— В Арабеллу? — Норман ошарашенно уставился на Дженни. — Ты что, с ума сошла?

— Вовсе нет. Я знаю, ты любишь Арабеллу, — убежденно повторила Дженнифер.

— Как ты могла предположить такое? Трудно представить себе более дикую мысль. Любовь с Арабеллой! Мы бы довели друг друга до самоубийства, — с негодованием возразил он. — Я отношусь к ней как к сестре, и у меня никогда не возникало идеи воспринимать ее как-нибудь по-другому.

— Ой, пожалуйста! Не делай из меня ребенка, — с грустной усмешкой промолвила Дженни. — Глупо отрицать. Мы никуда дальше не продвинемся, если ты станешь уверять, что женился на мне по любви.

— Подожди, подожди, — какая-то догадка озарила его. Ярость мгновенно испарилась. — Не знаю, кто внушил тебе эту странную мысль, но относительно Беллы могу сказать тебе совершенно точно — она не интересует меня как женщина.

— Ну конечно! — Дженни сжала подлокотники кресла так, что побелели костяшки пальцев. — Я не слепая. Она красива, обаятельна и чувственна…

— Конечно, красива, — прервал ее Норман, — как десятки других женщин, которых я встречал. Но ни в одной из них не было твоей чистоты.

— Моей наивности, — язвительно возразила Дженнифер, вздергивая подбородок с воинственным видом. Прядь волос упала на лицо. Она нетерпеливо убрала ее. Наверное, она выглядит жалкой, растрепанной, неуверенной в себе… Норман не отрывал от нее глаз. Рассматривает, оценивает, сравнивает, неприязненно подумала Дженни. — Моя проклятая наивность, — продолжала она, горько вздохнув. — Провинциальная девочка, неискушенная…

— Это тоже было о-о-очень привлекательно. — Его циничная улыбка подлила масла в огонь, Дженни кипела от негодования. — Все-таки есть что-то трогательное и привлекательное в том, чтобы ухаживать за девственницей, — с легкой иронией в голосе заметил Норман.

— Охота за беззащитным созданием горячила тебе кровь, не так ли? — Дженнифер презрительно скривила рот.

— Ты потрясла меня до глубины души, — сказал Норман, уже совершенно серьезным тоном, медленно выговаривая каждое слово.

— О, Норман, не надо, пожалуйста! — взмолилась Дженни, готовая разрыдаться.

— Молчи и слушай, — с нажимом проговорил Норман. — Я долго искал такую, как ты. Нет, — сказал он, не давая ей возможности прервать его, — совсем не потому, что ты наследовала состояние. Со временем я все объясню тебе, а сейчас просто поверь.

— Объясни сейчас, — потребовала она.

— Нет, Джейн. Я не могу сказать тебе всего.

— Все пошло к черту! Сердца разбиты! Наш брак лопнул как мыльный пузырь, а ты продолжаешь напускать какую-то таинственность, — возмутилась Дженни.

— Вернемся к вопросу об Арабелле, — мягко предложил Норман.

— Ну, давай вернемся. — Дженни устало вздохнула.

— Дорогая, ты ведь не знаешь, кто такая Белла. Она дама полусвета, и мне никогда не приходило в голову иметь с ней связь.

— Что это значит? — недоуменно спросила Дженни.

— Это означает даму, которая основывает свою карьеру на связях с богатыми любовниками, — сухо объяснил Норман.

— Ты имеешь в виду, что она э… э…

— Что-то вроде проститутки, — подсказал он недрогнувшим голосом.

— Как ты можешь так говорить о ней? — Дженни была неприятно поражена. — Это непорядочно.

— Я бы и не говорил, если бы не возникло такой необходимости. Не сказав этого сейчас, я разрушу свое будущее. А потом, я ведь знаю, что дальше тебя это никуда не пойдет. Так вот, Белла совсем не такая, как ты. Она и умна, и прекрасный собеседник, и проявляет море терпения, околачиваясь по приемам, ресторанам, холлам отелей, поджидая там свою очередную жертву. А потом купается в деньгах, заставляя мужчин носить себя на руках, и при этом выглядит победителем. Говорят, в постели она похожа на дикую кошку. Мне не доставляет никакого удовольствия передавать тебе салонные сплетни, Джейн. — Норман остановился и продолжил бесстрастно: — Прошу, поверь мне, что я лично не знаком с ее сексуальным поведением.

Вот так. Разом снял все подозрения. Прямой, откровенный, беспощадно искренний. Однако…

— Вы находились слишком близко друг к другу, когда танцевали… И это нежное "прощай", объятия и поцелуи, — запинаясь, проговорила Дженни.

— Конечно были! — воскликнул Норман. — Белла расстроилась. Она вообще очень тяжело переживала, когда я сообщил ей, что собираюсь жениться, — терпеливо объяснил он.

— Потому что вы были любовниками, — не сдавалась Дженни.

— Нет. Никогда. — Норман говорил с ней, как с неразумным младенцем. — Дело в том, что наши отношения имеют долгую историю. И очень специфичны. Она привыкла к ним. Взгляни на все ее глазами, и ты поймешь ее переживания. Однако мы оба знаем, что брак между нами невозможен. Даже если бы это случилось, мы бы оба проиграли. Я всегда уделял ей много внимания, и я первый человек, к кому она обращается, попадая в трудное положение. Конечно, она не безразлична мне, Джейн.

— Да, но… Это выглядело тогда совсем по-другому.

— Ничего другого. Ничего похожего на то, что ты имеешь в виду. Все происходит только в твоем воображении. Результат твоих невесть откуда взявшихся страхов и опасений. — Норман ласково улыбнулся. — Так вот чем объясняется твое странное поведение!

— Мне казалось очевидным, что вы влюблены друг в друга.

— Ну все, сколько можно, — устало проговорил Норман.

Дженни нервно покусывала губы.

— Не знаю, что и думать, — растерянно пробормотала она. Голова у нее разболелась, и она приложила ко лбу холодную ладонь. — Действительно, не знаю.

— Я влюбился в тебя с того момента, как впервые увидел, — с жаром продолжал Норман. — Влюбился с первого взгляда. Ты ведь знаешь это, Джейн. Ты не могла не почувствовать, какое впечатление произвела на меня, — мечтательно проговорил он. — Это было, Джейн. На это нам нужно опираться. Нельзя, чтобы между нами возникало недоверие.

— Я хочу поверить, — прошептала она.

Несколько минут он изучал выражение ее лица, и Дженни показалось, что Норман смотрит на нее, как на человека, выздоравливающего после тяжелой болезни. Сомнения разрывали Дженни сердце.

— Давай, я расскажу тебе, кем для меня были Боулинзы, семья Арабеллы, — осторожно предложил он.

— Да, пожалуйста, — согласилась она с облегчением.

— С чего начать?

— Расскажи мне про детство.

— Хорошо. — Он помолчал, собираясь с мыслями. Брови его сбежались к переносице. Он машинально отстегнул ремень безопасности, как будто это была преграда, мешавшая ему проникнуть в прошлое, и глубоко вздохнул. — Честно говоря, это был ад. И дома, и в школе. Я не был очаровательным ребенком. И не был любимым.

Дженни тоже нахмурилась.

— Трудно себе представить.

— Я был тощим, нескладным и болезненным, спокойно констатировал Норман.

— Ты? — удивилась Дженни. — Ну хорошо, и все же почему ты был нелюбимым?

Норман дернул плечом.

— Родители вообще обращали на меня мало внимания. Они были несчастливы и замкнулись в себе. Им было не до сына. К тому же, как я уже пояснил, я не походил на ребенка, который одним своим видом вызывает умиление. А внешняя непривлекательность иногда внушает людям даже большее отвращение, чем внутренняя.

— Если бы это было действительно так.

— Очень часто это именно так.

Дженни поняла: для него это стало частью горького детского опыта. Сколько бы ни опровергала в дальнейшем жизнь это утверждение, в его сознании оно навсегда оставило свой след.

— Ты очень изменился с тех пор. — Дженни скользнула взглядом по его волевому, полному достоинства лицу, остановилась на мощной линии плеч, сильных руках. — Никто из тех, кто видел тебя тогда, ни за что бы, наверное, сейчас не узнал.

— Ты права. Вряд ли кто-нибудь узнал бы. — На лице Нормана появилось меланхолическое выражение, которое, правда, тут же исчезло, и он снова улыбнулся ей. — Мы еще вернемся к этому, но тогда я был полон жалости к себе. И ничего удивительного, что я мало с кем водил дружбу. Моим единственным товарищем был Эдгар Боулинз. Он, черт бы его побрал, увидел во мне что-то достойное уважения, а может быть, сочувствия, я не знаю. Во всяком случае, все школьные каникулы я проводил в его семье.