– Привет. Это Стас, твой сосед.

– Сосед? – удивилась Нонна, вспоминая – какой еще Стас? В соседях на площадке у них была бабка Федорова, тихая глухня. Может, внук? Она как-то не вникала в бабкину личную жизнь, может, у нее три сына, шесть внуков и стадо хомячков в придачу, она почем знает.

– Стасик Иевлев, помнишь?

– А, Стасик, – Нонна расслабилась и плюхнулась с мобильником обратно на диван.

Иевлева она помнила прекрасно. Насчет «соседа» он, конечно, загнул – жил в доме напротив, а это не соседи, а так, десятая тень от тридцатого забора. В детстве играли вместе, хорошая была компашка. Потом, как подросли, вместе на лавочке во дворе тусовались, особенно клево, если с гитарой. Иевлев ничего, реальный пацан. Косил под Цоя: «Если есть в кармане пачка сигарет…» Машка из третьего подъезда по нему сохла целых два года. Потом отсохла – уехал ее Стасик учиться в Петрозаводск, в универ. Он старше на три года, а это ведь огромная разница, параллельные вселенные. Машка даже надежд не питала, смысла нет.

– Чего звонишь?

Приятно все-таки, студент, взрослый уже парень, а ее не забыл.

– Слушай… – Стас чуть замялся. – Ничего, что я тебе так сразу?

– Нормально, не переживай. А телефон где взял?

– У брата, у Димки. Он про тебя много рассказывал.

Нонна хлопнула себя по лбу. Ну конечно! Димка Игнатов, ее верный и преданный рыцарь. Идиот, конечно, но рыцарь, особь вымирающего вида. Хоть сейчас в музей сдавай, чтоб из него там полезное чучело сделали. А Стас – его двоюродный брат. Димка, помнится, вздыхал: вот, мол, как повезло брательнику, в одном дворе живете. Она с этим Димкой целый месяц встречалась, когда Никита еще на горизонте не маячил. Но ничего не вышло у них, увы. Нервный он был, Димка, склонный ко всяким дурным романтическим припадкам. Ревновал ее, дрался, дергался, как Франкенштейн, если кто к ней подходил. А это кому надо? Любить – пусть любит, но лоб-то зачем расшибать? Народ и так посмеивается, пальцем у виска крутит. Так что отшила она Диму – мол, прости, мы не подходим друг другу, останемся друзьями, бла-бла-бла… Финита, короче, ля. Тот жутко переживал – да и сейчас еще, кажется, переживает, – но повел себя благородно. До сих пор комменты на каждую ее фотку строчит, а как-то в шутку обещал, что после школы рванет в Питер, там разбогатеет, за ней обратно прискачет на расписном «Бентли». Как будто она его тут сидеть и ждать будет, размечтался. Она к тому времени сама себе машинку купит, и не в Питере, а в Москве. Зачем ждать подачек от мужчины, современная женщина сама всего может достичь.

– Что он мог рассказывать, а? Хотя, ладно. Передавай привет при случае.

Стас заверил, что непременно передаст. Потом кашлянул:

– Потеплело, да? То дубак, то капель, не поймешь, какую куртку брать. Сегодня прямо за шиворот капало.

Нонна улыбнулась:

– Стас, ты звонишь о погоде потрындеть, что ли?

– Да нет, конечно, нет! – Стас расхохотался. – Я тут заехал к своим, видел тебя из окна, ты по двору шла. Высокая такая, красивая, еле узнал. Давай сходим куда-нибудь.

Опаньки!

Вот неожиданность.

– Ну-у-у… – она хотела отказаться, не до этого сейчас. Но снова поймала свое отражение в зеркале – такая красавица, в белом свитере, с прической… И что она делает? Сидит, ждет звонка от Никиты, как последняя… Золушка! Осталось только пойти кастрюли надраивать для пущего несчастья. Конечно, Нонна никогда не надраивала кастрюль и в будущем не предполагала. Но образ требовал завершения. А ведь она никогда не мечтала сыграть Золушку – только принцессу.

– Уговорил, пошли, – решила Нонна, – а куда?

– В «Сказку» для начала.

«Сказка», единственное в городе кафе, в котором продавали мороженое, была местом сбора последних романтиков. Конечно, девчонки иногда забегали кофейку хлебнуть, покурить спокойно в укромном уголке. В принципе нормальное кафе, на безрыбье, а куда еще? Разве что в «Три семерки», но там народ пьянствует, там укромного уголка не отыщешь. А в «Сказке» уютные диванчики, можно посидеть, поболтать, не рискуя нарваться на караоке под шансон.

– Лады. Где встретимся? Или ты за мной забежишь?

И, услышав, что Стас счастлив будет забежать за ней прямо сейчас, Нонна величественно отправилась поправлять макияж. Все-таки Стас – студент. И девушка рядом с ним тоже должна быть соответствующая – взрослая, независимая, яркая.

– Вы, наверно, тоже хотите стать актрисой?

Динка кашлянула в чашку с чаем. Брызги весело разлетелись между фарфоровым чайничком и блюдечком с тортом (будь он трижды проклят). Скатерть, слава богу, была не белая, а в цветочек, на ней пятна затерялись. Никита элегантно, салфеткой, стер капли со своей щеки.

– Почему тоже?!

– Ну, как-то после Нонны кажется, что все девочки мечтают. Она все время об этом, а Никита тоже любит фильмы, ну вот они, гхм, так сказать, общая почва была, понимаете?

Динка начала звереть.

– Я не Нонна, – тихо отчеканила она, обращаясь к помятому торту на блюдечке.

– Хочешь еще чаю? Я налью, – заботливо вклинился Никита.

Динка покосилась на забрызганный чайничек.

– Мама, Динка вообще кино не любит. Ничего не смотрела, уникум. Чистый мозг, так сказать, белый лист. Я ей свои любимые даю потихоньку, это же потрясающе, это же редкость. У нее ведь абсолютно свое восприятие, свое собственное, никакого влияния. Хороший кинокритик мог бы получиться. Я в ЖЖ специальную рубрику завел, буду за ней записывать.

– Да, Никита у нас очень любит кино, – покивала мама. – У него прекрасная коллекция. Они с Нонной все время фильмы обсуждали. Неужели совсем ничего? А почему? У вас родители сектанты, запрещали телевизор?

Динка почувствовала себя дятлом, затесавшимся в стаю фламинго.

– Я люблю кино, – тоскуя, призналась она. – Никита преувеличивает. Просто очень редко смотрю. И не привыкла ничего обсуждать.

– И какой у вас фильм любимый?

Издевается, точно издевается. Наверно, ждет в ответ что-нибудь типа «Терминатора» или, на худой конец, «Титаника». Ох, как ее подмывало ответить: «Тупой, еще тупее», а еще лучше – «Техасская резня бензопилой». Пожалуй, тогда мама запомнит ее до гробовой доски. Но она пожалела Никиту и сдержалась, ему же потом с мамой объясняться, а он не виноват.

– «Мертвец» Джармуша.

– Очень необычно, – оценила мама.

Молчание повисло над столом и висело, уныло качая ботами.

Динка осторожно коснулась губами чашки, ковырнула ложечкой торт. Ей удалось ни разу не хлюпнуть и не чавкнуть. Господи, как бы соблюсти все приличия-то!

Она первый раз сидела у Никиты, так сказать, в качестве официальной девушки. Уж чего там Никита наплел матери, как объяснил размолвку с Нонной, она не знала. До этого они с мамой сталкивались много раз, но все мельком, на ходу. Динка заходила после школы, мама в это время работала. Вечерами же они с Никитой никогда не засиживались, разве что иногда пили чай в его комнате, и он ставил ей короткие современные мультики, а потом шел провожать.

Мама его всегда была к ней благосклонна. Она добродушно высовывалась на минутку в коридор, элегантная, в бриджах, хоть и с ложкой прямо от кастрюли, а чаще – с книжкой в руках, закрывала за ними дверь, совсем не вникая, куда они и зачем. Динке нравилось, она не любила привлекать внимание.

А вот теперь ей устроили королевский прием, словно она невеста принца Уэльского. Пироги, пирожки, торт, фарфоровые чашечки, чайничек, хрустальные розетки с вареньем, будь они неладны! У Китана в комнате они по-пролетарски грызли печенье из пачки, прихлебывая из огромных кружек.

Китан. Это она ему придумала – Никитан-Китан. Вдруг представила его капитаном, они как раз вдвоем посмотрели «Хозяина морей». Он бы отлично смотрелся за штурвалом – спокойный, загорелый, уверенный. Тогда с языка первый раз и сорвалось – Китан. Динке понравилось, сил нет. Это было ее имя, только ее. Она никогда не звала его так на людях, только наедине и про себя.