Все эти боги были общинными. К их числу принадлежали и богемское божество Тршибек, останавливавшее эпидемию чумы у границ общины, и литовско — прусско — польский бог мира Дерсинт, сходный с Добребогом, и польский Девойч, принадлежавший к низшим богам, хотя роль его была немаловажной — он охранял общину от любых напастей. Эти и немногие другие имена — все, что уцелело от утраченных мифов. Несомненно, что они существовали и в чем-то наверняка перекликались с сохранившимися у других народов. Можно утверждать, например, что борьба Тршибека с Чумой мыслилась как единоборство двух богатырей (недаром Чума написана здесь с большой буквы). Может быть, это была богатырка вроде Гиттине или богатырь, наделенный чертами вавилонского бога чумы Намтара либо его шумерского двойника Ирры (Эрры). Так же могли выглядеть и прочие боги — охранники в бытность свою духами или божествами низшего ранга. Духов — защитников имел каждый населенный пункт по всей Индоевропе: Афина у греков (один из ее эпитетов — Полиада, Защитница города), Апулуну (Страж ворот) — у вавилонян и хеттов, а может быть, и у спартанцев и греков под именем Аполлон…
Однако разряд богов природы все еще являет собой весьма стройную картину, и это свидетельствует о том, что германо-кельто-славянский пантеон продолжал формироваться. У Перкунса появилась свита, аналогичная, скажем, свите греческого бога ветров Эола. В нее вошли Бечлея и Брекета. Возможно, сыном кого-нибудь из них был вендско — словенский Дшилсбог — повелитель Луны и времени (под именем Час), ибо время определялось по Луне. Его изображали с полумесяцем — символом трех «лунных недель», а может быть, и трех времен суток. Очевидно, именно в это время или чуть позже получила свое имя Бечлея, прежде называвшаяся Ауской. В этом древнем имени явственно проглядывает греческая богиня зари — розовоперстая Эос, как и в имени Эостар или Остеры, почитавшейся англами и саксами как богиня плодородия. Популярность Остеры можно сравнить разве что с популярностью Радегаста. На одной только карте Германии сегодня можно насчитать десятка четыре топонимов с «остер», да еще к этому можно прибавить название Австрии — Остеррайх. Правда, эти топонимы появились в то время, когда «ост» стало означать — восток (от «асу» произошла и Эос). Алтари Эостар крепились на камнях (один такой камень с просверленными крепежными дырами обнаружен близ Бланкенбурга). Праздник ее, как свидетельствует англосаксонский монах и хронист VIII века Беда Достопочтенный в «Церковной истории народа англов», отмечался в апреле, отчего и назывался ostermonat, пока его не переименовал Карл Великий. На возвышенностях в тот день зажигались огни, посвященные этой богине. Позднее ее праздник — древнеанглийский eastre — совместился с пасхой (по-немецки Osterfest, праздник Остеры). Общеславянская Ауска, римская Аврора, греческая Эос, англосаксонская Остера, прусско — литовская Аушра — это одно и то же имя, индоевропейское, по-разному закрепившееся в разных пантеонах. Вероятно, ближе всех к оригиналу звучит индийская Ушас (Заря).
К свите Перкунса принадлежали также общеславянский бог ветра Варпулс — виновник всякого рода шумов и бурь, верный соратник Хрворша, и прусско — литовский Окопирн, умевший отыскивать воров и вызывать бури с дождем и снегом. Позднее Окопирн переместился в разряд низших богов, скорее даже духов. А ведь прежде в его услужении был Перкунс! В весьма тесных отношениях с этой компанией состояли также Земаргла и Мар — цанна (Мажанна). Первая почиталась руссами как богиня зимы и изображалась в снежной мантии и короне из градин. «Зе мае» («зимние месяцы») и сегодня еще числятся в гиндукушских календарях, свидетельствуя об индоарийском прошлом славянской Земарглы. «Симаргла — божество киевское», — сообщает М. Попов и тут же приводит другой вариант имени — Семаргла. От ее дыхания ложится иней, а от дуновения устанавливается мороз. Марцанну силезцы и поляки, как говорят немецкие хронисты, считали ускорительницей роста полевых культур. Она — «заря, богиня жатвы», уверяет Г. Глинка. Будь это женская ипостась прусско — литовского бога весны и растительности полей Пергубрия, занимавшегося тем же самым, то и праздник их должен был отмечаться если не в один день, то где-то рядом. Однако Пергубрий получал свое пиво, баранье или говяжье мясо или петуха под пение напутственных гимнов на празднике первой борозды 22 марта, а благодарили его перед уборкой урожая и после нее. Иногда его называют мужем Земины — богини земли. Марцанна же, скорее, богемская Морана — богиня осени и зимы, а следовательно, и смерти (моры, мары). Когда-то ей приносили человеческие жертвы, замененные потом бросанием в воду или сожжением соломенного чучела. Чаще всего это происходило в марте, оттого-то и произошел перенос имени богини (marz — март) на ее функции, но в свиту громовержца она все же входить могла.
Вся эта троица — Земаргла, Марцанна и Морана — живо напоминает германские сказания о Водане, чье имя первоначально звучало как Вуотан. Иногда его производят от глагола waten — переходить вброд — и объясняют это как эманацию всепроникающей силы, не ведающей преград. Не отвергая этого варианта, большинство исследователей все же сходится на том, что в основе лежит другое слово — wut, означающее ярость, бешенство, но также — царь, господин (этот слог, трансформированный из «вит», присутствует и в имени Видевута). Имя Водана могло произойти и от корня dn, если этот бог связывался с водой, но и тогда значение то же — господин. Взаимно дополняя черты южнонемецкого Водана и северонемецкого Одина, можно заключить, что этот громовержец — созидатель, творец человека и вообще всего сущего (как Пер куне), изобретатель искусства письма и поэзии (как Браги), податель победы в военное время и плодородия в мирное (как Потримпс). В Нижней Саксонии еще в прошлом веке во время жатвы оставляли на поле снопик для коня Водана. Такой подарок делали и Потримпсу, и «скотьему богу» Велесу, и фрау Хольде. Когда вера в эльфов и фей отошла на второй план, эта сильно состарившаяся фрау — безобразная, длинноносая и клыкастая, со спутанными волосами — сделалась предводительницей ночных духов, с невероятным шумом, напоминающим шум охоты, проносившихся по воздуху. Это свита Водана, его «яростное войско», помогающее ему в битвах.
Персонажи этого войска имеют облик человека обоего пола, коня или собаки. Их называют «небесными охотниками» или «дикими охотниками», поскольку охота во времена формирования этой «армии» была главным занятием людей. Позднее в некоторых из небесных ловчих стали узнавать полузнакомые черты умерших вождей, волхвов, бардов. Среди них появились бывшие феи Хольда и Перхта, датские короли Вальдемар и Кристиан II, король Артур и Дитрих Бернский (и Артур и Водан сияли на небе в виде Большой Медведицы), Карл Великий и Карл V. Все они, и еще многие герои рейнских сказаний, считались в той или иной местности предводителями «бешеного войска», проносящегося «дорогой Водана» — Млечным Путем. Но чаще всего фигурируют в этой роли две фрау — Хольда и Гауэ. Вторая тоже была богиней плодородия в Нижней Германии, и ей, как и Хольде, оставляли на поле подарки. Среди нескольких нескошенных колосьев укладывался букет полевых цветов, а после жатвы рядом ставился сноп. Жнец при этом трижды кричал: «Фрау Гауэ, возьми свою пищу — в этом году с тележки, а в будущем с воза. — И осведомлялся на всякий случай: — Не должен ли я тебе еще чего-нибудь, фрау Гауэ?»
Однако самая распространенная версия называет предводителем «диких охотников» Ганса фон Гаккельнберга — главного ловчего у могущественного брауншвейгского герцога. После смерти Гаккельнберга в 1521 году могильный камень этого сорвиголовы три столетия пролежал в саду его дома у Гослара, пока незаметно не исчез. Неизменным его спутником в легендах стал Экхарт Верный. Он предостерегал своего господина от дурных дел, но тот его не слушал, и тогда Экхарт сделал последнее предостережение ценой собственной жизни. (После этого он превратился в доброго духа, летящего с белым посохом впереди войска Водана и громкими криками остерегающего всех оказавшихся на его пути, чтобы те успели убраться с дороги и остались невредимыми. Но его двойственная природа проявляется в том, что он выискивает соблазнителей юных девушек, заманивает их в пещеру и там умерщвляет.) А вскоре умер и Гаккельнберг. Однажды ему привиделось в кошмарном сне, что он ранен огромным вепрем. Сон оказался в руку. Несколько дней спустя Гансу представилась возможность сразиться с этим зверем наяву. Но ему, хотя не без труда, удалось одолеть его, и он посмеялся над ночными страхами. Торжествующе вскочив на поверженную тушу, Ганс сильно ударил вепря ногой — настолько сильно, что острый клык пропорол ему сапог, и он вскоре умер от полученной раны. (Этот мотив хорошо знаком нам по легенде о Вещем Олеге.) Но и на смертном одре Ганс отверг услуги священника, и тот проклял его, предсказав, что Гаккельнберг будет теперь охотиться до Страшного суда.
