– Что ты вытворяешь, скажи на милость? Ведь ты спускалась ущельем, правда? Добром это не кончится, можешь мне поверить. Когда-нибудь ты непременно…

– Тебя кто-нибудь видел? – рассеянно проронила Энни, словно не слышавшая упреков.

– Ни одна живая душа меня не видела. Но не забывай, Энни, я твоя фрейлина. Для меня это большое везение, ведь в жилах у меня течет не самая благородная кровь. И если с тобой что-то случится…

– Мой отец любит тебя, Остра, – возразила Энни. – И ему все равно, какая кровь течет в твоих жилах – благородная или нет. Неужели ты думаешь, он когда-нибудь прогонит тебя?

Тут Энни заметила, что ее подруга едва сдерживает слезы.

– Остра? Что случилось? – обеспокоенно воскликнула она.

– Все твоя сестра, Фастия… – пробормотала Остра, пытаясь сморгнуть слезы. – Ты ничего не понимаешь, Энни.

– Но что я должна понимать? Мы с тобой выросли вместе, спали в одной постели с тех самых пор, как твои родители погибли и отец взял тебя ко двору. Тогда нам было по пять лет. Ты разделяла все мои игры и забавы. И мы с тобой частенько ускользали от охраны, как сегодня. Почему же ты плачешь? Что произошло такого особенного?

– Вчера Фастия сказала мне: если ты не станешь вести себя, как пристало взрослой принцессе, то она не позволит мне быть твоей фрейлиной. Сказала, что общество другой, более разумной девушки, которая не станет потакать твоим выходкам, пойдет тебе на пользу.

– Не обращай внимания на мою сестру, Остра. Она хочет тебя запугать, но на самом деле ничего плохого не сделает. И ведь я тоже рискую, не только ты. Знаешь сама, меня ждет нагоняй.

– Ах, Энни, ты и в самом деле ничего не понимаешь. Как ты можешь сравнивать? Ты принцесса, а я твоя служанка. Твоим родителям угодно обращаться со мной, как с особой благородного происхождения. Однако все при дворе знают, что, несмотря на роскошные наряды, я никто и ничто.

– Нет-нет, Остра, – горячо возразила Энни. – Ты не права. Не смей говорить, что ты никто. Ты мне как сестра, больше, чем сестра. Я люблю тебя и никому не позволю тебя обидеть.

– Тише, – прошептала Остра, насторожившись. – По-моему, погоня близко.

– Поскакали. Прямо сейчас поедем домой. А они пусть здесь ищут. Обещаю тебе, нас не поймают.

– Но рыцари…

– Я от них улизнула. Оставила их в дураках. Однако они будут об этом молчать, уверяю тебя. Кому охота признаваться в своем позоре? Разве что матушка или Фастия спросят их прямо, видели они меня или нет. Но в любом случае тебя никто из них не заметил.

– Фастия все равно разозлится. Она или сочтет меня твоей сообщницей, или решит, что я за тобой не углядела. Так или иначе, я все равно окажусь виноватой.

– Да наплюй ты на Фастию. Она далеко не так могущественна, как тебе кажется. Поехали, нечего терять время.

Остра кивнула, вытерла слезы рукавом и с любопытством спросила:

– Но один из рыцарей тебя все-таки догнал. Кто это был?

– Он обещал, что никому не скажет о нашей встрече, – вспыхнув, пробормотала Энни. – И если он хочет сохранить голову на плечах, то сдержит обещание.

Потом она нахмурилась и резко сменила тему разговора:

– Как Фастия осмелилась говорить с тобой в подобном тоне? Угрожать тебе? Нет, я этого так не оставлю. И, кажется, я уже придумала, как проучить мою дорогую сестрицу.

– И как же?

– Сейчас я нанесу визит королеве Виргенье. Посещу ее гробницу. И скажу ей о том, как Фастия тебя обижает, а мне не дает шагу ступить. Уверена, она нам поможет.

Глаза Остры расширились от удивления:

– Но я… я думала, мы возвращаемся домой.

– Это не займет много времени.

– Но…

– Я делаю это исключительно ради тебя, – сказала Энни. – Поехали. Не бойся. Все будет хорошо.

– А через час или около того мы сможем вернуться в замок?

– Конечно.

– Ну, тогда поехали, – испустила сокрушенный вздох Остра и решительно вздернула подбородок.

Подруги пересекли несколько каналов и оказались в королевском квартале; улицы здесь были вымощены свинцовыми плитками, чисто выметены и отполированы до блеска башмаками многочисленных посетителей. Вытесанные из камня статуи святых поддерживали плоские или наклонные крыши, повсюду росли первоцветы и примулы, а двери были заперты на надежные стальные засовы и замки.

Последний круг окружала стена из черного, поблескивающего слюдяными вкраплениями гранита; поверху шел ряд острых железных зубцов. У ворот подобно часовым возвышались статуи: святой Андер с удлиненным мрачным лицом сжимал в руке молот, а святая Дан была изображена в венке из роз, и по ее щекам стекали слезы.

К тому же около ворот прохаживался здоровенный детина средних лет, в темно-серой ливрее; такова была форма рыцарей-священнослужителей, в обязанность которых входило охранять покой мертвых.

– Добрый вечер, принцесса Энни, – поклонился он, завидев всадниц.

– И вам желаю приятного вечера, сэр Лен, – приветливо ответила Энни.

– Я так понимаю, вы снова пожаловали сюда, не сообщив никому, куда направляетесь, – сказал он и почтительно снял шлем, открыв заплетенные в косы каштановые волосы, обрамлявшие лицо столь плоское, грубое и суровое, что оно казалось высеченным из камня.

– Кто вам об этом сказал? Неужели матушка или Фастия были здесь и расспрашивали обо мне?

Губы рыцаря тронула едва заметная улыбка.

– Я не имею права рассказывать вам об их посещениях, принцесса, точно так же, как не должен рассказывать им о ваших. Иначе я нарушу свой обет. Я храню молчание о том, кто сюда приходит и каким занятиям предаются посетители. Вы это знаете, принцесса, и являетесь сюда, когда вам заблагорассудится, не опасаясь, что ваши родители проведают об этом.

– Вы что, не хотите пускать меня?

– Я не имею права не пускать вас, принцесса, и это вам тоже известно. Проходите.

– Благодарю вас, сэр Лен.

Когда девушки вошли в ворота, сэр Лен ударил в медный колокол, тем самым давая знать покоящимся за оградой королям, что к ним явились гости.

Энни вновь ощутила знакомую щекотку внутри – верный признак того, что на нее устремлены ледяные взгляды призраков.

«Я тебе покажу, Фастия, противная ты зануда, – усмехнулась она про себя. – Ты пожалеешь о своих словах».

Энни и Остра соскочили с лошадей и привязали их у ограды, за которой спали вечным сном мертвецы королевского рода Отважных. За оградой находился также небольшой алтарь, усыпанный свежими и высохшими цветами; там же стояли свечи – наполовину сгоревшие и целые, и чаши, от которых исходил запах меда, вина и дубового пива. Энни зажгла одну свечу, и обе девушки преклонили колени, чтобы произнести молитву. Свинцовые плиты были холодными и жесткими. Где-то поблизости гомонили сойки и вороны, и их голоса сливались в нестройный тревожный хор. Губы Энни шептали священные слова:

Закончив молитву, Энни схватила подругу за руку.

– Идем, – едва слышно выдохнула она.

Девушки проскользнули в огромный дом, где покоился прах дальних и ближних предков Энни. Там ее усопшие тетки и дяди устраивали полночные балы, а ее маленький братец Авьен играл в своей мраморной колыбели. Они обогнули колоннаду из красного мрамора, миновали украшенную бронзой арку, прошли через дворец меньшего размера, где нашли пристанище королевские кузены, которые, без сомнения, и после смерти продолжали предаваться своему излюбленному занятию – заговорам и интригам против августейших родственников. Наконец девушки оказались во внутреннем дворе, где могучие старые деревья бросали тень на каменные стены.