Мы можем не находить общего языка, словно намекал он, но, черт возьми, я достаточно великодушен, чтобы быть выше этого.

— Почему бы и нет? — ответила Розалин после некоторого размышления.

— Тогда я заеду за вами в половине восьмого.

Что это на меня нашло? — изумился Скотт, слушая свои же собственные слова. Временное помешательство?

— Хорошо.

Розалин помедлила некоторое время, словно ожидая разрешения уйти. Потом встала и вышла, плотно притворив за собой дверь.

Неожиданно ощутив острую потребность выпить, Скотт налил себе виски, посмотрел на содержимое стакана на свет и подумал, что имеет полное право ощущать себя благородным человеком, совершившим добрый поступок в отношении того, кто не в состоянии его оценить. На душе стало хорошо, и Скотт даже пожалел незнакомого ему Роджера. Бедняга. Возможно, он славный человек, только с головой у него не в порядке.

Розалин захватила с собой всего лишь одно платье. Простое, светло-голубое, ценное только тем, что не мялось, как ни складывай. И вот теперь платье, надетое с простыми коричневыми босоножками, придавало ей вид, словно она собралась за покупками, а не на обед в ресторан с человеком, которому все сильнее хотела что-то доказать. Что именно, Розалин понятия не имела.

Правда, прическа и макияж несколько изменили ее внешность. Впервые с момента приезда Розалин распустила волосы. Длинные, светло-русые, они чуть завивались книзу и, по мнению Розалин, совершенно не подходили к серьезному, интеллигентному лицу. Такие прически носят женщины, которые много смеются, напропалую флиртуют и вообще ведут развеселую жизнь. Ей следовало постричься давным-давно. Но что-то все время останавливало.

Розалин осторожно наложила немного косметики: губную помаду, румяна, тени для век. Ну вот, подумала она, оглядывая себя в зеркале, теперь платье не кажется таким уж невзрачным.

Когда Розалин спустилась в кухню, где сидел отец, он ничего не сказал. Увы, такова была его обычная реакция на ее существование. Интересно, как они собираются налаживать отношения?

— Я ненадолго, папа, — сказала Розалин, накладывая салат ему на тарелку.

Когда-то, будучи подростком, она потратила несколько часов на стряпню, стараясь угодить отцу. В ответ на все старания он сказал лишь, что ее мать была замечательной поварихой. Потом посмотрел на приготовленные Розалин блюда точно так же, как смотрел на все, что бы она ни сделала, — сравнивающим, оценивающим взглядом. Отцу всегда удавалось выражать свое недовольство намеками, а не напрямик.

— Не стоит спешить из-за меня. Я не беспомощен.

— Я попрошу Скотта оставить номер телефона ресторана, прежде чем мы уедем. На всякий случай.

— На какой еще случай? — сварливым голосом спросил отец. — Еще немного, и ты предложишь мне сиделку. — И он посмотрел на еду так, словно та была отравлена, потом начал есть, вытирая губы салфеткой после каждой ложки.

— В холодильнике пудинг, — сказала Розалин. — И еще я сделала яблочный мусс.

— Еда для инвалидов.

Это был традиционный настрой их беседы. Но на этот раз Розалин нервничала меньше обычного.

— Это полезная еда, папа.

— Любое блюдо, которое не надо жевать, — это еда для инвалидов, — сообщил он.

Отец, Розалин давно это заметила, любил делать провокационные замечания, чтобы вызвать то, что она считала бесплодным спором, а он — полезной дискуссией. Сейчас Розалин не хотелось этого, как бы оно ни называлось.

— Жареная и жирная пища для тебя вредна, — сказала она, теряя терпение. — Ты знаешь это не хуже меня!

— Не нужно раздражаться из-за простого замечания, — проворчал он. — Ох уж эти женщины!

В любом другом случае Розалин никогда не накричала бы на отца. Она ходила бы вокруг него на цыпочках, стараясь погасить любую вспышку недовольства. Но теперь обстоятельства изменились. Она находилась здесь не с мимолетным визитом и не знала, удастся ли ей выдержать неопределенный период натужной вежливости.

— Не стоит спорить по любому поводу, — ответила она столь же недовольно. — Ох уж эти мужчины!

Они посмотрели друг на друга в упор, и Розалин внезапно ощутила себя ребенком.

— Прости, папа, я не хотела тебя обидеть.

— Все очень вкусно, — сухо ответил он.

Раздался звонок, и Розалин с облегченным вздохом бросилась открывать дверь.

— Боже мой! — воскликнул Скотт с наигранным удивлением. — Вы готовы! Большинство женщин имеют привычку заставлять себя ждать. Вы, должно быть, исключение из правила, что, как вы понимаете, самого правила не отменяет. А где ваш отец?

— В кухне, — ответила Розалин, впуская Скотта.

Она подождала в холле, пока мужчины минут пять поговорили. А когда они уже сидели в машине, сказала довольно резко:

— Я бы не хотела сегодня слишком задерживаться. Это первый вечер, который отец проводит дома после болезни, и он может разволноваться, если надолго останется один.

Говоря это, Розалин смотрела прямо перед собой, но чувствовала на себе проницательный взгляд Скотта.

— Мне не показалось, что он нервничает. Как ваш отец перенес переезд?

— Хорошо, спасибо.

Почему-то она злилась на Скотта и уже корила себя за то, что приложила такие усилия, чтобы выглядеть привлекательной. Розалин гораздо лучше чувствовала бы себя дома, с волосами, собранными в пучок, и не накрашенным лицом.

— Вы уже заходили в приемную?

— Да. Доктор Конолли был очень любезен и все мне там показал.

— Еще бы, — усмехнулся Скотт. — Парень смотрит на вас как на своего спасителя. Держу пари, он ждет не дождется того момента, когда сможет швырнуть вам папки с историями болезней. Он сообщил вам, когда уезжает?

— В пятницу, — ответила Розалин.

— Так скоро?

— Но ведь у него нет причин торчать здесь, верно? Я могу и сама справиться с подбором кандидатов на замену.

Розалин знала, что ведет себя едва ли не грубо. Но после непредвиденной стычки с отцом ее нервы были на взводе, а теперь, в машине, разыгрались еще сильнее.

— Не можете дождаться, когда вернетесь к своей насыщенной лондонской жизни? — понимающе улыбнулся Скотт.

— Я привыкла к ней.

— Откуда вы можете знать, что не привыкнете к чему-нибудь более мирному, если никогда не пробовали?

— Я человек далеко не мирный, — резко возразила Розалин, тут же пожалев о сказанном.

— Что это означает? Поясните, — попросил Скотт, адресуя ей еще один быстрый, понимающий взгляд.

— Это означает, что я люблю командовать людьми и могу порой сорваться.

Неужели? — удивился он. Тогда у нее явный талант скрывать до поры до времени неуправляемые эмоции под безупречно-сдержанным внешним видом.

— К сорока годам у вас определенно повысится кровяное давление, — заметил Скотт.

— То же самое можно сказать и о вас. Или мужчины переносят стресс без побочного эффекта в виде повышенного давления?

Розалин подумала, что не стоило вступать в этот медицинский спор, но слово, как говорится, не воробей.

— А вы любите припираться, — заметил Скотт.

Но у Розалин не осталось времени возразить, потому что они уже подъехали к ресторану — небольшому по размерам, но явно дорогому.

Едва войдя внутрь, Розалин сразу поняла, что это заведение славится блестящей кухней, хорошей репутацией и богатой клиентурой. Их лично приветствовал хозяин. И по его веселым замечаниям, Розалин стало ясно, что Скотт является здесь частым гостем.

Их провели к удобному столику в углу.

— Я бы рекомендовал форель с миндалем, — сказал Скотт, когда она уставилась в меню размером со стол, да еще и написанное по-французски.

Французский Розалин знала плохо и, чтобы не заказать то, что ей не понравилось бы, с готовностью приняла помощь своего спутника. Тот, казалось, забыл их недавнюю перепалку, что выглядело довольно странно. Любящий провоцировать, делать обобщения, Скотт Барфилд вряд ли был способен на такое. Милый Роджер, вспомнила Розалин, никогда не спорил. И слава Богу! Иначе она давно бы дала ему отставку.