Медицинские познания африканцев также могут навести на мысль о некогда существовавшей системе медицинских приемов, известной всему континенту. И дело не только в схожести этих приемов, но и в их специфике: племена, живущие вне зоны обитания львов, умеют врачевать увечья, причиненные этими страшными хищниками; живущие в глубине материка знают средства против акул; а прибрежные — мастерски излечивают травмы, нанесенные континентальными животными. Ареал распространения таких знаний слишком широк для простых заимствований, а приемы чересчур профессиональны. В их основе — наблюдение, а затем и познание целебных свойств животного и растительного мира. А это уже начало науки — неотъемлемой спутницы культуры. Африканским лекарем, замечает Б. Дэвидсон, «не может стать кто попало. Если не говорить о шарлатанах, то это должен быть человек, имеющий соответствующий авторитет. Чтобы общество признало его как лекаря, он должен доказать, что прошел надлежащую подготовку».
И наконец, наличие у разных народов одного первопредка и связанных с ним эзотерических обществ со сходными ритуалом, обычаями, символикой свидетельствует о некой духовной общности племен и возвращает к гипотезе о формировании в незапамятные времена единой культуры к югу от Сахары и единой религии, как ее составной части. Африканцы не создали ее, но могли создать, как и славяне. Непостижимым образом некоторые элементы общеиндоевропейской культура коснулись и Черного континента, когда его народы достигли нужного уровня развития. Процесс этот был насильственно прерван.
Вот, скажем, знак креста, часто изображаемый в круге. Христиане и сегодня считают, что он символизирует древнеримское орудие казни, на котором распинались рабы и преступники. Но нет… Тот крест и крестом-то назвать нельзя; он сооружался в виде буквы «Т». Зато подлинный крест — символ солнца — знали многие народы еще со времен палеолита. Это и шумеро — индийская свастика — главный мотив широко распространенных орнаментов, известный и хеттам, и египтянам, и грекам, и сирийцам. Это и привычный нашему глазу крест у кочевников пустынь. «И верхушка седельной луки, и головка эфеса меча или кинжала имеют его форму, — делится наблюдениями африканист Аттилио Гаудио. — Крестом же украшают сандалии (наил), и бурнус (шерстяной плащ), и щит; наконец, даже талисман из кусочка рога, который туарег носит на шее, сделан в форме слегка намеченного треугольника, напоминающего этот христианский символ». Это древнейший индоаринский «громовой знак» — с четырьмя лучами (крест, свастика), или с шестью (римское «колесо Юпитера» и славянское «колесо Перуна» с шестью спицами, иудейская «звезда Давида»), или восьмью (иудейская и масонская «печать Соломона»; восьмерку хорошо знали в Карфагене, а у племени акан она, по словам Б. Дэвидсона, означает «жизнь, смерть и вечно повторяющееся возрождение»). Кроме того, круг символизирует горизонт (где его и наблюдать, как не в пустыне!), а оконечности креста — его стороны. Это была своеобразная «роза ветров» неолита. Совершенно ясно, что и африканцам крест был известен задолго до нашествия христиан, иначе пришлось бы признать, что вольнолюбивые дети Сахары набожнее самого папы римского.
Еслн заглянуть в недра африканской истории, можно убедиться, что не только мифы и символы роднят разные народы. Многие племена Африки, особенно в Дагомее, почитали, например, змею, а некоторых богов изображали с бараньей головой — как кушане и египтяне. У хеттов баран и змея тоже считались символами плодородия, а у греков, снарядивших экспедицию за руном в далекие края, оно служило признаком царской власти. Можно вспомнить, что африканские великаны близки греческим, ирландским и многим другим, в том числе и русским: это «гиганты, наделенные невероятной силой. Одной рукой они перегораживали течение рек. Их голоса были такими громкими, что доносились из одного селения в другое. Птиц словно ветром сдувало, когда кто-нибудь из великанов кашлял. На охоте они за день проходили сотни километров, а убитых слонов и гиппопотамов легко вскидывали на плечи и относили домой… Их оружием были луки, изготовленные из стволов пальмы… Даже земля носила их с трудом», — пишет Б. Дэвидсон.
Словно русские сказки и былины перелагает — про Дубинью, с корнем вырывающего деревья, про Илью Муромца, изменившего течение Оки, про Святогора, которого земля носить не могла… Подобно мудрецам древности, африканцы утверждали двоичность мира, где «происходила вечная символическая война между светом и тьмой, жарой и холодом, севером и югом, восходящим и заходящим солнцем», в их мифах живут и действуют диалектические пары, мало отличающиеся от персонажей всех трех поясов мудрости. «У того, кто захочет поискать корни этих представлений в Египте и Шумере, — осторожно замечает Б. Дэвидсон, — или же в другом едином «источнике», не будет недостатка в нужной ему информации. Вавилоняне, например, унаследовали от шумеров представление о «вселенной из семи элемент тов», — семь ступеней их зиккуратов (башнеподобных храмов. — А. С.) назывались по именам семи планет, соответствующих семи богам, семи воротам в преисподней, семи ветрам, семи дням недели. Далеко в Западной Африке существует примерно такая же символика».
У кафиров число семь было заложено в основу строения этнических союзов, что отражено и в мифах. Каждое племя — участник отряжало в совет одного представителя, а вместе с главой союза и совета их было восемь — венерианское число. Подобно ариям, африканские племена или, скорее, семьи, гоня перед собой гурты, стада и табуны (как это делали фоморы), пускались в далекий путь на поиски новых пастбищ, и каждое несло с собой своих богов и первопредков, а некоторые, в зависимости от обстановки, обзаводились новыми. «Деревня или лагерь скотоводов, две — три другие деревни или лагеря, над которыми по вечерам поднимался серый дымок, уносимый ветром к далеким таинственным горам, — так выглядел мир в незапамятные времена», — эти слова Дэвидсона применимы не только к Африке. И, как у всех, хозяйственные занятия четко делились здесь на «мужские» и «женские», подобно тому, как само общество членилось на отцовские и материнские системы. Женские занятия закрепились и в мифах других народов, зафиксировавших приход богов — громовиков на смену богиням — громовичкам. Это прежде всего сбивание масла (у славян существовало поверье, что молнии высекаются небесными жерновами, а народы Читрала верят, что гром получается, когда ведьма, испугавшись только что сверкнувшей молнии, опрокидывает свою маслобойку) и помол соли или зерна (мельница Гротти у скандинавских великанш Феньи и Меньи, способная намолоть также «золото, мир и счастье», и самомолка Сампо у финской старухи Лоухи, намалывавшая, кроме зерна и соли, даже деньги).
О том, как выглядело распределение работ у ариев, дает представление хозяйство народов Гиндукуша, едва ли оно было иным и в других уголках Земли: «В прошедшие языческие времена в: е работы, связанные с земледелием, выполняли женщины, — сообщает К. Иетгмар. — На прекрасный пол была возложена и переноска грузов — наряду с обычной домашней работой. Чисто хозяйственные обязанности мужчин состояли в уходе за скотом; пастухами нередко назначали молодых парней. Охота была раньше не только любимым спортом, но, несомненно, и важным источником пропитания». Осень и зима считались «мужским» временем года, весна и лето — «женским», за козами у калашей ухаживали мужчины, за овцами — женщины. Мужские и женские союзы, как правило, тайные, хорошо были известны грекам, римлянам, фракийцам, народам Малой Азии — все они имели свои культы и символику. У прасунцев существовала «земля богов», куда «женщины не смели ступать, а следовательно, и возделывать ее должны были мужчины».
Как большинство народов, африканцы почитали камни, хотя не всегда те символизировали божество. У племен сао, котоко и других груды полированных камней, напоминающие кельтские каирны, служили, например, своеобразными архивами и посвящались предкам — а точнее, целым поколениям предков. А их деревянные и каменные статуэтки были сродни египетским ушебти, как, впрочем, и нашим надгробным памятникам. Подобно всем индоевропейским народам, африканцы научились ремеслам у предка — кузнеца, хотя они заметно. побаивались представителей этой могущественной касты и суеверно обходили их стороной. Такое отношение к кузнецам долго держалось и в Европе: недаром черных эльфов отпугивали от колыбелей железными предметами, вышедшими из кузнечного горна. Люди, сотворенные из глины, беспомощны перед природой. Демиург, правда, вдохнул в их в уста жизненную силу, а ее квинтэссенцию растворил в крови. Но этого мало: средоточие жизненной силы — сердце, легкие, печень, кровеносная система — присуще и животным. Из этого факта можно сделать вывод о хорошем знакомстве африканцев с медициной, в частности с анатомией и физиологией. Только царь — кузнец сделал их людьми в полном смысле слова, дал им самосознание и мораль. Можно ли ярче выразить значение величайшего революционного скачка в истории человечества — перехода от неолита, от века камня, — к металлу?
