Скотт ощущал себя полным идиотом. Владелец конюшни, не знающий, какая лошадь не годится для ночной прогулки под дождем!

— Разве я так сказала? — удивленно подняла брови Розалин.

Да, джемпер обтягивал ее тело, совершенно не скрадывая замечательных форм. Прекрасная грудь, подумал Скотт.

С немалым трудом стянув майку, он откинулся на подушках и представил, как она в свою очередь снимает джемпер. Но тут же прервал себя, подумав, что Роджер, возможно, проделывал это много раз — медленно раздевал ее, бесстыдно разглядывая.

— Удивляюсь, — сказала она, ощупывая его торс, — как вы упали. Вы же не новичок, должны были предполагать, как поведет себя лошадь. Что же случилось?

Зубы заговаривает, решил он. Врачи любят это дело. Вроде того, как болтают, прежде чем загнать в задницу шестидюймовый шприц. Что ж, может, действительно будет лучше, если она станет вести себя как врач. А может, пусть лучше покраснеет? Пусть хоть как-то реагирует на него, даже в столь необычных обстоятельствах. Скотт покачал головой, злясь на самого себя.

— Ну, — поторопила его с ответом Розалин.

— Что — «ну»?

— Лошадь, она вела себя спокойно?

— Поначалу да. А потом, должно быть, чего-то испугалась. Когда она промчалась мимо окон Майка без седока, тот забеспокоился. Да нет, лучшей лошади быть не может! — Скотт заметил, как она подавила улыбку. — Просто я не такой уж опытный наездник, несмотря на все усилия сделать из меня такового, причем с самого раннего возраста.

Теперь Розалин улыбалась в открытую. Насмехается, подумал он.

— Вы были правы, ничего не сломано. Только ушибы. Боль пройдет через пару дней. Принимайте обычные обезболивающие таблетки.

— Я привык к ушибам.

— Не сомневаюсь, Скотт.

Она встала и принялась укладывать свой чемоданчик. Глупо, конечно, но неожиданно он попросил ее остаться.

— Да, но мне…

— Пожалуйста, — выговорил Скотт и обрадовался, когда Розалин снова села рядом с ним.

Надо вынудить ее остаться, умолить — неужели она откажет? Но зачем? Ведь ни одна женщина в мире еще не доставляла ему такого беспокойства.

— Ладно, но только на минутку.

— Почему у меня такое ощущение, что вы терпеть меня не можете? Почему вы ведете себя так, словно общаетесь с прокаженным? — спросил Скотт.

Розалин с удивлением посмотрела на него.

— Вы нормально себя чувствуете? Это просто шок от падения…

— Я чувствую себя нормально, и шока у меня нет, так что не нужно этого вашего утешающего докторского голоса… И не нужно нервничать.

— Разве я нервничаю?

— Да. Посмотрите, как вы сидите. Словно в любую минуту готовы вскочить и убежать. Честное слово, я не преувеличиваю.

— Никогда не знаешь, чего от вас ожидать, — рассмеялась Розалин.

Однако Скотт заметил, что она по-прежнему была напряжена. Лицо спокойное, а пальцы то судорожно сжимаются, то разжимаются. Но почему? Почему она трепещет, словно пойманная в силки птица? Ведь она не прикидывается, ей и впрямь не по себе в его присутствии. Где там наш Роджер? От воспоминания о Роджере у Скотта застучало в висках.

— Возможно, вы и правы, — выдавил он. — Может быть, у меня шок. Но мне нужно чье-то общество…

— Я могу позвать управляющего, — предложила Розалин.

— Нет-нет, не надо. Майк уже достаточно поволновался сегодня. — Скотт закрыл глаза и постарался принять позу, не настораживающую ее. Нужно, чего бы это ни стоило, удержать ее, подумал он. — И Майк не молодеет.

— Он здесь уже давно? — спросила Розалин. Почему она такая вежливая?

— С тех пор как мне исполнилось четыре года. Майк — моя правая рука. Я только подписываю чеки.

— Хорошо, надо будет на обратном пути сказать ему, что с вами все в порядке. Он беспокоился о вас.

— Снова вы за старое! — воскликнул Скотт, открывая глаза. — Пытаетесь сбежать. Неужели нельзя вас попросить о пустяке — составить компанию? Поговорите со мной, расскажите мне о вашем отце. Как он? Как дела насчет замены?

В дальнейшем, подумал он, нужно будет иметь дело исключительно с пустоголовыми вертихвостками. Может быть, интеллекта у них и не достает, зато не чувствуешь себя полным болваном, неспособным контролировать свои эмоции.

— Мы еще не нашли замену, — сказала Розалин. — А папа прекрасно себя чувствует.

— Он вместе с вами ведет прием?

Скотт старательно избегал встречаться с ней взглядом. Однако заметил, что на Розалин не было лифчика — должно быть, она покинула дом в спешке. Не по зову сердца, а, увы, следуя профессиональному долгу.

— Иногда. Но, что удивительно, он в последнее время пристрастился к готовке. Отец считает, что таким образом разрабатывает правую руку. А еще он увлекся бриджем. Его приятели, все пенсионеры, собираются дважды в неделю в местном клубе. Он там был пару раз, и ему понравилось.

Розалин заметно расслабилась. Но это пока разговор не касается ее лично, подумал Скотт. Как только он вторгнется в ее частную жизнь, она замкнется. Почему?

— А дома как он себя ведет?

Розалин смотрела куда-то в сторону.

— Можно сказать, что мы постепенно привыкаем друг к другу.

— Не было счастья, так несчастье помогло, да? Получается, что инсульт отца пошел вам обоим на пользу.

Скотту очень захотелось взять руку Розалин и положить на ту часть своего тела, которая больше всего реагировала на ее присутствие. Это наверняка прочистило бы ей мозги.

— Мы как-нибудь сами разберемся в наших взаимоотношениях. Вам уже лучше? Вы вроде бы порозовели.

— Вы остались только из-за моего самочувствия? — спросил Скотт. — Могли бы придумать другой повод, чтобы поболтать со мной немного.

Неужели он покраснел? Слава Богу, что она не может читать его мысли!

— Да нет, я не против того, чтобы поговорить с вами просто так, — смутилась Розалин.

Не против… Только и всего? Самолюбие Скотта было задето, и он задумался, каким образом расшевелить ее. Но знал, что сейчас находится не в лучшей форме.

— А как Роджер? — спросил он.

— Прекрасно.

Она настороженно посмотрела на него, и Скотт не мог осуждать ее за это. Когда он упоминал о Роджере, в его голосе неизбежно проскальзывали нотки ревности — чувство, о котором Скотт раньше и не подозревал. Да, определенно Розалин выходила за рамки его хорошо организованного мира.

— Вы думали о том, о чем я говорил с вами?

Розалин явно растерялась, не понимая, что он имеет в виду.

— Относительно того, чтобы остаться здесь, пока не решится вопрос, кто будет вести прием вместо вашего отца, — пояснил Скотт. — Не знаю, как там насчет Роджера, но полагаю, у вас есть дочерний долг перед Роналдом. И вообще… — Он понимал, что говорить этого не следует, но сказал: — Вы и так достаточно долго избегали общения с ним.

— Надеюсь, вы не пытаетесь давить на меня, — сердито заявила Розалин, наклоняясь к нему, что было совсем уж нестерпимо.

Скотт едва не застонал и процедил сквозь стиснутые зубы:

— Я хочу знать, что вы считаете главным.

— Какое вам дело до этого? — возразила Розалин.

— А вам не кажется, что вы всю свою жизнь провели, убегая от себя, и ваше возвращение в Лондон сейчас, когда ваш отец нуждается в вас, означает продолжение этой традиции?

— Я никогда ни от кого не убегала!

Но по ее голосу было ясно, что она далеко не так уверена в своих словах, как хочет показать.

— Ваша жизнь дома была далека от идеала, поэтому вы сбежали. Вы спрятались за учебниками, потом за работой. У вас была неудачная связь с кем-то, когда вы были молоды, ведь так? Потом вы нашли себе замечательного Роджера… Когда ты прекратишь бежать от себя самой Розалин? Когда сможешь сама решать свои проблемы?

— Ты ничего обо мне не знаешь! — воскликнула Розалин раздраженно, но теперь она хоть смотрела на него.

— А кто знает? Ты кого-нибудь пускаешь в свою жизнь?

— В чем дело, Скотт? Неужели я не вижу, что ты пытаешься вынудить меня остаться здесь. И ты считаешь меня эгоисткой: я не навещала отца, я делала карьеру, вместо того чтобы рожать детей и ублажать мужа.