В комнате было тихо. Затем ворвался вихрь! Одетая в пижаму Альма плюхнулась на него, а ее ручонки уперлись ему в грудь. Он громко выдохнул «уфф» под тяжестью ее маленького тела. Упершись головой в его нос, она прощебетала:

— Доброе утро, Стенли!

Визиты маленькой девочки давно превратились в утренний ритуал. После первого такого налета он перестал спать обнаженным. Это была не такая уж большая плата за радость, которую малышка приносила с собой каждое утро.

— Ну постой немножко! — произнес он. — Что стряслось?

— Весна уже наступила? — Девочка поглядела в окно.

— Почти.

— Ты обещал, что разрешишь мне покататься на пони, когда придет весна!

— Да, обещал. Но сейчас я должен уехать на какое-то время, Альма. Нужно опять найти плохих людей.

Девочка нахмурилась, на ее личике появилось укоризненное и одновременно плутовское выражение:

— Не хочу, чтобы ты уезжал!

Неожиданно у него в горле возник комок. Ему тоже не хотелось уезжать. Каким-то образом Альма стала дорога ему, несмотря на внутренний протест. Ведь девочка занимала место в сердце своей матери, отнимая у него часть любви этой женщины. Однако никто не смог бы устоять и не поддаться очарованию малышки, которая дарила свою любовь, не требуя ничего взамен.

Она подпрыгивала вверх и вниз на его животе, напевая:

— Не уходи! Не уходи! Не уходи!

Он схватил ее за талию, чтобы спасти свое солнечное сплетение.

— Я буду отсутствовать недолго. А когда вернусь, будет уже весна.

— Обещаешь? И я смогу покататься на пони?

— Обещаю. И ты сможешь покататься на пони.

— У-р-р-а-а! — Подпрыгивание началось вновь, словно девочка была уже верхом на дикой необъезженной лошадке.

— Тпру, стой, ковбойская девчонка! Подожди, пока под тобой будет настоящий пони! — Он опустил Альму на кровать между собой и Люси, пощекотав ее при этом. Девочка радостно захихикала. Все это входило в правила игры между ними.

Альма повернулась к матери, которая к этому времени уже проснулась и, облокотившись на руку, с улыбкой наблюдала за их возней.

— Я хочу есть, мама! — сказала девочка.

— Завтрак будет готов, как только ты наденешь всю одежду, которую я приготовила тебе вчера вечером, — ответила Люси. Девочка крепко прижалась к матери, получила по поцелую в каждую щечку и кончик носа, прежде чем исчезнуть в своей спальне.

Стенли приступил к дальнейшей части ритуала, который касался его и Люси: несколько дурманящих как наркотик поцелуев с раннего утра, которые иногда заканчивались энергичным быстрым сексом, доставлявшим неправдоподобное удовольствие. Но не в это утро.

Молодая женщина откинулась на подушку, глядя куда-то в сторону.

— Ты чего? — спросил он.

— Объясни мне, что именно означало твое утверждение, что ты не любишь детей.

Его взгляд сделался непроницаемым. Это была запретная тема.

— Не закрывайся от меня, Стенли! Поговори со мной.

— Что ты хочешь услышать?

— Скажи мне, почему ты заявляешь, что не любишь маленьких детей, когда я своими глазами вижу, какие у тебя хорошие отношения с Альмой.

Он сел, опершись на спинку кровати, и с раздражением провел рукой по волосам. Он не мог сейчас открыть ей правду.

— Ты можешь рассказать мне в чем дело? Можешь? Не томи меня загадками.

Наконец Стенли решился.

— Моя мать умерла, когда я был маленький, и мы с отцом остались вдвоем. Должно быть, отец сильно переживал смерть жены и, чтобы пересилить горе, весь отдался работе, У него никогда не было времени, чтобы побыть со мной. Поэтому я проводил свое время в одиночестве. Когда мне исполнилось тринадцать лет, отец женился во второй раз и стал строить новую семью. Родился ребенок, мой единокровный брат Тед. Этот мальчик переключил на себя все внимание отца, мне уже ничего не оставалось. Я очень страдал, мучился ревностью и, став взрослым, ушел из семьи.

К его удивлению, Люси все поняла.

— О, так вот почему ты заявляешь, что не любишь детей! Тебе было тяжело делить любовь своего отца с новорожденным, ты невзлюбил его, а потом и всех детей вообще.

— А теперь я не желаю делить тебя! — воскликнул он. Эти слова вырвались у него помимо его воли.

— О, Стенли! — Люси положила голову ему на грудь, слушая, как бешено стучит его сердце. — Разве ты не знаешь, что любовь безгранична? Да, она не имеет границ. Я могу любить Альму, и в моем сердце останется достаточно любви для тебя!

Это звучало как своеобразное признание. Это было даже больше, чем молодая женщина намеревалась сказать. Тем не менее она понимала, что Стенли ждал от нее именно этого.

— Остатки, — проворчал мужчина, крепко прижимая Люси к себе, точно спеша утвердиться в правах собственности.

Она колебалась лишь секунду, чтобы пуститься еще дальше в опасное плавание:

— Нет, не остатки! Я люблю тебя по-другому, чем Альму. Она моя плоть и кровь. Я ответственна за нее, я ей предана и восхищаюсь ею. Она милый ребенок. А ты, Стенли, ты другая моя половина. Я искала тебя всю свою жизнь! И люблю тебя каждой частицей своего существа! И ты напрасно страдал, считая, что ты лишний в семье. Конечно же, отец любил и тебя, но считал, что младший ребенок, пока он маленький, требует большей заботы и внимания. Таковы уж ошибки, всегда совершаемые родителями. Нельзя обделять любовью ни одного из своих детей. Они должны быть все равны, все одинаково любимы. Только тогда они вырастут дружными. А это ведь так им будет необходимо в жизни!

Его руки сжали Люси с такой силой, что у нее чуть не треснули ребра. Она ждала таких же слов с его стороны, ей нужно было их услышать. Женщина молча просила одинокого волка сделать несколько шагов ей навстречу и взять протянутую ему руку.

— Боже, я люблю тебя, Люси!

У нее покраснели щеки, а глаза обожгло слезами. Она прильнула к нему, плача и смеясь, задыхаясь от счастья.

— О, Стенли, я так люблю тебя!

— А как же я? — спросила Альма. Она возникла рядом с кроватью уже полностью одетая, если не считать торчащей сбоку кофты, и стягивала с них одеяло.

Люси посмотрела на Стенли, и они радостно рассмеялись. Он наклонился, подхватил настырную девчонку одной рукой и присоединил к их общему объятию.

— Тебя я тоже люблю, Альма! — сказал он девочке, не отрывая взгляда от ее мамы.

Люси понимала, как много значило для него такое признание. Понимала, что это лишь начало для них всех. Теперь для них с дочерью отпала необходимость отъезда. Перед молодой женщиной забрезжило будущее — светлое и сияющее.

— Ты собираешься стать моим папой? — спросила Альма.

Люси смотрела на Стенли, напряженно ожидая его ответа.

Скажи «да»! — мысленно внушала она ему. Мы пришли сюда как единое целое. Это не значит, что тебе достанутся остатки. У меня много любви для вас обоих!

Прежде чем заговорить, он откашлялся, выигрывая время, как настороженный зверь, выдерживая свою роль до конца. Люси надеялась, Люси ждала, что он ответит «да».

А он сказал:

— Может быть! Мы посмотрим, Альма. Мы должны подумать!

Стенли быстро освободился от их уютных объятий.

— Что за спешка? — спросила Люси.

— Я должен ехать. В полдень я обязан быть уже на месте.

Было раннее утро, а соседний городок находился всего в часе езды на машине от их дома, поэтому объяснение выглядело не совсем убедительно. Может быть, все свершилось слишком быстро? Может быть, он не верит, что она отдаст ему всю свою любовь? Или, может быть, она заставляет его взять на себя такое обязательство, которое он отнюдь брать не собирался? Что бы это ни было, женщина чувствовала, что одинокий волк снова ускользает от нее.

— Почему ты не идешь в кухню и не достаешь апельсиновый сок? — обратилась она к Альме. — Потом подожди меня, я приду и помогу тебе разлить сок по стаканам.

— Хорошо, мама!

Маленькая девочка затопала ножками по коридору.

— Сможешь ли ты подбросить меня в город до того, как уедешь? — спросила она у Стенли. — Обратно меня мог бы подвезти Чарли Кинг.