— Рэд не видел отца уже почти семь лет.

— Совсем? — Он не мог справиться с изумлением. Его собственные родители были весьма сдержанны в проявлении своих чувств и далеки от него, однако он виделся с ними не реже раза в год. — Это тяжело для ребенка.

— Они никогда не были близки. Мне кажется, Рэд быстро приспособился к этому.

— Держитесь. Я вовсе не осуждаю вас. — Он снова накрыл ее руку своей, причем так твердо, что казалось невозможным просто ее отбросить. — Я вижу счастливого, любимого мальчика, и это точно. Вы готовы в огонь броситься ради него. И вы ошибаетесь, если думаете, что это не заметно.

— Для меня нет никого и ничего важнее Рэдли. — Она хотела снова расслабиться, но они сидели так близко, и его рука по-прежнему накрывала ее. — Я рассказала все это вам только для того, чтобы вы не задавали ему вопросов, которые могут его расстроить.

— А это часто случается?

— Иногда. — Его пальцы переплелись с ее. Она не могла себе представить, как ему это удалось. — Новые друзья, новые учителя. Мне правда надо идти.

— А вы как? — Он нежно коснулся ее щеки и развернул к себе лицо. — Как вы к этому приспособились?

— Просто прекрасно. У меня есть Рэд и моя работа.

—И никаких отношений?

Она не была уверена в природе внезапно нахлынувшего чувства — возмущение, замешательство, однако определенно оно оказалось необычайно сильным.

— Это вас не касается.

— Если бы люди говорили только о том, что их касается, они бы далеко не продвинулись. Вы не производите впечатления мужененавистницы, Эстер.

Эстер подняла бровь. Когда ее к тому принуждали, она могла играть и на чужом поле. И играть неплохо.

—Было время, когда я презирала мужчин как таковых. Честно сказать, это был очень поучительный период в моей жизни. Потом, постепенно, я пришла к выводу, что некоторые представители вашей породы не относятся к низшим формам жизни.

—Звучит многообещающе.

Она снова улыбнулась, ему удалось как-то снизить накал ситуации.

— Главное, что я не обвиняю всех мужчин за ошибки одного.

— Вы просто предусмотрительны.

— Ну, если вам так угодно…

— Одно мне нравится в ваших глазах, это точно. Нет, нет, не отворачивайтесь. — Он снова бережно повернул к себе ее лицо. — Они волшебные — говорю это с точки зрения художника.

Она должна прекратить так нервничать, приказала себе Эстер. Приложив немало усилий, ей удалось сохранить спокойствие.

— Значит ли это, что они появятся в следующем выпуске комиксов?

— Вполне возможно. — Он улыбнулся, оценив тот факт, что, несмотря на эмоции, она умеет держать себя в руках. — Бедный старик Зак заслуживает встретить кого-нибудь, кто поймет его. Эти глаза способны.

— Почту за честь, — усмехнулась Эстер и продолжила: — Мальчишки вернутся через минуту.

—  У нас еще есть немного времени. Эстер, вы когда-нибудь развлекаетесь?

—  Что за глупый вопрос. Конечно.

—  Не как мама Рэда, а как Эстер. — Увлеченный, он провел рукой по ее волосам

—  Я и есть мама Рэда. — Хотя ей удалось подняться, он остался стоять рядом.

—  Кроме того, вы — женщина. Притом роскошная. — Мич перехватил ее взгляд и очертил большим пальцем линию ее подбородка. — Поверьте моим словам. Я человек честный. Вы просто роскошный клубок нервов.

—  Это глупо. Мне вовсе не из-за чего нервничать. — Кроме того факта, что он дотрагивается до нее, что его голос тих и спокоен, а квартира пуста.

—  Вытащу стрелу из своего сердца позднее, — Пробормотал Мич. Он наклонился, чтобы поцеловать Эстер, и был вынужден подхватить ее, когда она, споткнувшись, чуть не растянулась на газетах. — Не беспокойтесь так. Я вас не укушу. В этот раз.

—Мне надо идти. — Она была, как никогда, близка к панике. — У меня куча дел.

—   Постойте минутку. — Мич внимательно посмотрел ей в лицо. Он прекрасно понимал, что она волновалась. Но не это удивило его. Чем он действительно был поражен, так это тем, что его состояние было далеко от спокойствия. — То, что происходит с нами, миссис Уоллес, называется влечение, вожделение. Не важно, какое название вы этому придумаете.

—   Возможно, но не к вам.

—   Хорошо, тогда придумайте название потом. — Он провел рукой по ее скулам, нежно, успокаивающе. — Я же сказал, что я не маньяк. Надо напомнить себе, что я должен представить вам все доказательства.

— Мич, я очень ценю то, что вы делаете для Рэда, но лучше бы вы…

— То, что происходит здесь и сейчас, вовсе не касается Рэда. Здесь только ты и я, Эстер. Когда в последний раз ты позволяла себе остаться наедине с мужчиной, который хочет тебя? — Он нечаянно коснулся пальцем ее губ. Ее глаза загорелись. — Когда в последний раз ты позволяла кому-нибудь сделать это?

Мич буквально впился губами в ее губы, причем сила его порыва повергла Эстер в шок. Она была не готова к насилию. Его руки были так нежны, а голос звучал так успокаивающе. Она не ожидала проявления столь неукротимой страсти. Но, боже мой, как же она хотела этого! С тем же безрассудным желанием она обвила руками его шею и ответила требованием на требование.

— Восхитительно долго, — выдохнул Мич, едва оторвав свои губы от ее губ. — Слава богу. — И прежде чем она смогла издать нечто большее, чем стон, снова поцеловал ее.

Он не знал, чем она ответит на его страстный призыв, что встретит он — лед, гнев, страх. Необузданное пламя страсти стало для него таким же шоком, как и для нее. Ее большие, щедрые, горячие губы источали желание, а остатки смущения съела всепоглощающая страсть. Она дала ему больше, чем он просил, — и даже больше, чем то, к чему он сам был готов.

Голова шла кругом, но ему не удавалось в полной мере ощутить это новое, восхитительное чувство, поскольку все его силы уходили на борьбу за возможность пробовать и ощущать. Мич коснулся ее волос, чтобы вытащить две серебряные заколки, с помощью которых она скрепила волосы. Он хотел чувствовать их в своих руках дикими и свободными, так же как жаждал, чтобы дикая и свободная оказалась она в его постели. Его первоначальные планы продвигаться медленно, словно входя в незнакомую реку, испарились в водовороте неукротимой страсти. Охваченный этими мыслями, он проскользнул руками под ее свитер. Нежная и теплая кожа. Прелестные маленькие шелковые штучки, надетые на ней, прохладные и мягкие на ощупь. Он обнял ее за талию, потом медленно стал продвигаться выше, лаская грудь.

Эстер сжалась, затем ее охватила дрожь. Она даже не могла себе представить, как же ей хотелось, чтобы к ней так прикасались. Как нужно было ей это. Его вкус такой незнакомый, такой волнующий. Она совсем позабыла, что значит жаждать близости, сгорать от желания.

Это было безумие, сладостное безумие страсти. Словно сквозь сон она слышала, как он шептал ее имя, лаская губами ее шею, спускаясь ниже, ниже и возвращаясь снова.

Безумие. Она осознавала это. С ней уже случалось подобное, или она думала, что случалось. И хотя сейчас все было глубже, прекраснее, слаще, она понимала, что не должна больше допускать этого.

—Мич, пожалуйста. — Было практически невозможно устоять перед его предложением. Эстер удивило, как непросто оказалось вернуть все назад, восстановить разрушенные барьеры. — Нам не следует этого делать.

—Но мы делаем, — возразил он и снова вдохнул нежный аромат ее губ. — И очень хорошо делаем.

—Я не могу. — Собрав остатки воли, она нашла в себе силы вскочить с дивана и противостоять его натиску. — Извини, я не должна была это допускать. — Ее щеки горели. Эстер приложила к ним ладони, потом расправила волосы руками.

У него дрожали колени. Над этим стоило поразмыслить позднее, но сейчас его волновала лишь она.

—Ты много на себя берешь, Эстер. Наверное, это стало твоей привычкой. Я поцеловал

тебя, а ты лишь случайно откликнулась на мой поцелуй. И поскольку нам обоим это понравилось, я не вижу необходимости в извинениях с чьей-либо стороны.

—Я хочу, чтобы ты меня правильно понял. — Она сделала шаг назад, опять наткнулась