Робот ждал его. До известной степени он перешел под управление Элвина. Он мог последовать за ним в Лис, возможно, даже и в Диаспар, — если не передумает. До поры Элвин стал его хозяином — с испытательным сроком.

Возвращение в Эрли заняло почти трое суток — отчасти из-за того, что сам Элвин по ряду причин не очень-то торопился. Исследование Лиса отошло на второй план, уступив место более важному и интересному занятию: он постепенно налаживал контакт со странным, затуманенным разумом, который теперь сделался его спутником.

Элвин подозревал, что робот пытается использовать его в собственных целях; впрочем, в высоком смысле это было бы даже справедливо. Правда, он не мог быть уверен в намерениях робота, поскольку тот упорно отказывался вступать в беседу. По каким-то соображениям — возможно, опасаясь, что робот может выдать слишком важные секреты — Учитель наложил на его речевые схемы очень действенные блокировки, и попытки Элвина снять не привели к успеху. Даже уловки в духе «Если ты промолчишь, я буду считать, что это значит „да"“ провалились: робот был слишком умен, чтобы так легко попасться.

В остальном, однако, робот был более доступен. Он подчинялся всем приказам, не требовавшим от него речи или информации. В конце концов Элвин обнаружил, что им можно управлять так же, как диаспарскими роботами — чисто мысленно. Это уже было большим прогрессом, а еще чуть позже существо — трудно было думать о нем просто как о машине — еще более снизило степень осторожности и разрешило Элвину смотреть через свои глаза. Робот, видимо, не возражал против пассивных форм общения, но блокировал все попытки более тесного сближения.

Существование Хилвара робот игнорировал полностью: он не подчинялся никаким его командам, защитив свое сознание от любых попыток зондирования. Поначалу это несколько разочаровало Элвина, надеявшегося, что большие психические возможности Хилвара позволят взломать этот сундук с сокровищами скрытых воспоминаний. Лишь позднее он сообразил, какие преимущества кроются в обладании слугой, послушным в целом мире тебе одному.

Робот вызвал недовольство третьего члена экспедиции — Крифа. Может быть, он заподозрил в его лице соперника, а может быть, из общих соображений не одобрял все, способное летать без крыльев. Улучив момент, он предпринял несколько прямых атак на робота, который их даже не заметил, чем и поверг Крифа в еще большую ярость. В конце концов Хилвар сумел успокоить его, и во время возвращения на глайдере Криф, казалось, смирился с положением. Робот и насекомое эскортировали экипаж, бесшумно скользивший среди лесов и полей — каждый при этом держался своего хозяина и игнорировал конкурента.

Когда машина вплыла в Эрли, Серанис уже поджидала их. Этот народ невозможно удивить — подумал Элвин. Взаимосвязанные сознания держат людей в курсе всего происходящего в стране. Интересно, как реагировали они на его приключения в Шалмиране, о которых, как следовало предполагать, знал уже весь Лис.

Серанис выглядела более обеспокоенной и неуверенной, чем когда-либо, и Элвин вспомнил о выборе, который ему теперь предстоял, и о котором он почти забыл среди волнений последних дней, не желая тратить силы на решение проблем, отложенных на будущее. Но вот будущее наступило, и он должен решать, какой из двух миров он впредь предпочтет для жизни.

Когда Серанис заговорила, голос ее был озабочен, и Элвину внезапно показалось, что в планах, которые Лис строил насчет него, что-то нарушилось. Что произошло в его отсутствие? Отправились ли эмиссары Лиса в Диаспар, чтобы воздействовать на сознание Хедрона — и смогли ли они это выполнить?

— Элвин, — начала Серанис, — есть многое, о чем я не говорила тебе раньше, но теперь ты должен все узнать, чтобы понять наши действия. Ты знаешь одну из причин изоляции наших рас. Страх перед Пришельцами, эта мрачная тень в глубинах каждого человеческого сознания, обратила твой народ против мира и заставила его забыться в собственных грезах. Здесь, в Лисе, этот страх никогда не был столь огромен, несмотря на то, что мы вынесли тяжесть последней атаки. Мы имели более веские причины для наших действий, и то, что мы делали — делали с открытыми глазами. Издавна, Элвин, люди искали бессмертия и, наконец, достигли его. Они позабыли, что мир, отвергнувший смерть, должен также отвергнуть и жизнь. Возможность продлить до бесконечности свое существование может принести довольство индивидууму, но обречет род в целом на застой. Давным-давно мы пожертвовали нашим бессмертием, Диаспар же все еще следует ложным мечтам. Вот почему наши пути разошлись — и вот почему они никогда не должны пересечься опять.

Слова эти отнюдь не были неожиданными, но ведь предугадать удар не значит ослабить его. И все же Элвин отказывался признать провал своих планов — хотя бы и не оформившихся окончательно — и слушал Серанис лишь частью своего сознания. Он понимал и брал на заметку все ее слова, но одновременно работающая часть его разума восстанавливала в памяти дорогу к Диаспару, стараясь предугадать все возможные препятствия.

Серанис была явно огорчена. Ее голос звучал почти умоляюще, и Элвин понимал, что она говорит не только с ним, но и со своим сыном. Ей было известно о взаимопонимании и привязанности, развившихся между ними за время, проведенное вместе. Хилвар пристально наблюдал за матерью, и его взгляд, как показалось Элвину, выражал не только тревогу, но и осуждение.

— Мы не хотим заставлять тебя делать что-либо против воли, но ты, конечно, должен представлять себе, что будет означать встреча наших народов. Между нашими культурами лежит пропасть не меньшая, чем та, которая некогда отделяла Землю от ее древних колоний. Подумай хотя бы вот о чем, Элвин. Ты с Хилваром сейчас примерно одного возраста — но твоя молодость продлится еще долгие столетия после того, как ни меня, ни его не станет. И это лишь первая из бесконечного ряда твоих жизней.

В комнате стало тихо, так тихо, что Элвин слышал странные, заунывные крики неизвестных тварей где-то в полях. Наконец он произнес почти шепотом:

— Что вы хотите от меня?

— Мы надеялись предоставить тебе выбор — остаться здесь или вернуться в Диаспар — но теперь это невозможно. Произошло слишком многое, чтобы оставлять решение за тобой. Даже за короткое время твое воздействие принесло немало беспокойства. Нет, я не порицаю тебя: я уверена, что ты не хотел причинить вред. Но было бы куда лучше предоставить существа, встреченные тобой в Шалмиране, их собственной судьбе. Что же до Диаспара…

— Серанис раздраженно махнула рукой. — Слишком многие знают, куда ты ушел: мы опоздали. Что хуже всего, человек, помогший тебе обнаружить Лис, исчез; ни ваш Совет, ни наши агенты не могут обнаружить его, и он остается потенциальной угрозой для нашей безопасности. Возможно, ты удивляешься, что я рассказываю тебе все это. Но я могу делать это спокойно. Боюсь, что у нас остался лишь один выход: мы должны отправить тебя в Диаспар с набором поддельных воспоминаний. Их уже сконструировали с большим мастерством. Вернувшись в Диаспар, ты полностью забудешь о нас. Тебе будут вспоминаться весьма однообразные и опасные приключения в мрачных подземельях с обваливающимися потолками, малоаппетитные коренья и вода из случайных родников, с помощью которых ты поддерживал свое существование. До конца жизни ты будешь считать это истиной, и твою историю узнают в Диаспаре все. Таким образом, Лис утратит интерес для будущих исследователей; они уверятся, что в Лисе нет ничего таинственного.

Серанис, сделав паузу, озабоченно взглянула на Элвина.

— Мы очень сожалеем и просим у тебя прощения, пока ты нас еще помнишь. Ты можешь не соглашаться с нашим приговором, но нам известно многое из того, что тебе недоступно. По крайней мере, таким образом мы избавим тебя от печали и сомнений.

Так ли это, подумал Элвин. Он сомневался, что когда-либо сможет примириться с обыденной жизнью Диаспара, даже убедив себя, что за стенами города нет ничего стоящего. Впрочем, он и не собирался проверять это в действительности.