Но не возвращаться же обратно.

  К тому же возвращаться и не хочется, с мрачной улыбкой подумала Лейси. Хотя она отдала бы половину своего большого наследства за то, чтобы увидеть лицо Митча Да Сильвы, когда на повороте тропинки к бухте он обнаружит, что они с «Эсперансой» исчезли.

  С левого борта доносилось мягкое позвякивание буя. Он казался дальше, чем она ожидала; по ее расчетам, она уже миновала узкий проход между островами. Впрочем, туман сильно меняет звук. Ближе к Бутбею ориентироваться станет гораздо легче. Она сможет услышать противотуманную сирену и, если повезет, увидит лучи маяка на мысе Пемакид.

  Снова звякнул буй, теперь ближе. На этот раз с правого борта. Пальцы Лейси судорожно сжали штурвал. С правого борта? Конечно, нет.

  Он должен быть с левой стороны. Она наклонила голову, прислушиваясь. Да, конечно, слева. Просто ослышалась. Лейси с облегчением вздохнула. Она знает эти воды. Она плавает здесь уже много лет. Она сумеет справиться.

  И в этот момент яхта ударилась о скалы.

  Она исчезла.

  Митч поморгал глазами, потряс головой и снова поморгал. Взгляд его яростно обыскивал покрытую туманом бухту, рассудок отказывался верить.

  — Она не могла уплыть, — пробормотал он.

  Но она уплыла.

  Митч беззаботно спускался к бухте, продумывая по пути обманный ход. Он пошлет бедную, ничего не подозревающую Лейси Феррис в дом за забытым пиджаком. И пока она будет его искать, снимется с якоря и уплывет.

  И вот теперь... Теперь вдруг обнаружилось, что уплыла она сама. Не веря своим глазам, он ошеломленно оглядывался. Провел пальцами по волосам, пнул корягу, и ужасное подозрение закралось ему в голову. Что, если Уоррен подстроил ловушку?

  Но Митч быстро отказался от своего подозрения. Уоррену Феррису нет смысла устраивать ему ловушку, бросать на острове. В бизнесе и на войне все средства хороши. Но у них нет общего бизнеса, кроме ранчо Бар-Эф. И если старик передумал, то мог просто сказать, что не хочет его продавать.

  Но тогда почему?..

  Он мысленно представил себе Лейси Феррис с ее упрямым подбородком, мальчишеской улыбкой и непокорными рыжими волосами. Он вспомнил, как она перелетала с одного камня на другой, все время разговаривая и жестикулируя, и то и дело бросала на него испытующий взгляд своих бездонных зеленых глаз.

  — Понимаете? — спрашивала она у него. — Я хочу быть уверенной, что вы понимаете. Завтра вам все придется делать самому. — Так она ему говорила. И он чувствовал себя чертовски виноватым. Конечно, она не могла знать...

  Неужели могла?

  Неужели?..

  Нет. Конечно, нет. Может быть, это зрение сыграло с ним шутку, спрятав сорокафутовую мачту. Нет, это не зрение, это фантазия у него разыгралась. Ничего странного, туман такой густой...

  Он быстро обежал глазами бухту вдоль и поперек, потом внимательно осмотрел берег. Может статься, она просто спряталась за деревом, готовая в любой момент выскочить и посмеяться над ним.

  Но нет. Она не появлялась. Волны бились о скалы. Над головой у него кружила чайка. Издали доносился рев противотуманной сирены. Но Лейси как в воду канула.

  Что происходит? Почему она это сделала? Неужели знала, что он согласился бросить ее на острове?

  Он почувствовал еще один, совсем короткий, но неприятный укол вины и чертыхнулся, стараясь его заглушить.

  Она не могла знать. Безусловно, Уоррен не обронил даже намека, а другого способа узнать у нее не было.

  Или был?

  Смутные подозрения уже начали шевелиться у него в мозгу.

  — Лейси! — заорал он. Никакого ответа.

  Митч осмотрел несколько акров скал, окруженных океаном, сосны, березы и уставился на едва видимые сквозь туман колечки дыма, поднимавшиеся из трубы дома за холмом, нещадно продуваемого ветром.

  — Лей-си!

  Туман душил его голос, вечный шум прибоя заглушал его.

  Да и не было поблизости никого, кто бы услышал его бессильные вопли. Она сбежала. Ничего не поделаешь. Такова реальность. И он скрипнул зубами. Пальцы сжались в кулаки.

  — Маленькая бестия! Ведьма! Проклятие, она бросила меня здесь!

  Ярость захлестнула Митча, когда он вдобавок сообразил, что она уплыла на его собственной яхте.

  — Она украла мой парусник! — прорычал он.

  Все, что он говорил потом, не было предназначено ни для чьих ушей, кроме его собственных. Он перечислял, что он сделает с ней. Убийство, расчленение и долгая, медленная смерть — даже в совокупности этого мало для такой особы, как Лейси Феррис.

  Откуда она узнала?

  Кто постарался, чтобы она узнала? Сейчас-то уже очевидно, что она знала и переиграла его!

  Попадись ему в руки этот доносчик, мокрого места от него не останется. Выражение ее лица, когда она показывала ему, как пользоваться плитой, снова, поддразнивая, всплыло перед ним.

   И подумать только, он чувствовал себя виноватым за то, что собирался сделать с ней. Сейчас он не испытывал бы вины, даже если бы собственными руками скрутил ее очаровательную шейку!

   Глаза его сузились, ногти впились в ладонь, он смотрел в непроницаемый туман и бормотал:

   — Ну, Лейси Феррис, попадешься ты мне!

   Люди не разыгрывали с Митчем Да Сильвой такие шутки. Не разыгрывали, если дорожили собственной шкурой.

  Митч Да Сильва не привык смирять свою ярость и тем более не умел этого делать с приятной улыбкой. Главное, что его отличало, — это упорство в осуществлении своих планов и чувство собственного достоинства. Человек дела, он не умел отдыхать просто ради отдыха.

  Хотя он и любил расслабиться, но только так, чтобы отдых был активным. И еще он любил сам распоряжаться собой и своим временем. Терпеть не мог, когда правила игры навязывал ему кто-то другой. Мысль о том, что по воле Лейси Феррис он проведет на острове Гнездо Буревестника целую неделю, доводила его до исступления.

Он обрушил свою ярость на рубку дров.

  Недавний шторм повалил недалеко от дома несколько дряхлых деревьев. Избавленный от необходимости разряжать свою злость на здоровом дереве, он стал рубить поваленные. Чурбаки должны были подходить по размеру для плиты. Разделка чурбака на поленья всякий раз символизировала отсекновение головы Лейси Феррис.

  Он махал топором, рубил и колол. Он взмок и чуть ли не дымился от пота. Ладони покрылись волдырями от топорища, скользившего в руках. Время от времени неодолимая сила тянула его на вершину холма, и он в очередной раз изучал бухту, где совсем недавно стояла «Эсперанса».

  Но «Эсперансы» там не было. Только туман. Сначала он поднялся, а потом снова опустился на бухту и, словно одеялом, накрыл остров влажными хлопьями.

  Он хмурился, и возвращался к бревну, и принимался колоть с обновленной яростью. Колол, не замечая, что густой туман так пропитал его рубашку, что она прилипла к спине, что волдыри на ладонях уже стали кровавыми. То и дело отбрасывая с глаз вьющуюся прядь, взмахивал топором и с остервенением опускал его на бревно.

  Утро перешло в полдень, но ничего не изменилось. Ни погода, ни настроение Митча не улучшались.

  Зато, к его удивлению, появилась Лейси Феррис.

  В тот момент, когда он опустил топор на последний чурбак, какая-то веточка чуть запоздалым эхом треснула за его спиной. Он оглянулся... и вытаращил глаза.

  Лейси стояла совсем близко, на склоне противоположного холма. Митч ждал, что она начнет с триумфом хлопать в ладоши или покажет ему нос.

  Но ничего такого она не сделала. Просто стояла с мокрым и грязным Джетро на руках. Румяное ее лицо так побледнело, что веснушки были видны даже на расстоянии десяти ярдов. Непослушные мокрые локоны облепили голову.

  Вид у нее был осунувшийся и какой-то побитый. Митч испытал чувство примитивного удовлетворения: именно такой он хотел бы ее видеть.