– Черта с два я стану ждать! – Прозвучало так глупо, что я сам расхохотался.

С трубки на том конце снова убрали ладонь, и в микрофон водой из-за прорванной плотины хлынули голоса и музыка. Да как громко!

– Алло, – быстро и нетерпеливо заговорил иностранец. – Алло, алло!

– Алло?

– Алло? Это доктор Бергманн.

– Доброе утро, доктор Бергманн.

– Да? Доброе утро. Алло? Алло, я бы хотел поговорить с мистером Ишервудом. Немедленно, если позволите.

– Слушаю.

– Мистер Кри-истоф-фер Ишерву-уд… – очень осторожно, как будто читая с бумаги, протянул доктор Бергманн.

– Да. Это я.

– Ja, ja…[6] – Терпение Бергманна достигло предела. – Я бы хотел лично переговорить с мистером Ишервудом. Позовите его, будьте добры.

– Кристофер Ишервуд – это я, – ответил я на немецком. – С вами только я и говорил.

– Ах, так это вы, мистер Ишервуд! Чудесно! Что же вы сразу не сказали? И вы знаете мой язык? Браво! Endlich ein vernünftiger Mensch![7] Вы не представляете, как я рад вас слышать! Скажите, дружище, можете вы ко мне приехать, прямо сейчас?

– Сегодня, хотите сказать? – насторожился я.

– Нет, сейчас, как можно немедленнее, сей же миг.

– У меня жутко занятое утро… – попробовал отговориться я, однако доктор Бергманн перебил меня, страдальчески вздохнув:

– Какая глупая затея. Просто ужас. Я сдаюсь.

– Впрочем, после обеда я бы, пожалуй…

Бергманн как будто не слышал.

– Безнадежно, – бормотал он. – Я совершенно один в этом проклятом идиотском городе. Никто ни слова не понимает. Ужас. Ничего не поделаешь.

– А вы бы не могли, – предложил я, – приехать ко мне?

– Нет, нет. Ничего не поделаешь. Забудьте. Это все чересчур сложно. Scheusslich[8]. – Повисла пауза.

Я в напряжении закусил губу и стал обдумывать главу одиннадцатую. Решимость постепенно таяла… Да будь он проклят!

– Где вы живете? – без энтузиазма спросил я.

Бергманн там к кому-то обернулся и воинственно проревел:

– Где я живу?

Я не расслышал, что ему ответили. Сам Бергманн прорычал:

– Ни слова не понимаю. Вот сами ему и скажите.

– Алло, сэр? – уверенно заговорил со мной кокни[9]. – Мы в отеле «У Кована», что в Бишопсгейте. Сразу через улицу от станции метро. Не промахнетесь.

– Благодарю, – ответил я. – Скоро буду. До св…

Бергманн торопливо заговорил:

– Момент! Момент! – После непродолжительной, но яростной борьбы он, похоже, вновь завладел трубкой: – Скажите, друг мой, когда вы будете?

– О, примерно через час.

– Час? Это слишком долго. На чем вы едете?

– На метро.

– Не лучше ли взять такси?

– Нет, – решительно возразил я, прикинув стоимость поездки от Кенсингтона до станции «Ливерпуль-стрит», – не лучше.

– Почему же?

– Так даже медленнее, чем на подземке. Ну знаете, пробки на дорогах…

– Ах, пробки. Просто ужас. – Снова послышался глубокий-глубокий хриплый вздох. Точно кит приготовился нырнуть в пучину океана.

– Не волнуйтесь, – попытался я ободрить Бергманна. Разубедив его насчет такси, я к нему даже потеплел. – Очень скоро буду у вас.

Бергманн слабо застонал. Он явно не поверил мне.

– Прощайте, друг мой.

– Auf Wiedersehen… Или нет, так пока нельзя сказать? Мы же с вами еще не виделись[10]. – Однако он успел повесить трубку.

– Что, снова киношники? – спросил Ричард, когда я вернулся в столовую.

– Нет. То есть да, в некотором смысле. Потом расскажу. Сейчас надо бежать. О, мамочка, я, наверное, слегка опоздаю к обеду…

Само собой, отель «У Кована» не располагался через улицу от станции метро. Вообще, если вас заверяют, мол, что-то стоит сразу через дорогу от станции метро, знайте: это не так. К отелю я прибыл в дурном расположении духа; мне дважды неверно указали дорогу, один раз меня чуть не сбил автобус, а еще я запыхался. Так хотелось встретить Бергманна достойно, но всю дорогу от подземки пришлось бежать.

Заведение было довольно небольшим. У двери стоял носильщик – должно быть, нарочно ждал.

– Вы мистер Ишервуд, верно? То-то доктор будет рад. Он сильно недоволен. Из-за какой-то ошибки приехал на день раньше условленного. В порту его никто не встретил, были какие-то проблемы с паспортом и на таможне, да еще он потерял чемодан. Обычная кутерьма. Порой такое случается.

– Где он сейчас? Наверху?

– Нет, сэр. Только что выбежал за сигаретами. Наши ему не нравятся. Видно, если привык к континентальному табачку, другой и не нужен. У него вкус мягче.

– Хорошо. Я подожду.

– Позвольте совет: лучше идите за доктором. Сами знаете, каково у нас иностранцам: средь бела дня на Трафальгарской площади теряются. Не то чтобы мы на их месте вели себя ловчее… Уже не знаю, что и думать, доктора минут двадцать как нет.

– В какую сторону он пошел?

– Третий дом за углом налево. Не промахнетесь.

– Как я узнаю доктора Бергманна?

– О, сэр, – с задором ответил носильщик, – его ни с кем на свете не спутаешь.

Девушка в табачной лавке оказалась не менее словоохотливой. Не пришлось даже описывать доктора Бергманна – его визит и без того произвел на нее сильное впечатление.

– Тот еще чудак, – хихикая, сказала она. – Спросил, каково мне целый день тут торчать. А я ему: даже не думала, времени нет… Потом мы разговорились о снах.

Бергманн поведал о некоем заграничном докторе, утверждавшем, что в снах заложен совершенно неожиданный смысл. Преподнес он это как великое научное открытие, чем сильно позабавил девушку, уронив себя в ее глазах: она-то про сны знала давно. От тетки ей достался «Сонник царицы Савской», который составили, еще когда тот доктор на свет не родился.

– Представляете, сосиски снятся к ссоре. Если только вы их не едите – тогда сон к любви или доброму здравию, так же как и чихание или грибы. Мне на днях приснилось, будто я снимаю чулки, а на следующее утро брат перевел мне почтой пять фунтов и шесть шиллингов. Сны, конечно, не всегда вот так сбываются, бывает, что и не сразу…

Тут я наконец сумел перебить ее, спросив, в какую сторону ушел Бергманн.

Девушка ответила, что ему захотелось купить журнал или еще какого чтива, и она отправила его к Митчеллу, это в конце улицы – там сразу увидишь.

– Вы бы отнесли ему сигареты, – добавила она. – Он их на прилавке забыл.

У Митчелла тоже запомнили иностранного господина, но уже не в таком хорошем свете. Тут он успел набедокурить. Бергманн попросил «Нью Уорлд-стейдж» и пришел в сильное негодование, когда парнишка-продавец, решив, что это театральный журнал, принес не то «Стейдж», не то «Эра». Я живо представил, как Бергманн стонет: «Безнадежно. Ничего не поделаешь», – снисходя потом до объяснений, дескать, «Нью Уорлд-стейдж» – это немецкий журнал о политике. Парнишка посоветовал ему заглянуть в привокзальную книжную лавку.

Я совершенно вышел из себя. Дело все больше напоминало погоню, и я, точно гончая, несся по следу. Однако только в книжной лавке ощутил себя полным глупцом. Продавцы там были слишком заняты и не запомнили никого с иностранным акцентом; за последние полчаса к ним таких заглянуло несколько человек. Я ошалело огляделся по сторонам, обратился к двум похожим с виду незнакомцам, нарвавшись в ответ на подозрительные и оскорбленные взгляды, и поспешил назад в отель.

Носильщик снова меня ждал.

– Не повезло, сэр. – Он обращался ко мне, как сочувствующий болельщик к последнему в забеге с препятствиями.

– Вы о чем? Бергманн так и не вернулся?

– Вернулся и снова ушел, через минуту, как вы убежали. «Где он?» – спрашивает, совсем как вы. Потом ему позвонили – господин со студии. Мы ему все утро дозвониться пытались. И вот, он попросил доктора приехать как можно быстрее. Я говорил, что вы сейчас вернетесь, но доктор и слушать не стал. Он такой, сэр, – само нетерпение. Я его в такси и посадил.