– Ты всё-таки обиделась.

Я оттолкнула его руки.

– Ну тебя.

– Василиса.

– Ты же знаешь, как мне трудно, Лёш. Я не вписываюсь, – я руками обвела помещение. – И вместо того, чтобы поддержать меня, ты меня кидаешь.

– Не кидаю.

– Кидаешь. И даже не объясняешь почему.

– Вась, – он впервые так меня назвал, – но ты сама виновата, что тебя все сторонятся. Я понимаю всё, ты мне объясняла, но когда ребята видят этого… Охранника твоего, они напрягаются.

– Но я же не виновата!..

– Я понимаю. Но ты тоже должна понять. – Лёшка смотрел со значением, словно пытался объяснить что-то неразумному ребёнку, а слов не находил. – И быть проще.

Я непонимающе нахмурилась.

– Это как?

Прохоров по плечу меня погладил, потрогал рукав платья, шелковистую ткань между пальцами потёр. И я всё поняла. С трудом сглотнула.

– Я не просто так всё это делала, я для тебя это делала. Я хотела тебе понравиться.

– Василис, но мне не нужно всего этого. Просто будь самой собой, не надо так стараться.

Я внимательно вглядывалась в его лицо и думала о том, что он не понимает. Вот совсем, чистый лист.

– Я и есть такая, Лёша. Вот такая, как сейчас – я настоящая. И я хотела тебе понравиться, хотела сделать тебе приятно, чтобы ты гордился мной, – я отошла от него на шаг, чтобы он мог посмотреть на меня, – потому что я такая. Я это не раз в год делаю, не для особенного свидания. Мне нравится смотреть на себя в зеркало и видеть себя вот такой. Это глупо? Не стоит того, чтобы жизнь свою на это тратить? Возможно. Но это не тебе решать. Я такая, какая есть, и нравиться тебе должна именно такой. Ты должен видеть за этим платьем меня. – У меня вырвался лёгкий вздох. – Или не должен. Ты, как и все другие, смотришь на обёртку и не интересуешься, что внутри. Но другим хотя бы развернуть обёртку хотелось, а ты даже дотронуться боишься. – Я руку свою отдёрнула, когда Лёшка меня коснуться захотел, видимо, надеялся успокоить. А я и не нервничала. Горько было, что так ошиблась, но не нервничала.

Верка выбежала следом за мной на лестницу. Глаза лихорадочно блестели от выпитого за столом, и на меня она смотрела с удивлением и сочувствием одновременно. Схватила меня за руку.

– Вась, Вась, что случилось-то? Ты из-за этой девчонки, что ли, расстроилась?

– Нет. – Я спустилась на пару ступенек, но Верка продолжала держать меня за руку.

– А что тогда?

Я вздохнула.

– Вер, я поеду. Если честно, я устала.

Она растерялась.

– А Лёшка?

Я покачала головой.

– Понятия не имею, чем он займётся. Пусть сценки новые штудирует.

На улице уже темнело. Я на часы посмотрела, поняла, что задержалась почти на полчаса. Но Завьялов, конечно, терпеливо ожидал, и ведь даже не позвонил, чтобы поторопить меня. Молодец какой. Я к машине шла, каблуки громко стучали по асфальту, прохладный вечерний ветерок трепал подол платья, а я дышала глубоко, надеясь, что всё-таки смогу обойтись без слёз. В машину села, молча, и Генка тоже молчал, уж не знаю, как понял и почувствовал моё состояние. А я на сидении откинулась, вглядываясь в сгущающуюся темноту за окном, а потом попросила без всякой надежды:

– Дай сигарету.

Он посомневался, а потом из кармана пачку достал. И даже прикурить мне дал. Само очарование.

Из открытых окон общежития неслась музыка, весёлые голоса, несколько ребят вышли на улицу, покурить, и теперь посматривали с интересом в сторону нашей машины. Я же глубоко затянулась, чувствуя лёгкую тошноту от привкуса никотина на языке, и выпустила дым в окно, стараясь не думать о том, что Завьялов за мной наблюдает.

– Есть хочу, – сказал он негромко. Головой помотал, скидывая с себя сонливость и ключ в замке зажигания повернул. – Поехали, поедим.

Я промолчала, мне, если честно, всё равно было. И сигарету выкинула. Между прочим, курила я третий раз в жизни. Гадость страшная.

Недолго мудрствуя, ресторан мы выбрали, который находился недалеко от нашей гостиницы. Генка сказал, что в самой гостинице кормят мерзко. А тут и вывеска яркая, и стоянка с охраной, и лакей в дверях. Появилась надежда, что и накормят не хуже, чем в «Трёх пескарях». Мне, вообще, в эти минуты очень домой хотелось. Мы с Завьяловым вошли и обвели зал ресторана одинаково оценивающими взглядами. Затем Генка неопределённо хмыкнул, и я ощутила прикосновение его руки к своей спине, когда он направил меня в сторону свободного столика. Я же неторопливо осматривалась, и на самом деле почувствовала себя намного увереннее, чем ещё полчаса назад, на студенческой вечеринке. В ресторане был притушен свет, звучала негромкая музыка, люди спокойно ужинали, а молчаливые официанты скользили между столиками с подносами в руках. А к нам с Генкой уже спешил метрдотель, с широкой улыбкой на пухлом лице.

– Добрый вечер. Желаете поужинать?

– Желаем, – лениво отозвался Генка, и мы, наконец, сели за стол. Нам подали меню, я его открыла, пробежала глазами, и вдруг поняла, что на самом деле голодна. А ещё хочу вина, о чём своему сопровождающему и сообщила будничным тоном, словно никто мне в этом желании дома не отказывает. Хотя, папка, если узнает, точно даст по шее. А Генка лишь чуть насмешливо поинтересовался:

– У тебя вечер вредных привычек?

– Точно. Мужики, сигареты и алкоголь.

Генка негромко рассмеялся.

– Занятно.

Пока ждали заказ, я локти на столе осторожно пристроила, подпёрла руками подбородок. Более пристально начала изучать интерьер зала. Здесь я, на самом деле, чувствовала себя спокойнее и увереннее, даже если мне не всё нравилось. Но, по крайней мере, ничего не раздражало. Не слышно странной музыки, пьяных выкриков и бестолковой суматохи студенческой вечеринки. Мне это никогда не нравилось.

Наконец, принесли вино, и я в несколько больших глотков осушила свой бокал. Завьялов наблюдал за мной с недовольством.

– Давай поспокойнее, куда тебя несёт?

– Больше не буду, – пообещала я, – только первый бокал. Кстати, хорошее вино.

– Что бы ты понимала, малявка.

Я под столом его по ноге пнула.

– Не обзывайся.

– Что у тебя там случилось?

– Да ничего, – я соблазнительно повела плечом. – Просто я поняла, что он не герой моего романа. – Секунду раздумывала. – Или надо говорить – герой не моего романа?

– Откуда я знаю?

Я легко отмахнулась.

– Какая, в сущности, разница?

Немного позже принесли еду, Генка с энтузиазмом занялся своим ужином, а я, к тому моменту, заметно захмелевшая от выпитого залпом и на голодный желудок вина, принялась жаловаться Завьялову на судьбу. В какой-то момент мне показалось, что он меня не слушает, ест и глаз от тарелки почти не поднимает, это было обидно, я замолчала, но в следующую секунду Завьялов на меня посмотрел, и сказал:

– Вась, ну что тебе дался этот ботаник? Другого нету, что ли?

– Так нету, Гена, – удивилась я его непонятливости. – В том-то и дело, что нет никого.

Он усмехнулся, не поверив, и головой покачал.

– Ты сама себе придумываешь проблемы. Найди себе парня… Нормального. Который не будет таскать тебя на студенческие сборища. Который будет знать, что твоё место здесь. – Генка огляделся. – То есть, не конкретно здесь, конечно. В общем, ты поняла.

Я грустно кивнула.

– Поняла. Поняла… Вот только были у меня такие, которые понимали. И по ресторанам водили, в мои семнадцать. Ты же знаешь. Вот только тех, кто понимал и водил, интересовал, в первую очередь, мой отец, а потом моя внешность. Не я. – Я снова взяла бокал с вином и сделала глоток. – Я думала, что с Лёшкой всё будет по-другому. Ведь его мой отец точно не интересует. Вот только оказалось, что… Я его тоже не интересую. Такая, как есть.

– Он просто тебя не потянет, и это понимает.

– Он нормальный парень, Гена. Самый нормальный из всех, кого я знала. Я думала, что с ним всё будет по-другому.

– Осчастливить его хотела?

Я посмотрела ему в лицо.

– Мне не нравится твоя ухмылка.