Настала полночь, все остальные крепко спали, и только Мэдлин стояла у открытого окна спальни, прислушиваясь к тиканью, позвякиванию и глухому бою часов.

В доме царило умиротворение, которого, к сожалению, была лишена Мэдлин.

Встревоженная и неспокойная, она подошла к окну, чтобы взглянуть на облака, которые стремительно мчались по небу, гонимые сильным, дующим с берега ветром, и то скрывали бледную луну, то, проносясь мимо, снова открывали ее.

Ее комната выходила в сторону суши, к расположенному перед домом саду.

Она наклонилась к оконной раме, и поток теплого воздуха растрепал ей волосы, так что они заструились вокруг ее лица и по плечам, и в этот момент ей на глаза попалась движущаяся в саду тень — сознательно движущаяся тень.

Мэдлин уже задула свечу, и ее глаза успели привыкнуть к темноте; некоторое время она пристально всматривалась и пришла к выводу, что это мужчина и он направляется к дому. Он двигался уверенно и целенаправленно, хотя и осторожно — правильнее сказать, крался.

Будучи уверена, что он направляется к раздвижным дверям утренней гостиной, Мэдлин отошла от окна, на секунду задержалась возле туалетного столика, чтобы взять тяжелый серебряный подсвечник, и, тихо ступая, двинулась к двери.

Зная дом как свои пять пальцев, Мэдлин под покровом темноты, бесшумно ступая ночными туфлями по ковровой дорожке коридора, направилась к лестничной площадке.

Она была уверена, что мужчина, которого она заметила в саду, явно не Эдмонд и не Бен, но при тусклом свете не могла разобрать, был ли это Гарри или кто-то другой.

Мысль о Гарри, о доказательстве его продолжающегося возмужания, которому она стала свидетелем в этот вечер, заставила ее понять, как сильно он на самом деле повзрослел.

Возможно ли, что мужчина, которого она увидела, это Гарри, возвращающийся с какой-то встречи?

Учитывая, сколько времени прошло после их возвращения домой, такое вполне возможно.

Если это Гарри, то он будет безмерно сконфужен и никогда не простит ей, если она поднимет весь дом.

А если это не Гарри… то у них в доме незваный гость.

Настороженно прислушиваясь, Мэдлин смогла уловить… нет, не шаги, а только слабое поскрипывание досок и по знакомым звукам определила, что мужчина пересек утреннюю гостиную. Стоя у перил лестницы, она заглянула вниз, в темную яму парадного холла, и увидела, как открывается дверь утренней гостиной.

Мэдлин вовремя вспомнила, что на ней белая ночная рубашка, и быстро отпрянула назад в темноту. Ей совсем не нужно было, чтобы незваный гость — если это был не Гарри, — подняв взгляд, увидел ее на верху лестницы. Подсвечник — это, конечно, замечательно, но неожиданность, когда она появится перед «гостем», поможет намного больше.

Подняв подсвечник, Мэдлин ждала.

Сжавшись в темноте, она увидела, как медленно появляется голова — и мгновенно узнала, кто это. Застыв от изумления, Мэдлин словно приросла к месту, пока он не дошел до коридора и не оглянулся по сторонам. Тогда, опустив подсвечник, она вышла из-за угла туда, где слабый лунный свет мог упасть на нее, и прошипела:

— Ты что здесь делаешь?

Джарвис обернулся, внимательно посмотрел на нее и, протянув руку, забрал подсвечник.

— Мне не спалось.

Он окинул Мэдлин взглядом с головы до пят, задержав его на босых ногах, а потом медленно снова поднял глаза вверх и, потянувшись в сторону, на ощупь поставил подсвечник на ближайшую полку.

— Как я уже сказал, мне не спалось, а так как ты все еще не соглашаешься занять место в моей постели, я решил занять место в твоей.

Он произнес это хрипло и почти невнятно, но от его неуловимо изменившегося тона у Мэдлин пробежал по спине восхитительный трепет предвкушения. И тем не менее…

— Не можешь же ты всерь…

Она замолчала на полуслове, потому что его губы закрыли ей рот. Джарвис так быстро повернулся и притянул ее к себе в объятия, что Мэдлин даже пискнуть не успела, а затем поцеловал ее, отвечая на ее вопрос исключительно доходчиво — и она внезапно поняла, почему не могла заснуть.

Потянувшись вверх и погрузив пальцы ему в волосы, Мэдлин в ответ поцеловала его — с ненасытной жадностью.

Несколько долгих мгновений они стояли в темноте, а потом Джарвис отстранился и неразборчиво, едва слышно пробормотал:

— Где твоя комната?

— В конце коридора.

Мэдлин развернула его в нужном направлении, и они вместе двинулись к двери.

Мэдлин не помнила ни как они шли по коридору, ни как вошли в комнату и закрыли дверь в окружающий мир. Оказавшись внутри, они принялись снимать одежду; Мэдлин не так уж много нужно было снять с себя, но с Джарвиса ей пришлось снимать много, и от этого ее нетерпение взлетело на новые и головокружительные высоты.

Когда они оказались обнаженными, кожа к горячей коже, их руки лихорадочно блуждали, касались разгоряченных тел, гладили, ласкали, поддерживали огонь, который обжигал изнутри, заставляя тела пылать.

А потом они опрокинулись на кровать, на крахмальные простыни, и Мэдлин, вздохнув, прижалась к Джарвису, а затем вцепилась в него, когда он, широко раздвинув ей ноги, поместил между ними свои бедра и одним мощным движением соединился с ней.

Они извивались и перекатывались, задыхались и боролись за превосходство, а внутри их разгорался опустошительный пожар, который, постепенно расширяясь и набирая силу, понесся сквозь них — пока не охватил их целиком, не уничтожил, не иссушил и не расплавил, пока Мэдлин полностью не исчезла. Обессилевшая, на грани того, чтобы зарыдать от удовольствия, она словно повисла над бездной, ее чувства были острыми и яркими, натянутыми и напряженными; она ждала…

Одним последним толчком Джарвис вызвал в ней головокружение, все ее нервы охватил огонь, все ее чувства рассыпались на миллион осколков сверкающего земного наслаждения.

Когда Джарвис соединился с ней, ее наполнило тепло; когда же он со стоном нашел в ней освобождение, невероятное удовольствие поднялось и разлилось внутри ее, наполнив высшим блаженством ее душу.

Улыбаясь как безумная, Мэдлин обвила его руками и без колебаний и раздумий отдалась ночному бдению.

Спустя несколько часов Мэдлин пошевелилась и проснулась от незнакомого ощущения рядом с собой твердого, невероятно горячего мужского обнаженного тела.

Она мгновенно поняла, кто это, но ее чувства не то что вздрогнули, а просто взвихрились. Повернувшись на бок, Мэдлин смотрела на Джарвиса, на его довольное лицо, насколько она могла его видеть, когда он лежал лицом вниз на подушке рядом с ней.

Не в силах устоять против искушения, Мэдлин ласкала его взглядом, позволив своим чувствам незаметно прокрасться наружу. То, что она ощущала сейчас… было совсем не то, что прежде.

Признаться в этом было равносильно тому, чтобы признать опасность, предположив, что судьба, возможно, лишает ее покровительства, отворачивается от нее. И если Мэдлин хотела, чтобы ее сердце осталось невредимым, незадетым, свободным, то ей следовало подумать о том, чтобы отступить и порвать эту связь.

Переместив взгляд, она смотрела мимо плеча Джарвиса в открытое окно позади на ночное нёбо, пока что темное и затянутое облаками.

— Я уйду еще до рассвета. Никто не увидит и не узнает. — Мэдлин обернулась на его невнятное бормотание, на заглушённый подушкой голос. — Я остаюсь, только пока длится ночь.

И, ощущая, как руки Джарвиса крепко обнимают ее за талию, как нарастает ее возбуждение или, возможно, именно благодаря этому, у Мэдлин в мозгу ярко вспыхнуло неожиданное откровение: она не будет разрывать их связь, она этого не хочет, потому что она не хочет лишать себя этого наслаждения, не хочет отказываться от чувств, которые вместе с восторгом удовлетворенности наполняют и затапливают ее сердце.

На следующее утро они, как и договаривались, встретились возле Трегуса, где дорога из Коуврэка пересекается с дорогой на Лизард-Пойнт. Дальше, когда они продолжили путь мимо Хелстона и выехали на дорогу к Пензансу, Мэдлин скакала между Джарвисом и Гарри.