— Стразы?! — воскликнула Эмелайн. — Вы уверены?

— Эксперты из «Ранделл и Бриджес» совершенно в этом уверены, — ответил он.

Лайам открыл футляр и повернул его к свету. Ожерелье блеснуло темно-красным огнем.

Эмелайн с трудом могла поверить, что это не настоящие рубины, так красиво сверкало и переливалось это восхитительное ожерелье.

— Стразы, вы говорите?

Он кивнул.

— Это отличная копия настоящего рубинового ожерелья, которое находится и сейчас у меня в сейфе в Уиткомб-холле. Туда положила ожерелье еще моя мать. И это было почти двенадцать лет назад.

— Теперь я действительно ничего не понимаю! Вы знали сразу, что это копия?

— Я надеялся, — ответил Лайам. — Должен вам сказать, что я уже довольно давно не доставал и не видел оригинала. А также я не знал, что с него сделана копия.

— Ваш отец вам ничего об этом не говорил? — спросила Эмелайн. Лайам покачал головой.

— Мой отец тоже не знал. Он купил оригинал в качестве подарка для моей матери по поводу рождения сестры. Отец никогда не заказывал копию.

— Тогда кто мог это сделать? — удивилась Эмелайн. — И почему? В своем письме к моей матери леди Сеймур говорила, что она нашла ожерелье в своем сейфе, то есть в Сеймур-хаусе. Она решила, что это подарок, думала, что муж хотел сделать ей такой сюрприз.

— Сюрприз для кого? — спросил Лайам спокойно. Он закрыл футляр и положил его на столик рядом с вешалкой. — Я не могу предоставить вам никаких доказательств. Ни кто, ни зачем. Это только история о том, что случилось много лет назад, — сказал Лайам.

Они стояли в холле, где их не могли подслушать, и он говорил не опасаясь.

— Семнадцать лет назад, — продолжал он, — два грабителя ворвались в кабинет моего отца в Уиткомб-холле. Они наставили на отца пистолет и потребовали открыть сейф, где хранилось это ожерелье стоимостью в тридцать тысяч фунтов. Грабители приказали отдать им колье. В сейфе находились и куда более ценные бриллианты. Отец так никогда и не понял, почему грабителям понадобились именно эти рубины.

Эмелайн задумалась, и неожиданно у нее зародилось одно подозрение. Довольно неприятное подозрение, от которого Эмелайн сразу захотелось, чтобы ожерелье лежало до сих пор необнаруженное в шкатулке матери.

— Прошу вас, только скажите мне, что все это не было частью хитрого плана, который замыслил Амброуз! — воскликнула Эмелайн.

— Я бы и хотел, но, к сожалению, сам думаю, что это правда.

— Господи, — вздохнула Эмелайн. — Чем больше я узнаю о моем покойном муже, тем привлекательнее становится его образ. Какая любопытная смесь — жадности и ненависти к собственной семье! Вы не находите?

— Никогда не спорю с женщиной, — сказал Лайам, улыбаясь.

— Не могу передать вам, сэр, как приятно быть его вдовой, — добавила Эмелайн.

Лайам кашлянул.

— Случайное стечение обстоятельств, конечно, — заметил он. — Особенно, если учесть, как быстро закончилась эта ваша связь.

— О, но я должна не согласиться! Я вовсе не удивлюсь, если окажется, что Амброуза разыскивают за многочисленные преступления — грабежи на большой дороге, убийства и преступления против короны. Я также не удивлюсь, если меня, его вдову, бросят в тюрьму как его сообщницу.

— Я искренне надеюсь, что до этого не дойдет, — галантно ответил Лайам. Но если даже так случится, то я хочу, чтобы вы знали: я сделаю все, что в моих силах, чтобы в вашей камере всегда была свежая солома.

Эмелайн чуть не рассмеялась, но все же сумела произнести достаточно серьезно:

— И снова, сэр, я должна признаться, что глубоко тронута вашей заботой.

Он поклонился.

— Не стоит благодарности, миледи. Даже и не думайте об этом.

— Разумеется, не буду. Ах, если бы это было возможно, я не стала бы думать и о вашем кузене.

Они снова вернулись к теме, касающейся попытки ограбления.

Эмелайн спросила:

— Вы предполагаете, что Амброуз специально заказал копию ожерелья, чтобы обмануть вашего отца?

— Сомневаюсь, — ответил Лайам. — Мой отец был очень знающим человеком, и его было очень трудно обмануть. Более правдоподобной мне кажется другая версия. Амброуз хотел обмануть грабителей и подменить ожерелье до того, как они успеют продать его.

— Очаровательно! Наверное, я должна чувствовать себя гораздо лучше, зная, что он собирался обмануть только своих подельников.

— Не забывайте, что это лишь мои предположения. Но одно я знаю точно. Когда бандиты убегали, мой отец достал из письменного стола пистолет и выстрелил в того преступника, который держал в руках ожерелье. Пуля попала ему в ногу. Грабитель упал, но его сообщник успел скрыться. А настоящие рубины так никогда и не покидали комнату.

— Что случилось с человеком, которого подстрелили? — спросила Эмелайн.

— Когда он выздоровел после ранения, его судили и приговорили к двадцати годам каторжных работ.

Услышав про каторжные работы, Эмелайн вспомнила о Сэмюэле Тернере, брате дворецкого. Она ведь хотела рассказать Лайаму о том, что Вернон Брофтон шантажирует слуг.

— Это напомнило мне кое о чем, что я хотела рассказать вам. Я думаю, что вы должны…

— Лайам! — позвала Кордия, появляясь на лестнице. — Как я рада, что ты здесь! Миссис Пратт желает сойти вниз, ей надо помочь.

Посмотрев извиняющимся взглядом на Эмелайн, он быстро взбежал по лестнице. Лайам помог миссис Пратт спуститься и проводил ее в гостиную. Затем он усадил миссис Пратт в кресло с подставкой для ее сломанной ноги. Лайам тут же извинился и сказал, что ему пора идти. Его ждут друзья, с которыми он обещал поужинать и сыграть в вист.

— Я действительно должен идти, — сказал он.

Эмелайн проводила его до двери.

— Я опаздываю, — добавил Лайам. То, что вы хотели мне рассказать, Эмелайн, это может подождать, например, до завтра?

— Да, конечно, — ответила Эмелайн. — Это ждало и так уж очень долго, может подождать и еще! Значит, до завтра, вы говорите?

Лайам взял цилиндр с вешалки, оставив на столике ожерелье.

— Завтра, — сказал он, — мы идем с вами осматривать Вестминстерское аббатство.

Ее охватил восторг при мысли провести все утро с Лайамом.

Эмелайн сказала:

— Я, наверное, совсем потеряла голову, сэр, если не помню, как вы спрашивали разрешения меня сопровождать.

— Нет, я не спрашивал, — согласился он сразу и весьма миролюбиво. — Я хочу спросить только, как насчет одиннадцати часов? Если вы думаете, что вам угрожает опасность быть упрятанной в тюрьму за преступления моего кузена, то на такие пустяки, как приглашение и выражение согласия, просто нет времени. Безусловно, вам нужно туда поторопиться.

— Безусловно? — спросила она скептически. — Интересно, почему?

— Это чистая логика, — ответил он невинным тоном. — В камере у вас будет достаточно времени, чтобы подумать.

Эмелайн хмыкнула:

— Ужасный мужчина!

— Совершенно верно, — согласился он. — Все-таки вам не надо было выходить за него замуж.

— Я имела в виду вас!

— Но я протестую. Мой кузен был гораздо ужаснее меня.

На этот раз она не выдержала и весело рассмеялась.

— Не будем мелочиться, сэр. Явно это у вас фамильное.

— Но женщинам это не передалось.

— Конечно, — сказала она. — Кордия замечательная девушка.

— О да! Здесь не может быть двух мнений. И теперь, когда мы пришли наконец к согласию хотя бы по одному вопросу, я думаю, что очень тактично будет мне уйти.

Лайам взял ее левую руку.

Эмелайн думала, что он поцелует ей кончики пальцев. К ее удивлению, он этого не сделал, а продолжал так стоять, и его пальцы нежно ласкали ее кожу. Так прошло несколько секунд. Наконец сладостные движения прекратились, он поднес ее руку к губам и запечатлел на мягкой ладони чувственный поцелуй.

— В одиннадцать? — прошептал Лайам.

Эмелайн что-то пробормотала. Она не знала даже — что. Так как у нее не было ни одной мысли. Пламя, обжегшее руку, полыхнуло по всему телу.

— Значит, договорились, — сказал Лайам.