— Итак, что бы вы хотели узнать о правилах этикета? — спросил Холден, когда они с Бертой прогуливались по заросшему парку, прилегающему к замку.

— Если честно, то я просто в растерянности, — призналась она. — Мне кажется, что я вообще ничего не знаю!

— Но хоть ножом-то вы пользоваться умеете? — спросил Холден и улыбнулся ей.

— Умею. — Берта улыбнулась ему в ответ.

— Значит, начало положено. — Некоторое время он молчал, собираясь с мыслями. — Думаю, мы начнем наш курс с основ. Так как вам предстоит выступать в роли хозяйки огромного дома, мы займемся вашими обязанностями.

Берта согласно кивнула.

— Давайте будем обсуждать их, так сказать, в хронологическом порядке. Все начинается не когда приезжают гости, а много раньше. Оформление зала я оставляю на ваш вкус. Он у вас есть, этого не отнять. Теперь вам надо решить, как будут рассажены гости. Ведь прием предполагается с рассаживанием?

— А что это значит? — озадаченно спросила Берта.

— Это значит, что на столе будут стоять таблички с именами гостей. И каждый будет садиться на заранее отведенное ему место. Это один из важнейших элементов. Потому что существует строгая иерархия в рассаживании. Рядом с мистером Мэллори вам следует посадить самую важную гостью, а рядом с собой — самого важного гостя. Надо будет проследить, чтобы стол замыкал мужчина и чтобы мужчины и женщины чередовались за столом. Не следует усаживать рядом мужа и жену. Они и дома пообщаются вволю.

— Как все сложно! — воскликнула расстроенная Берта.

— Это только начало! — Холден рассмеялся.

— Нет, мне все понятно, — поспешила добавить Берта, — я просто не имею ни малейшего понятия о том, кто из гостей на какой ступени иерархической лестницы находится!

— В этом, я думаю, вам поможет мистер Мэллори. Хотя он и не вырос в этом кругу, знания обо всех членах сообщества у него имеются. Мне даже кажется странным, что он так много знает. Верно, это влияние отца.

— А почему его отец не унаследовал титул? — поинтересовалась Берта.

— Лучше вам спросить об этом у самого мистера Мэллори, — ответил Холден.

— Да-да, конечно, — смутилась она, поняв, что только что вынуждала Макгилтона на откроенный разговор о человеке, нанявшем его.

— Теперь нам следует поговорить о том, какие блюда и в какой последовательности должны подаваться.

Макгилтон пустился в долгие и подробные объяснения. Берта очень внимательно слушала все, что он говорит. Она все отчетливее понимала, что он был рожден для того, чтобы давать такие приемы, вести светские разговоры. Но судьба распорядилась иначе.

Он удивительный человек, подумала Берта. Другой бы жаловался на свою долю, плакался, бил себя кулаком в грудь, доказывая, что ему, потомку древнего рода, не к лицу роль охранника. А Холден спокойно и профессионально выполняет свою работу.

— Мисс Джонс! Я понимаю, что вы уже немного устали, но все же стоит слушать меня внимательно. У нас не так много времени, чтобы вы научились тому, что окружающие вас люди знают и умеют с пеленок. Но, если вам сложно сразу запомнить такой объем информации…

— Ну что вы! — поспешно сказала Берта. — Если бы вы знали, сколько всего мне надо было запоминать каждый день, когда я работала медицинской сестрой! Кому, какие и когда препараты давать. Что любит, а чего терпеть не может мой пациент. Распоряжения старшей сестры и врачей. Даже то, что написал в последнем письме любимый внук какой-нибудь старушки-миллионерши!

— Почему вы выбрали эту профессию? — спросил Холден.

— Не я ее выбрала, она меня выбрала, — пошутила Берта.

Она рассказала, как несколько лет назад увидела объявление и от безысходности решила работать санитаркой. Как день за днем, месяц за месяцем продвигалась по лестнице знаний и навыков, овладевала мастерством.

— Это очень сложная работа. И не только потому, что очень тяжелая. Хотя попробуйте десять часов провести на ногах! Но самое страшное — видеть, как страдают люди. Если бы вы знали, сколько всего я видела за эти несколько лет! Столько боли и страданий. И ведь большинство моих больных страдали не только от физической, но и от душевной боли. Они были так одиноки! А я старалась скрасить последние дни их жизни. Я иногда жалею, что я не мужчина. Я бы тогда приняла сан и стала бы священником, чтобы лечить душу. Когда душа здорова, физические немощи переносятся легче.

— Вы просто удивительная женщина, мисс Джойнс, — после краткого молчания сказал Холден. — Вы такая самоотверженная, такая добрая. Ваше сердце открыто для каждого. Честно должен вам признаться, ваше место совсем не среди английской знати. Мы ведь вырождаемся. Среди нас уже нет людей с таким открытым и добрым сердцем. Может быть, именно поэтому старые рода теперь больше похожи на облезлых ворон, которые гордятся блеском титулов, но не видят, что это всего лишь жалкая подделка. В нас нет настоящего, того, что есть в вас, мисс Джойнс.

— Спасибо, — сказала удивленная Берта. Она и не думала, что Холден так относится к классу, представителем которого является. Ей сразу же захотелось узнать о нем как можно больше. — Почему вы стали охранником?

— Мне кажется, что так я могу найти применение моим способностям. — Он пожал плечами. — Кембридж наводил на меня страшную тоску. Если бы не футбол… Можете ли вы представить меня в кабинете биржевого маклера?

— Нет, — рассмеялась Берта. — Я была у одного маклера в кабинете, вы бы там просто не поместились!

— Вот поэтому я решил, что лучше быть здесь, где я чувствую себя полезным, раз уж не могу заняться чем-то более перспективным. И потом, мне нравится общаться с людьми, наблюдать за ними, анализировать…

— Тогда почему вы не стали психологом?

Вместо ответа Холден провел руками по своему огромному телу.

— Как вы думаете, многие бы решились рассказать мне что-то? Люди думают, что все мои мозги перекачались в мускулы.

— Какая глупость! — воскликнула пораженная Берта. — В человеке главное не то, что снаружи, а то, что внутри!

Холден тепло и благодарно ей улыбнулся.

Вечером вернулся Лоуренс. Берта узнала об этом только когда спустилась к ужину. В столовой вновь горели свечи. Он отошел от камина, чтобы подать ей руку и отвести к столу.

Берта несмело улыбнулась ему. На лице Лоуренса появилась ответная улыбка. Но как она отличалась от улыбки Холдена! Сколько цинизма и иронии было в его взоре! Но тут он поднес ее руку к своим губам, и по телу Берты прошла удивительная теплая волна.

— Скучали, Берта? — спросил он.

— Очень, Лоуренс, — ответила она, но в глубине души почувствовала, что соврала. Последний раз она вспоминала о нем прошлой ночью.

— Пойдемте к столу. За ужином расскажете мне, что вы решили с приемом.

Берта подробно рассказывала ему о том, какими цветами будет украшен зал, а какие они решили поставить в комнатах дам. Что будет подаваться за ужином, а что за завтраком. Рассказывала о том, сколько времени займет уборка комнат для гостей. Но чем сильнее горели ее глаза, тем безразличнее становился Лоуренс. Когда она принялась активно жестикулировать, он жестом остановил ее и недовольно поморщился.

— Берта, вы не могли бы умерить свою энергию? Не стоит так размахивать руками за столом. И вообще, излишняя заинтересованность считается… не слишком приличной. Светская дама должна быть над сильными чувствами. Она — образец сдержанности. Вам понятно, что я имею в виду?

— Да, — ответила смутившаяся Берта. На ее ресницах повисли слезы. Она опустила глаза в тарелку и уже больше не поднимала их до конца ужина.

Лоуренс принялся давать свои указания по поводу приема. Он раскритиковал оформление зала и комнат, потребовал внести изменения в меню. Выходило, что все, придуманное Бертой, никуда не годится. Но она не решалась спорить с Лоуренсом. Ей казалось, что уж он-то должен лучше всех разбираться в этих вопросах. Даже лучше Холдена.