости, дорогая, но я стучала несколько раз. У тебя горел свет, поэтому я и заглянула.

— Все в порядке.

Сюзанна обняла тетушку за гибкую талию. Всю свою жизнь она любила эту женщину. Женщину, больше пятнадцати лет заменявшую им отца и мать.

— Полагаю, просто утонула в ночи. Неземная красота.

Коко согласно кивнула и несколько мгновений молча стояла рядом. Из всех своих девочек больше всего она волновалась о Сюзанне. Когда-то Коко провожала юную, сияющую надеждами невесту. Спустя всего четыре года встречала бледную, опустошенную женщину с двумя маленькими детьми. И теперь с гордостью отмечала, что со временем Сюзанна оправилась и встала на ноги, посвятила себя трудной задаче быть единственным родителем, упорно работала — правда, чересчур тяжело — и создала собственный бизнес.

Но теперь Коко мучительно ждала, когда же так часто затемняющая взор племянницы печаль наконец исчезнет навсегда.

— Не можешь заснуть? — спросила Сюзанна.

— Даже думать не в состоянии о сне, — гневно выдохнула Коко. — Эта женщина меня с ума сведет.

Сюзанна сумела удержать улыбку. Она знала, что «эта женщина» — двоюродная тетя Коллин, самая старшая из детей Бьянки, сестра отца Коко. Резкая, требовательная и невероятно сумасбродная особа свалилась им на голову неделю назад. Коко была уверена, что этот шаг предпринят с единственной целью — превратить ее жизнь в кошмар.

— Ты слышала ее за ужином?

Высокая и величественная в ниспадающем восточном халате Коко заметалась по террасе, жалуясь возмущенным шепотом. Коллин, может, и хорошо за восемьдесят, и ее спальня располагается на расстоянии в две дюжины футов, но старуха обладала чутким, как у кошки, слухом.

— Соус слишком жирный, спаржа слишком мягкая. А как тебе ее идея научить меня готовить курицу в вине? Так и хотелось выхватить у нее эту ее трость и обрушить на…

— Ужин был превосходен, впрочем, как и всегда, — успокоила Сюзанна. — Коллин просто не переживет, если не устроит хотя бы один скандальчик в день. И, насколько я помню, на ее тарелке не осталось ни крошки.

— Совершенно верно.

Коко глубоко вдохнула, затем медленно выдохнула.

— Ведь понимаю, что не должна позволять этой женщине нервировать себя. Но она всегда пугала меня до полусмерти. И прекрасно знает это. Если бы не йога и медитация, уверена, я уже утратила бы рассудок. Пока она прохлаждалась в одном из своих круизов, все, что мне приходилось делать — посылать ей редкие формальные письма. Но жить с ней под одной крышей…

Коко не смогла сдержаться… ее затрясло.

— Скоро мы ей надоедим, и она уплывет вниз по Нилу или Амазонке, или еще куда-нибудь.

— Боюсь, для меня это время покажется вечностью. Подозреваю, Коллин решила остаться, пока мы не найдем изумруды. Так что мало никому не покажется.

Коко достаточно восстановила самообладание, чтобы снова прислониться к стене.

— Я вглядывалась в хрустальный шар и медитировала. Так успокаивает, особенно после вечера в компании тети Коллин…

Затем прервалась, стиснув зубы.

— В общем, как только я сосредоточилась, помыслы и облик Бьянки заполнили мою голову.

— Ничего удивительного, — вставила Сюзанна. — Бьянка занимает все наши умы.

— Но видение было очень мощным, дорогая. Очень ясным. Такая глубокая печаль. Веришь ли, слезы на глаза навернулись.

Коко вытащила носовой платок из халата.

— И тут внезапно подумала о тебе, и твой образ стал настолько же мощным и ясным. Узы между тобой и Бьянкой несомненны. Совершенно очевидно, что должна существовать какая-то причина для такой связи, и, поразмыслив, я пришла к выводу, что это из-за Холта Брэдфорда.

Теперь глаза Коко сияли восторгом первооткрывателя:

— Понимаешь, поговорив с ним, ты перекинула мостик между Кристианом и Бьянкой.

— Вряд ли нашу беседу с Холтом можно назвать мостиком к кому бы то ни было.

— Нет, Сюзанна, ключ в нем. Сомневаюсь, что он осознает, какую информацию мог бы обнаружить, но без него мы не сможем сделать следующий шаг. Вот в этом я точно уверена.

Беспокойно шевельнув плечами, Сюзанна тоже прислонилась к стене.

— Осознает он или нет, Холта это не интересует.

— Значит, ты должна переубедить упрямца.

Коко сжала руку Сюзанны.

— Мы нуждаемся в нем. Пока не найдем изумруды, ни один из нас не будет чувствовать себя в полной безопасности. Полиция не в состоянии арестовать какого-то несчастного вора, и мы не знаем, что преступник предпримет в следующий раз. Холт — наша единственная ниточка к возлюбленному Бьянки.

— Знаю.

— Тогда тебе придется еще раз увидеться с ним. И побеседовать.

Сюзанна взглянула на скрывающиеся в сумраке утесы.

— Ладно, уговорила.

Я верил, что она вернется. Пусть это неблагоразумно, пусть неправильно, но ждал ее каждый день. Однако проходили недели, а она не приходила на утесы.

Я ловил себя на том, что смотрю на пики Башен, тоскуя по ней так, как не имел никакого права тосковать по жене другого мужчины. Но когда она появилась — волосы пылали, словно угасающее пламя, а на губах светилась легкая застенчивая улыбка, — ощутил неведомое доселе счастье.

Вначале наши беседы были церемонными и сдержанными. Погода, глупые деревенские сплетни, искусство и литература. Но через какое-то время она стала вести себя со мной более непринужденно, рассказывала о своих детях, и через нее я узнавал их. Маленькая Коллин обожает наряжаться и мечтает о пони. Юный Этан любит командовать и искать приключения на свою голову. А малыш Шон еще только учится ползать.

Не требовалось какого-либо особенного понимания, чтобы осознать, что дети составляли суть ее жизни. Она редко упоминала приемы, мюзиклы, светские мероприятия, которые, я знал, посещала почти каждый вечер. И никогда не говорила о мужчине, за которого вышла замуж.

Признаюсь, я немало размышлял о нем. Конечно, всем было известно, что Фергус Калхоун — честолюбивый и богатый человек, сумевший превратить несколько долларов в целую империю. В деловом мире он вызывал и уважение, и страх. Но для меня это ничего не значило.

Этот конкретный мужчина полностью завладел моими мыслями. Мужчина, имеющий право называть ее женой. Мужчина, ласкающий ее ночью. Мужчина, осязающий шелк ее кожи и смакующий вкус ее рта. Мужчина, познавший ее чувства и содрогания под ним в темноте.

Я уже влюбился в нее. Возможно, в тот момент, когда увидел, как она бредет с ребенком через дикие розы.

Для сохранения здравого рассудка было бы лучше выбрать для рисования какое-то другое место. Но я не мог. Прекрасно понимая, что самое большее, на что могу рассчитывать — несколько часов беседы, упорно возвращался на утесы. Снова и снова.

Она согласилась позировать мне. И я взглядом художника увидел внутренний мир этой женщины. За красотой, самообладанием и материнскими заботами скрывалась отчаянно несчастная душа. Хотелось обнять ее и потребовать признаться, что так часто омрачает эти глаза. Но я только рисовал ее. Не смея позволить себе что-то большее.

Никогда не обладал терпением и особенным благородством. И все же рядом с ней находил в себе и то, и другое. Она изменила меня, не дотронувшись и пальцем. Все полностью переменилось после того лета… слишком короткого лета, когда она пришла посидеть на камнях и полюбоваться морем.

Даже теперь, спустя целую жизнь, могу пойти к тем утесам и увидеть ее. Могу обонять море, которое всегда остается таким же, и поймать шлейф ее духов. Достаточно просто сорвать дикую розу, чтобы вспомнить огненный цвет ее волос. Закрыв глаза, услышать ропот воды внизу и ее голос, столь же ясный и столь же нежный, словно мы разговаривали только вчера.