— Какое это может иметь сейчас значение?

— Он — отец Рэдли.

— Нет. — Его также охватил гнев. — Есть нечто, что ты должна запомнить, понять и занести в свою стройную систему. Единственная роль, которую он сыграл в жизни Рэдли, — биологическая. Все просто, и между ними нет эмоциональной привязанности.

— У него есть обязательства.

— Он отказался от них, Эстер. — Стараясь быть терпеливым, он взял ее за руки. — Он полностью вычеркнул себя из жизни Рэда. Трудно назвать этот поступок достойным, и, очевидно, сделал он так совсем не ради мальчика. Но неужели ты хотела бы, чтобы он по своей прихоти появлялся и исчезал из жизни ребенка, оставляя его потом сбитым с толку и уязвленным?

— Нет, но я…

— Ты хотела, чтобы он о нем заботился, а он не заботился. — Несмотря на то что ее руки продолжали сжимать его, Мич почувствовал разницу. — Ты отдаляешься от меня, Эстер.

Это было правдой. Она могла сожалеть об этом, но не в ее силах было остановиться.

— Я не хочу этого.

— Но ты это делаешь. — В этот раз он разомкнул объятия первым. — Всего лишь один телефонный звонок.

— Мич, пожалуйста, постарайся меня понять.

— Я и так стараюсь сделать это. — В его голосе появились нотки, которых она никогда не слышала раньше. — Этот мужчина бросил тебя, и это нанесло тебе незаживающую рану. Но это случилось много лет назад.

—Меня это не ранило, — начала Эстер, погрузив пальцы в свои волосы. — Хотя, может, и так. Я не хочу снова пройти через все это, через этот страх, эту пустоту. Я любила его. Ты должен понять, что, наверное, я была молода, глупа, но я любила его.

— Я всегда понимал это, — сказал Мич, хотя не хотел об этом и слышать. — Такая женщина, как ты, не дает пустых обещаний и клятв.

— Нет, для меня пообещать что-либо значит выполнить. Я очень хотела сдержать это обещание. — Она взяла чашку кофе, обхватила ее ладонями, чтобы согреться. — Не могу даже сказать, как сильно я хотела сохранить наш брак, как я старалась. Я отказалась от части себя, выйдя замуж за Аллана. Он сказал мне, что мы переезжаем в Нью-Йорк, чтобы начать там что-то крупное, и я переехала. Я бросила свой дом, семью, друзей — это было самым ужасным, что со мной случалось в жизни, но я пошла на это потому, что он этого хотел. Почти все, что я делала во время своего брака, я делала потому, что он так хотел. А еще потому, что было проще смириться, чем отказаться. Я построила всю свою жизнь вокруг него. А потом, в возрасте двадцати лет, обнаружила, что у меня нет жизни вообще.

— Поэтому ты построила еще одну, для себя и Рэдли. Здесь есть чем гордиться.

— А я и горжусь. У меня ушло на это восемь лет, восемь лет, чтобы, наконец, снова почувствовать твердую почву под ногами. А теперь появился ты.

— Теперь появился я, — сказал он медленно, наблюдая за ее реакцией. — И ты никак не можешь оставить идею, что я снова вытащу коврик у тебя из-под ног.

— Я не хочу опять стать той женщиной. — Эстер произнесла эти слова отчаянно, ища ответы на мучащие ее вопросы и боясь их получить. — Женщиной, которая строит все цели исходя из чьих-либо интересов. Если я снова окажусь одна, я уже могу не подняться.

— Послушай себя. Оставаясь одна сейчас, ты рискуешь столкнуться с тем фактом, что все останется без изменений еще лет пятьдесят. Посмотри на меня, посмотри на меня хорошенько, Эстер, я — не Аллан Уоллес. И я не прошу тебя приносить себя в жертву, чтобы я был счастлив. Я люблю тебя такой, как ты есть, я хочу провести с тобой всю оставшуюся жизнь.

— Люди меняются, Мич.

— Да, и они могут меняться вместе, — он сделал глубокий вздох, — или могут меняться поодиночке. Почему бы тебе не дать мне знать, когда ты решишь сама, как тебе поступить?

Эстер открыла рот, потом закрыла его снова, когда ушел Мич. Она не имела права просить его вернуться.

Ему не на что жаловаться, размышлял Мич, сидя за новенькой клавиатурой и печатая следующую сцену своего сценария. Работа продвигалась даже лучше, чем он ожидал, — и быстрее. Ему оказалось легко погрузиться в дела и проблемы Зака и забыть про свои.

В сцене, которой Мич был сейчас занят, Зак застыл в ожидании у кровати Лейлы, умоляя, чтобы она очнулась после несчастного случая, оставившего неизменной ее красоту, но сильно повредившего мозг. Конечно, он боялся того, что она изменится. Та, что два года была его женою, станет его самым главным врагом, ее разум останется таким же острым и блестящим, но обратится к злу. Все его прежние планы и мечты будут навеки похоронены. Опасность будет грозить целым галактикам.

— Думаешь, у тебя одного проблемы? — пробормотал Мич. — Мне тоже нелегко приходится.

Прищурив глаза, он принялся изучать сценарий. Атмосфера обрисована хорошо, подумал он, просматривая напечатанное. Мичу не составило проблемы представить себе палату госпиталя двадцать первого века. Он отчетливо видел, как Зак сходит с ума сидя у постели пребывавшей в забытье Лейлы. Что он не мог, не хотел даже вообразить себе — так это жизнь без Эстер.

— Идиот! — Пес, лежащий у его ног, утвердительно гавкнул. — Что я должен сделать, так пойти в этот чертов банк и вытащить ее оттуда. Ей это понравится, правда? — сказал он, отрываясь от компьютера и потягиваясь. — Готов поклясться. — Мич прокрутил эту идею в голове и остался ею недоволен. — Я могу так поступить, но потом бы оба будем в этом раскаиваться. Я уже испытал все способы ее убеждения. А что бы на моем месте сделал Зак?

Мич откинулся в кресле и закрыл глаза. Откажется ли Зак, герой и святой, от своей любви? Сможет ли Зак, защитник права и справедливости, покорно принять происходящее? Ни за что, решил Мич. Что касается любви, Зак всего лишь наивный простак. Лейла может швыряться ему в лицо межгалактической пылью, но он все равно будет хотеть вернуть ее обратно.

По крайней мере, Эстер не пыталась отравить его нервно-паралитическим газом. Лейла не раз проделывала это и многое другое над беднягой Закон, но он, несмотря ни на что, продолжал любить ее.

Мич всмотрелся в постеры с изображением Зака, которые развесил по стенам для вдохновения. «Мы в одной лодке, приятель, но я никак не соберусь с силами, чтобы взять весла и начать грести. А Эстер все ищет себя на волнах невесомости».

Он взглянул на часы на столе, но вспомнил, что они остановились два дня назад. Кроме того, он был практически уверен, что отослал свои наручные часы в прачечную вместе с носками. Желая узнать, сколько времени осталось Эстер до возвращения домой, он отправился в гостиную. Там на столе стояли старинные каминные часы, к которым Мич испытывал достаточно привязанности, чтобы заводить каждый день. Взглянув на них, он услышал, как Рэдли стучится в дверь.

— Ты как раз вовремя, — произнес Мич, открывая дверь. — Там холодно? — Он прислонил костяшки пальцев к щеке Рэдли согласно заведенному ими ритуалу. — Минус 11.

— Зато солнечно, — заметил Рэд, стаскивая с себя верхнюю одежду.

— Нацелился пойти погулять в парк, верно? — Мич подождал, пока Рэдли кинет свое пальто на спинку дивана. — Может, я тоже присоединюсь к тебе, после того как немного подкреплюсь. Миссис Заблански, моя соседка, сделала печенье. Ей стало жаль меня, поскольку никто не готовит мне горячей пищи, и она отсыпала дюжину.

— А что за печенье?

— С арахисовым маслом.

— Замечательно! — Рэдли уже промчался в кухню. Ему нравился стол из эбенового дерева и дымчатого стекла, который Мич поставил у стены. Рэд обожал его, главным образом потому, что Мич не возражал, если на стекле оставались отпечатки пальцев. Мальчик уселся за стол, довольный печеньем, молоком и обществом Мича. — Нам задали подготовить идиотский государственный проект, — пробурчал с набитым ртом Рэд. — Мне достался Род-Айленд. Это же самый маленький штат, а я хотел Техас.

—Род-Айленд. — Мич улыбнулся и зачавкал печеньем. — Разве это так плохо?

— Он никому не интересен. В Техасе был Аламо и все такое 18.