Вторым шагом явился откуп — пожертвование животного вместо человека или части вместо целого. Племена, приносившие жертвы «водным путем» (утопление), стали заводить их в воду на определенное время или просто обливать. Так родился обряд крещения, символизировавший, кроме того, возрождение после смерти. Племена, предпочитавшие кровавые жертвы, ограничивались отсечением определенной части тела. Так появились обряды обрезания и эксцизии, возник сложный ритуал инициаций. Вероятно, с этим же нужно связать широко практиковавшееся калечение рабов, должников, преступников и пленных: выкалывание глаз, отрезание языка, носа или ушей, вырывание ноздрей, отсечение руки или ноги. Постепенно весь арсенал этих действий превратился в систему пыток, тоже посвящавшихся богам.
Все остальные боги Карфагена были мирными. Впрочем, даже Ваал, бог природных стихий, одновременно исполнял обязанности подателя жизненных благ. Когда его убил бог смерти Мот, жена (и сестра) Ваала — Анат воскресила его довольно оригинальным способом: она проткнула Мота серпом, доставила его труп на гумно и молотила цепом до тех пор, пока Ваал не воскрес. Поэтому Анат считалась богиней плодородия и любви, воскресительницей природы и олицетворением супружеской верности.
Постепенно культ Ваала и Анат трансформировался, и наряду с Анат появилась еще одна богиня любви и плодородия — Ашторет, или Астарта (вавилонская Иштар, греческая Рея). Кроме того, она имела отношение к Луне и изображалась всегда с голубем — символом небесной стихии и любви (с этими функциями голубь попал и в христианские мифы). Возлюбленный Ашторет Адон (Господин), больше известный под греческим именем Адонис и еврейским Адонай (тайное имя верховного бога Яхве), тоже был богом плодородия. Если история воскрешения Ваала лишь весьма отдаленно напоминает миф об Усире, то культ Адона фактически сливается с ним, переплетаясь к тому же с культом шумеро—вавилоно—финикнйского бога воды и плодородия Таммуза, ежегодно умирающего и воскресающего, как египетский Усир. Центром этих верований был ливанский город Афака, откуда, по преданию, происходил Адон (в Финикии Адон считался также уроженцем Библа и его покровителем).
Ежегодно весной карфагеняне отмечали праздник Адона по специально разработанному ритуалу. Сначала Карфаген погружался в глубокий траур: в этот день воды реки Адона в далекой Финикии становились красными из-за определенных свойств почвы. Это, конечно, была кровь возлюбленного Астарты, растерзанного в горах (где был исток реки) диким вепрем. На алтаре торжественно закалывали кабана — воплощение Адона — и поминали усопшего бога общественной трапезой. Женщины с воплями обрезали волосы, расцарапывали лица, раздирали одежды, к Элу возносились молитвы о даровании жизни Адону. И он воскресал. Жрецы предъявляли народу нового священного кабана — живого и невредимого. Безмерный траур сменялся столь же необузданным весельем, плясками и песнями. На улицы выносили корзины с цветами и злаками (чаще всего ячменем и пшеницей) — «адоновы сады» — и за ними тщательно ухаживали в течение восьми дней. Греки тоже почитали Адониса как божество плодородия. Его отождествляли с Дионисом и считали возлюбленным Афродиты и Персефоны, с которыми он по личному указу Зевса проводил время поочередно — летом с Афродитой на этом свете, зимой с Персефоной — на том.
Подобные мистерии разыгрывались и в честь Мелькарта. Вероятно, это были большие театрализованные представления, длившиеся несколько дней. Изображение Мелькарта, вырезанное из ствола оливы (его символом была масличная ветвь), торжественно сжигалось. По городу шли траурные процессии, и их участники, наэлектризованные служителями культа (жрецов в Карфагене не было), с громкими заклинаниями наносили себе ритуальные увечья. Скорее всего, эта режиссура была заимствована у египтян, устраивавших потасовки деревянными дубинками в честь Хора. Младшего. Оттуда она распространилась и в мусульманские страны, воплотившись в празднике шахсей—вахсей. Затем пепел Мелькарта хоронили в особом тофете. После этого начинался праздник: актеры, исполнявшие роли Мелькарта и Астарты, вступали в торжественный брак, а тем временем из ствола оливы вырезался новый фетиш и предъявлялся ликующему народу. Мелькарт начинал новую жизнь. Это — единственные случаи изготовления статуй Мелькарта, в его храмах они были запрещены.
Позднее Астарту и Анат отождествили с богиней Луны Та нит — сначала богиней—девственницей, а потом богиней — матерью. В главном Танит напоминает греческую Гею: она точно так же выкристаллизовалась из бесконечного Хаоса (то есть пустоты) и сама, без участия мужчины, породила Вселенную. Ее стали изображать в виде крылатой женщины с полумесяцем и голубем в руке. Еще одним ее символом была восьмерка. В Афаке воздвигли храм Астарты — Танит. Ваал слился с Камоном и стал называться Ваал — Камоном, а его символом стала раскрытая ладонь, перешедшая с диска Атона. Иногда этот символ приписывают Танит. У карфагенян, как и у хеттов, раскрытая ладонь была символом справедливости, в противовес кулаку — символу власти и насилия. Культ Мелькарта вместе с его фетишем — масличной ветвью — уступил место культу Гермеса, почитавшегося как покровитель торговли и красноречия. Храм бога огня Решефа нередко называли храмом Аполлона. После поражения Гимилькона в Сицилии в 396 году до н. э. карфагенский пантеон пополнился греческими богами Корой и Деметрой. На вершине Одеон им также был воздвигнут храм. Карфагеняне, очевидно, полагали, что заимствованные божества плодородия справятся со своими задачами лучше, чем местные. Даже заклятый враг Рима Ганнибал летом 205 года до н. э. воздвиг в Бруттии жертвенник не Танит или Астарте, а римской Юноне Лациарийской.
Новые боги не нуждались в новых пьедесталах, они занимали пьедесталы своих предшественников. Так же, как в Египте, культура Карфагена была теснейшим образом связана с его религией. Так же как на Крите, в период правления Магонидов царь являлся верховным жрецом. Так же как в Александрии, религия Карфагена была синтетической. Ее символом мог бы стать. Ваал, изображавшийся нередко в виде всадника верхом на… сфинксе.
Вообще сходство верований земледельческих народов, чья жизнь целиком зависела от разливов рек, положения небесных светил, стихийных сил природы, просто поразительно. «Все, что живет под небом, подвластно одинаковым законам» — таков смысл мрачных изречений Экклезиаста. Первоначально и культ Христа был земледельческим: память об этом сохранил обряд причащения хлебом и вином — телом и кровью Христа. «Всякая символика проистекает от страха, — утверждал немецкий философ Освальд Шпенглер. — Она знаменует защиту». Ему можно возразить словами Тацита: «Обычай закрепляется, если отвечает потребностям».
Подобно египтянам, жителя Карфагена каждое известное им светило посвящали какому-нибудь богу и обязательно связывали с плодородием. Главной планетой, как и в Египте, считалась Венера — Хабар, она управляла всеми другими планетами при помощи хабиров, или кабиров, что означает «великие богн». Боги семи планет — кзбиры — были одновременно божествами природы, стихий и плодородия. Исключения составляли Мелькарт (а затем Гермес), Птах — заимствованный, у египтян покровитель ремесленников, Молох и Эшмун — боги врачевания, аналог Инпу и Леклепия. В качестве символов плодородия карфагеняне, как и критяне или греки, почитали на первых порах священные деревья и животных. Позднее они становились атрибутами тех иЛи иных богов: быком Ваал-Камона, оливой Мелькарта, садами Адона.
Финикия и Карфаген принадлежали к тем государствам, где наряду с антропоморфными богами, флорой и фауной почиталась фетишизированная неживая природа. Это редкое явление сохранилось от первобытнообщинного строя. Предметы культа — камни — украшались лентами и цветами, вокруг них устраивали пляски, им приносили жертвы. Особенным почетом пользовались вертикально стоящие камни, ассоциирующиеся со столпами неба. Их изготавливали и искусственно, обтесывая подходящие глыбы. Позднее роль таких менгиров стала поляфункциоиальной: на высоких плато они «поддерживали небосвод», на побережьях служили ориентирами для мореплавателей, в зданиях превратились в колонны. Две естественные скалы — Кальпе в Иберии и Абиле в Ливии — связывались с подвигами Мелькарта. Греки подхватили эту традицию и переименовали их в Столпы Геракла. Для Карфагена они играли особую роль, обусловленную причинами географическими: карфагенский флот надолго блокировал выход в Атлантику, обеспечив гегемонию своей торговли. Этот исторический факт греки переосмыслили в своих мифах: Геракл воздвиг свои Столпы как знак предела для мореходов, предела обитаемого мира — ойкумены. Почитание камней в трансформированном виде существует и сегодня у всех без исключения народов — это обелиски, статуи и надгробные памятники, это японский «сад камней», это. фразеологизмы «каменное сердце», «каменное выражение лица», «камень за пазухой», «камень в чужой огород» и множество других. В чисто религиозном значении этот культ сохранился у индийских джайнистов: принцип ахимсы — почитания живой и неживой природы, прибежища человеческих душ.
