Что же касается скандинавов, то у них понятием «вит» стал обозначаться белый цвет. В эддической «Песни о Вёлунде», например, упоминается некая Сванхвит (Лебяжьебелая). А имя Видья, Видги стали понимать не столько как мудрец, сколько как храбрец — в «Гетике» Иордана, в германских преданиях о Дитрихе Бернском (остготском короле Теодорихе), в древнеанглийской поэме «Вальдере», в русских сказаниях о витязях и в чешских о витниках. Но и прежние значения не исчезли: видья превратилось в ведьму (в сагах родоначальник ведьм — Видольф, тезка литовских Витовтов и Витольдов) и в вёльву — так назывались скандинавские пророчицы, а после прихода патриархата — в волхва. Видихотра, прозвище индийского бога огня Агни, и Видурен, имя куруса, — дяди могучих пандавов, уводят мысли к эддическим великанам Видблинди и Видгюмниру, к богу Видару, к Видблаину — одному из девяти небес, откуда высверкивают разящие молнии, к загробной реке Вид, заставляют вспомнить прозвища Одина — Видур и Видрир…
Таким образом, все эти три детерминатива — бог, гаст и вит, прежде чем стать слогами в божественных именах, сами были именами богов, тезками финикийских Адона и Ваала, германского Друда и вавилонского Бела: все они — «господа». Общеславянский Гасто слился с другим демоническим существом — Маровитом. Бог впоследствии был отождествлен с Триглавом. У славян Вит стал считаться богом справедливости и мести (право мести было у них очень почетным). Он оставил свое имя болгарской реке Вит, городам Витебску в СССР, Витербо в Италии, Виткуки в Албании, Виттену и Витлиху в ФРГ, Виттенбергу и Виттенберге в ГДР.
Священных культовых мест у славян, судя по всему, было немало. Однако подавляющее большинство носило временный характер — на один праздник, на один сезон, на один год. Это было связано не столько с кочевым или полукочевым образом жизни, сколько с верой в разовое посещение данного места божеством. Лишь позднее стали строить постоянные капища (от старославянского капь — идол; копитися — собираться) и требища (треба — жертва и жертвоприношение; требити — очищать, теребить). Но из них известны немногие — те, что привлекли особое внимание христианских завоевателей и попали в хроники или летописи. В эти языческие Бенаресы, Иерусалимы, Мекки стекались тысячные толпы, чтобы поделиться с богами своими заботами. На первых порах такие контакты двух миров были непосредственными, позднее они стали осуществляться только через жрецов — проводников бога и его заместителей. Идолы тоже замещали богов, так что жрецы были как бы заместители заместителей, но это всех вполне устраивало.
Иногда единым общеславянским культовым центром называют Аркону — сильно укрепленный город, построенный на обрывистой скале, нависшей над морем, и обнесенный мощной каменной стеной. Располагался он на крайней северо-восточной оконечности острова Руян (Рюген) — на одноименном мысу, как бы отростке, аппендиксе более крупного мыса, соединенного песчаным перешейком с другим таким же полуостровом и далее уже непосредственно с Рюгеном. Этот город — крепость близ нынешнего Путгартена (славянского Подгарда — предградья), казалось, был создан самой природой. Населяло его алчное и отчаянное племя пиратов. Правители города великодушно позволяли своим подданным самостоятельно заботиться о пропитании и даже предоставляли для этой цели часть посвященного верховному богу Свантевиту отряда из трехсот всадников. Другая часть этих всадников оберегала храмы и жрецов, а также священных белых коней и оружие, посвященное Свантевиту, — и никто был не вправе освобождать их от этой почетной службы. Пиратскими набегами руководили лучшие из них. Перед началом похода жрецы втыкали в землю возле храма попарно шесть скрещенных копий. Главный жрец, он же «мэр» города (князь — жрец), выводил коня, принадлежавшего лично Свантевиту, и внимательно наблюдал за тем, как это живое воплощение бога перепрыгивает через копья. Если заносилась вперед правая нога — воинов ждала удача, если левая — поход откладывался и назначался новый день испытания коня. Награбленная в таких экспедициях добыча была столь велика, что лишь на ту треть, которая ежегодно жертвовалась в храм Свантевита, воинственный правнук Владимира Мономаха и его тезка, король Вальдемар I Датский (Великий) после захвата этого разбойничьего гнезда построил на Рюгене дюжину церквей — будущий церковный приход Альтенкирхен.
Те же воины взыскивали контрибуцию с любого, кто покушался на храм Свантевита или Ран — второго главного божества Арконы, позднее заимствованного викингами. Ран передала свое имя племени (руяне, ране) и острову. Она была супругой морского бога Эгера, персонифицировавшего море, и матерью девяти дев — волн, положивших начало дожившему до наших дней поверью о «девятом вале». Скандинавы называли их: Небесный Блеск, Голубка, Кровавые Волосы, Прибой, Волна, Всплеск, Вал, Бурун и Рябь. Несомненно, это переводы неизвестных нам подлинных славянских имен. Аркона славилась и как единый центр почитания Лебяжьебелого. В походы арконцы шли с именем Ран на устах, а те, кто находил свою смерть в море, попадали в ее прозрачное царство, уловленные в волнах сетью богини…
Арконцы любили своих богов. По их представлениям, они жили среди людей, их можно было увидеть, поговорить с ними. Свантевит, или Светобог (иногда его так называли, как и Луга), ничем не отличался от своих поклонников: суконное или войлочное платье до колен, грубые лапти на обнаженных ногах и тяжелый меч в чеканных серебряных ножнах на боку составляли весь его наряд. Рядом с деревянной статуей, на стене храма, висели гигантского размера седло и уздечка — на случай, если бы Свантевиту пришлось самолично возглавить войско, как это делал саксонский Пепенут. Четыре его головы, каждая на собственной шее (волосы подстрижены в кружок, все лица обрамлены короткими бородками), были обращены, как у Брахмы, на разные стороны света. Левая его рука, упертая в бок, напоминала собой лук, а в правой он держал скальсу — большой металлический рог изобилия. Меч и рог, добро и зло — таков был мир, которым он властвовал и обозревал своими четырьмя головами (по мнению М. В. Ломоносова, это напоминало о четырех временах года). Четырех сыновей, символизировавших времена года и стороны света, имел и Перкунс, тоже иногда изображавшийся четырехглавым. Такие статуи только и могли возникнуть в эру Калиюги, в правление зловещей Кали, четырехликой и восьмирукой, щитодержательницы и меченосицы. Некоторые исследователи считают, что так называемый «збручский идол», вырезанный из камня в IX веке и найденный в 1848 году, изображает Свантевита, но аргументов «против», пожалуй, больше, чем «за». по-прежнему спорен и вопрос, Свантевита ли мы видим на четырехглавой фигурке высотой девять сантиметров, обнаруженной в 1973 году в Воллине и тоже датируемой концом IX века.
Знамениты были арконский оракул Свантевита, дававший силу и богатство, и его деревянный храм с высокой багряной кровлей, опиравшейся на широкие столбы с покоившимися на них четырьмя балками, обтянутыми коврами, и двойной оградой, любовно изукрашенной резьбой. Раскопаны они были в первой четверти нашего века экспедицией под руководством директора Берлинского музея Карла Шуххардта.
В сентябре, в канун большого праздника урожая, вероятно, совпадавшего с новогодним, верховный жрец собственноручно подметал жилище «бога богов», задерживая при этом дыхание, дабы оно не осквернило святое место. В праздничный день отдергивался пурпурный занавес, скрывавший статую Свантевита, забивался жертвенный скот, в роге изобилия плескалось налитое год назад вино или мед. Жрец, весь в красном, брал в руки рог, заглядывал в него и, в зависимости от того, сколько в нем уцелело содержимого, давал оракул относительно будущего года. Затем он пригубливал во славу Свантевита, выливал остаток к его стопам, наполнял рог молодым вином или медом, вновь пригубливал и возвращал рог на место. Все собравшиеся у входа в храм единодушно молили тем временем царя богов даровать в грядущем году еще лучший урожай и защиту от врагов. Из смолотого зерна, собранного по горсточке у всех жителей и паломников, в храме сооружался огромный круглый медовый пирог едва ли не в человеческий рост. Жрец, спрятавшись за ним, вопрошал тех, кто находился по другую сторону, видят ли они его? После неизменно, положительного ответа он, обращаясь к взиравшему на все это Свантевиту, умолял его послать в следующем году урожай получше, а заодно зорче присматривать за безопасностью и благополучием общины. Потом он благословлял всех от имени Свантевита, на огонь возлагались жертвы, наполнялась вином или пивом пиршественная чаша. Жрец брал ее зубами, лихо опорожнял и без помощи рук перебрасывал через голову. Там ее ловили, вновь наполняли и подносили второму и затем третьему жрецу — служителям каждого из трех великих богов. После этого чаша точно таким же образом пускалась по кругу. Когда она возвращалась к верховному жрецу, он еще раз благословлял всех присутствующих, и затем до наступления темноты продолжался пир, переходивший постепенно в пьяную оргию. Остатки еды и посуда закапывались, а через двенадцать месяцев этот спектакль в точности повторялся.
