Сьюзан судорожно сглотнула, испытывая чувство смятения. Она подняла глаза на Кристофера, но в полумраке нельзя было разглядеть, что написано у него на лице. Осторожно отойдя от кровати, она направилась в коридор.

— Не уверена, что это хорошая идея, — сказала она хрипло, выйдя из комнаты.

— Отчего же? — поднял он брови. — Оттого, что вам видится в моем приглашении нечто большее, чем просто гостеприимство?

Он помолчал, наблюдая, как по лицу Сьюзан разливается краска.

— Я говорил от чистого сердца, — продолжил он, — и никак не предполагал, что мои слова могут быть поняты совершенно иным образом… Хотя в вашем ходе мысли есть определенная привлекательность.

Сьюзан почувствовала, что ей становится жарко, и судорожно вцепилась пальцами в складки юбки.

— Для вас — может быть, но не для меня… — испуганно глядя на Кристофера, произнесла она.

— Не кривите душой, Сьюзан. Вы тянетесь ко мне, я — к вам, и не стоит обманывать саму себя, что все обстоит совершенно иначе.

— Нет, неправда! — Она резко отвернулась, но Кристофер поймал ее за плечо.

— И тем не менее вы не сможете это отрицать — я не позволю вам это отрицать. Когда-нибудь вам придется прийти к какому-то решению, — сказал он сквозь стиснутые зубы. — Если вы полагаете, что умело маскируете свои чувства, то глубоко заблуждаетесь. Я знаю и вижу, что вы чувствуете на самом деле, Сьюзан. Когда вы оказываетесь в моих руках, я сразу чувствую, что это значит для вас — по вашей дрожи, по учащенному ритму вашего сердца…

— Это… это потому, что мне противно ваше прикосновение. Потому, что мне хочется остаться одной… — Сьюзан пыталась найти выход из ловко расставленной ловушки.

— Вам? Вы же лжете, Сьюзан! И даже не мне, а себе самой!

Рука его мягко двигалась по ее плечу, по изгибу спины, по крутому подъему ее бедра. Если следовать сказанному, Сьюзан должна была вырваться, но кончики его пальцев ласкали ее через тонкую ткань и ее тело, охваченное жаром, предательски изгибалось, призывая продолжать, продолжать, продолжать, а с губ слетел еле слышный стон.

Кристофер поймал ее губы, упиваясь их мягкостью и покорностью. Ее невнятный возглас протеста заглох, так толком и не прозвучав, а ладонь Кристофера осторожно скользнула вверх, наполнившись ее грудью.

— Я хочу тебя, — пробормотал он хрипло. — Так же, как и ты меня.

— Это нечестно, — еле слышно прошептала Сьюзан. — Я сейчас не в состоянии вести себя разумно, я по твоей вине ничего не соображаю.

— А зачем вести себя разумно? Дай волю своим чувствам — и все!..

— Нет! — Ее пальцы сквозь тонкую ткань рубашки ощупывали его мускулистое тело. Как она нуждалась сейчас в его поддержке, в его неистовой, мужской силе, которая стала бы для нее бастионом против всех бед и невзгод жизни… Но она боялась дать себе волю… боялась любить…

Любить? Сьюзан словно молнией ударило. Неужели она и в самом деле любит? Неужели именно так называется чувство, которое она испытывает к Кристоферу? Сьюзан мотнула головой, упираясь лбом в мощную, твердую грудь Кристофера. Она ведь однажды любила, и все кончилось катастрофой! Ей совершенно не хотелось снова пройти через все это — через боль и страдание, через взлет страстей и неизбежное — неизбежное! — душевное опустошение в финале.

Нет, это не может быть любовью! Просто он исподтишка прокрался ей в сердце, воспользовался моментом слабости, заставив ощутить то, чего она никогда прежде не знала — даже в лучшие дни своего романа с Колином.

— Чего ты боишься? — прошелестел голос Кристофера у самого ее уха.

— Ничего… Мне нужно ехать домой… Поздно… — Она пыталась заставить себя сопротивляться.

— Ты так любила мужа, что до сих пор не можешь отрешиться от воспоминаний о нем? — с болью в голосе спросил Кристофер.

— Ты ничего не понял!.. Пусти меня, пожалуйста. Мне пора будить Максимилиана. Ему нужно еще собраться…

— Тогда скажи мне, в чем дело. Объясни, и я тебя отпущу. — Он твердо держал ее в кольце рук, тихонько покачивая, словно ребенка. — Я хочу знать.

Сьюзан попыталась высвободиться, но тут же ощутила разительное неравенство сил. Он явно не собирался отпускать ее, пока не получит ответа. Сьюзан бессильно опустила голову ему на грудь, чувствуя, как бегут по щекам и стекают на его рубашку горячие слезы.

— Мы встретились в больнице, где я стажировалась, — начала она, не отрывая лица от его рубашки. — Он был фармакологом, и он сразу же стал ходить за мной, не отступая ни на шаг. Сначала я сопротивлялась. Он мне казался слишком самоуверенным, слишком эгоистичным, слишком избалованным. Большой ребенок, который уверен, что все его желания исполнятся. А теперь он желал меня, в этом не оставалось ни тени сомнения. Чем сильнее я сопротивлялась, тем настойчивее он становился. И я понемногу начала сдаваться, купившись на его страсть и якобы искренность…

Сьюзан прервалась. Потом снова продолжила:

— Короче говоря, мы решили, что влюблены друг в друга, и сразу по получении диплома поженились. Я тогда искренне полагала, что браки заключаются на небесах, и поначалу супружеская жизнь казалась исполнением всех самых сокровенных мечтаний. Мне казалось, что ничто не может омрачить наших отношений, ведь мы любим друг друга, а значит, сообща сможем противостоять любым невзгодам.

Сьюзан издала короткий смешок, ладонью смахнула слезы и попыталась высвободиться, но Кристофер по-прежнему не пускал ее.

— Продолжай, — настойчиво сказал он.

Сьюзан сглотнула.

— Но все пошло наперекосяк, и очень скоро. Мне приходилось много и напряженно работать в качестве помощника врача, и Колина это начинало выводить из себя. Мне казалось, что с рождением Максимилиана он изменится, ведь он говорил, что мечтает о ребенке, но все стало еще хуже. Начались бессонные ночи. Младенец требовал постоянного внимания к себе, и он имел на это полное право. «У меня не осталось времени на личную жизнь», — то и дело повторял Колин, и я мучилась от чувства собственной вины. Я не могла предложить мужу столько внимания, сколько он требовал. Когда я вышла на работу и дежурила на вызовах, в больнице, он решил, что настало время. Однажды, вернувшись раньше обычного, я обнаружила дома вместо мужа няньку. Как объяснил Колин, все было совершенно невинно — он хотел съездить на вечеринку, не более того. В конце концов, пока он молод, ему хочется получить от жизни максимум удовольствий… Он посоветовал мне не беспокоиться ни о чем, но с каждым днем начал приходить все позже и позже, а однажды вообще не вернулся домой.

Соленые, жгучие слезы хлынули из глаз, но на этот раз Сьюзан даже не потрудилась утереть их. Срывающимся от напряжения голосом она сказала:

— В тот день вечером в одном из отелей случился пожар. Об этом сообщили по местному телевидению… Я посочувствовала погибшим, но могла ли я себе представить…

Она всхлипнула.

— Где-то около полуночи приехала полиция и попросила меня опознать одного из погибших — по документам это был Колин. Ему шел всего лишь двадцать второй год, он был так юн для того, чтобы умирать. Совершенно оглушенная, я никак не могла поверить в реальность случившегося. Оказалось, он задохнулся от дыма, и тогда я задумалась над тем, а что, собственно, он делал в отеле. Шел мимо, увидел дым, поспешил на помощь? Представляешь, какая я была дура! И только когда полицейский деликатно поинтересовался, не знаю ли я женщину, с которой он находился в одном номере, до меня что-то начало доходить. Ну, не дура ли я? — спросила Сьюзан, снова всхлипнув. — Разве можно было быть такой наивной!

— Ты просто верила ему, — сказал Кристофер. — Он был твоим мужем, и ты полагалась на его супружескую клятву. Ты вела себя совершенно естественно, и нечего себя порицать за это. Претензии скорее могут быть к нему. Он знал, что ты врач, когда женился на тебе, и должен был предвидеть, что со свободным временем у тебя до самой пенсии будут серьезные проблемы.

— Он все предвидел. Просто он по большому счету никогда и не любил меня — так, мимолетное увлечение. И Максимилиана он не любил, и это ранило меня сильнее всего. — Она утерла глаза рукой, и Кристофер протянул ей свой носовой платок.