– Значит, ты, скорее всего, не в курсе дела.

– А что? – мгновенно насторожился Беркович.

– Что-нибудь случилось?

– Наверняка об этом сообщат в сводке новостей, – недовольно сказал Хутиэли. – Видишь ли, рано утром на берегу моря в километре от водохранилища Шикма армейский патруль обнаружил тело молодого мужчины – лет двадцати пяти.

– Шикма – это на юге? – спросил сержант.

– Южнее Ашкелона, недалеко от Газы. Мужчина умер от потери крови, и произошло это скорее всего в субботу вечером.

– И узнав, что мы с Наташей были на море, вы решили, что это наших рук дело?

– Смейся, смейся, – вздохнул Хутиэли. – Проблема, видишь ли, в том, что непонятно, как этот случай квалифицировать: на убийство не похоже… Несчастный случай тоже маловероятен…

– Расскажите, – попросил Беркович.

– Я уже тебе сказал, что умер Виктор Гидалин от потери крови.

– Значит, фамилия погибшего – Гидалин?

– Да, эту фамилию ты наверняка встречал в сводках. Один из главарей русских рэкетиров в Ашкело-не. Он пытался взять под свой контроль часть некошерных магазинов, вступил в конфликт с другой криминальной группировкой в городе…

– Почему его не арестовали? – удивился Беркович.

– Велась разработка, – сказал Хутиэли. – Улик было недостаточно.

– А теперь, значит, с ним разделались конкуренты? Нож, верно?

– Какой еще нож? Гидалин, видимо, приехал на пляж к заходу солнца, улегся

– там хороший песок, но попадаются острые камешки, – и не обратил внимания на то, что какой-то камешек поцарапал ему спину чуть ниже правой лопатки.

– Ну и что? – продолжал удивляться Беркович. -При чем здесь камешек?

– Да при том, – с досадой сказал Хутиэли, – что у Гидалина была не такая уж редкая болезнь – гемофилия. У него не сворачивалась кровь. Достаточно было малейшего пореза, и он мог умереть от потери крови. Что и случилось нынче ночью.

– Ничего себе! – воскликнул Беркович. – Как же он жил до сих пор?

– Существует очень эффективное средство, – объяснил инспектор. – Нужно, конечно, избегать порезов, но, если уж это произошло, спасти Гидалина могли только таблетки, которые всегда были при нем. На час-другой лекарство увеличивало сворачиваемость крови до необходимого предела.

– То есть, – сказал Беркович, – этот Гидалин неудачно лег на острый камень, поцарапал спину, не обратил на это внимания и… умер?

– Примерно так, – кивнул Хутиэли.

– А почему он не принял таблетку? Вы сами сказали, что он всегда носил их с собой.

– Это не я сказал, а его врач. Но дело в том, что флакон с таблетками не обнаружили. Его не было нигде – ни в карманах шортов Гидалина, ни в машине.

– Он приехал купаться один?

– Неизвестно. На песке множество следов, песок очень сухой, все расползается мгновенно… Машина Гидалина стояла в трехстах метрах от берега, на обочине дороги.

– Почему он не поехал к врачу или в аптеку, когда обнаружил, что порезался?

– Было уже поздно, – объяснил Хутиэли. – Судя по всему, он лег на песок и заснул. А кровь текла. Когда он проснулся, то… Представляю его ощущения. Он встал и попробовал идти к машине, но сил уже не было. Он упал буквально в пятидесяти метрах…

– У него был мобильный телефон?

– Конечно. Лежал в машине в выключенном состоянии. Более того – от телефона не было бы пользы, если бы даже Гидалин до него добрался. Небольшой дефект в антенне – связь отсутствовала.

– Вы думаете, что все это было подстроено?

– Каким образом? – с досадой сказал инспектор. -Сержант Коэн, который расследует это дело, считает, что об убийстве и говорить не приходится. Просто невозможно предположить, чтобы Гидалин спокойно подставил врагу спину, а потом завалился спать… А то, что не нашли таблетки… Он мог забыть их где угодно. Они могли выпасть из кармана… Да мало ли!

– А телефон?

– Этим займутся эксперты, но пока не доказано, что кто-то повредил антенну намеренно. Просто нарушился контакт, это бывает не так уж редко. Не повезло человеку – вот, что я думаю.

– Значит, вы согласны с Коэном?

– Я внимательно прочитал протоколы… Думаю, это несчастный случай. Кстати, Гидалин тоже собирался жениться.

– Что значит «тоже»? – насупился Беркович. – Я, например, еще не решил окончательно.

– Вот и он никак не мог решиться. Так, во всяком случае, утверждает его невеста. Ее зовут Светлана, если тебе это интересно.

– Почему она не была с Гидалиным на пляже? Они что, поссорились?

– Ничего подобного. По словам Светланы, они действительно отправились купаться вместе, но, когда выезжали из Ашкелона, она вспомнила, что обещала быть вечером у родителей. Вышла из машины и вернулась в город пешком. А Гидалин поехал дальше – он терпеть не мог изменять свои планы. Если бы Светлана была с ним, то он остался бы жив…

– Она его любила? – рассеянно спросил Беркович. Мысли его были заняты поисками ответа на совершенно другой вопрос, и ответ инспектора он пропустил мимо ушей.

– Можно мне поговорить с сержантом Коэном? – спросил сержант несколько минут спустя.

– Да ради Бога, – сказал Хугиэли. – Если у тебя возникнут какие-то идеи… Хотя что тут может быть…

Три часа спустя сержант Беркович вышел из отделения полиции в Ашкелоне и остановился посреди тротуара, озадаченно почесывая подбородок. Разговор с коллегой оказался совершенно непродуктивным. Сержант Коэн считал, что говорить не о чем – несчастный случай, это совершенно очевидно.

– Патологоанатом обнаружил в царапине мельчайшие осколки песчаника, – сообщил Коэн. – Сам камешек тоже нашли по следам крови, он находился там, где и должен был лежать. Гидалин, видимо, лег на песок, не посмотрев внимательно… Царапина была очень неглубокой и практически безболезненной. Бедняга уснул, а когда проснулся, то было уже поздно… Таблетки, говорите вы? Гидалин приехал на пляж в майке и шортах, где он мог хранить таблетки? В машине ничего не нашли, но дома у Гидалина этих таблеток оказалось упаковок десять… Видимо, забыл взять. Телефон, говорите вы? Да, проводок отошел, звонить было невозможно. А с вами такого не случалось? Можно, конечно, предположить, что кто-то намеренно отвел проводок, но на телефоне нет ничьих отпечатков пальцев, кроме самого Гидалина и его девушки Светланы. Она часто брала у Виктора телефон, так что ничего удивительного…

– Она его любила? – задал Беркович тот же вопрос, что инспектору, и на этот раз выслушал ответ:

– Безумно! Это все говорят. Жить без него не могла. Сейчас – в шоке, с ней сидят родители, она грозится, что покончит с собой и все такое…

– Понятно… – протянул Беркович. – Вы считаете, что разговаривать с ней в таком состоянии бесполезно?

– Абсолютно, – заявил Коэн. – Я пробовал. Истерика и ничего больше.

– Хорошее оружие, – произнес Беркович не очень понятную фразу и попрощался.

Он стоял на тротуаре и думал, отправиться ли все-таки к Светлане домой или лучше вернуться в Тель-Авив. В голову ему пришла некая мысль, и он направился к машине, которую припарковал в неположенном месте. Рассеянно сунув в карман квитанцию с предупреждением о штрафе, он сел за руль и поехал в сторону района Шимшон, где, как ему сказал сержант Коэн, находился один из некошерных магазинов, так и не взятый под свою крышу беднягой Гидалиным. Разговор с хозяйкой оказался нелегким, мешали многочисленные покупатели, любители остренького и кисленького. Из магазина Беркович поехал еще по двум адресам, которые сообщила ему не очень-то словоохотливая хозяйка.

Был уже вечер, когда сержант, усталый, но довольный результатом, подъехал к дому, где жили родители Светланы Милькиной, невесты погибшего Виктора Гидалина. Он нашел Светлану лежащей в салоне и укрытой, несмотря на жару, одеялом по самую шею.

– Полиция уже говорила со Светой, – резко сказал Моисей Семенович, отец девушки. – Может, оставите ее в покое?

– Один только вопрос, – просительно сказал Беркович. Разговор велся по-русски, и это настроило Моисея Семеновича в пользу полицейского. Беркович присел на стуле рядом со Светланой и спросил: