Даже обычные свидания регулярно бывают лишь у немногих, а трейлерные визиты и вовсе считаются редкой удачей. Прежде всего, дома свиданий есть далеко не везде. В тюрьмах строгого режима, где сидят с большими сроками, трейлерные визиты предусмотрены всегда; на усиленном режиме они существуют лишь в нескольких местах; на обычном режиме их нет совсем. Даже если заключенный ведет себя безупречно, ему могут отказать в трейлерном визите из-за характера его преступления (например, убийство члена семьи, изнасилование) или из-за проблем психиатрического плана. Предусмотрительная система, однако, тоже дает проколы. В 1996 году в доме свиданий тюрьмы Элмайра какой-то заключенный, ранее к насилию не склонный, поскандалил с женой и заколол ее выданным под расписку кухонным ножом, после чего повесился в ванной на собственном ремне.

Многие заключенные не могут добиться трейлерного визита по заурядной причине: отсутствие официальной регистрации брака. Правила на этот счет очень жесткие и не делают исключений даже для тех, кто до ареста прожил многие годы в гражданском или церковном браке. Правда, тюремное ведомство позволяет заключенным оформить официальный брак в тюрьме, но это сложная и длительная бюрократическая процедура.

Есть, впрочем, способ обойти требование о законном браке. Дело в том, что тюремные власти допускают в дом свиданий не только жен, но и родителей, детей, братьев и сестер, и даже более дальних родственников. Факт родства должен быть подтвержден документально, но проверки далеко не всегда доскональны. Некоторым заключенным удается встретиться в трейлере со своей подругой под видом сестры или племянницы. Правда, способ этот небезопасен. Один грек, вернувшись из дома свиданий, имел неосторожность проболтаться тюремным знакомым, что навещавшая его тетя на самом деле была его незарегистрированной женой. И на следующий же день грек загремел на несколько месяцев в карцер, навсегда потеряв право на трейлерные визиты. Не помогло даже то, что фальшивую тетю сопровождал реальный дядя.

Некоторые заключенные, особенно с большими сроками, интересуются людьми своего пола. Подобные связи в абсолютном большинстве случаев добровольны. Изнасилования, которых более всего страшатся многие заключенные-новички, случаются в нью-йоркских тюрьмах чрезвычайно редко. Отчасти это объясняется жестким надзором охраны за повседневной жизнью зеков, но в еще большей степени — наличием в любой тюрьме пассивных педерастов.

Обычай «опускания» заключенных, серьезно нарушивших понятия или просто зарвавшихся, в нью-йоркских тюрьмах неизвестен. Возможно, потому, что здесь нет никакой общепризнанной воровской этики или уголовной иерархии. Понятия существуют в латиноамериканских бандах, но провинившихся там обычно режут, а не насилуют. Для разнообразия могут поломать пальцы или бросить на лицо лежащего металлическую тумбочку. Интересно, что в одной из нью-йоркских тюрем строгого режима, где сидело довольно много выходцев из СССР, устроено было опускание стукача-бакинца, но чисто символическое: прилюдно ударили по лицу грязным носком.

Пассивные гомосексуалисты в нью-йоркских тюрьмах не являются париями в полном смысле слова. Хотя многие заключенные считают ниже своего достоинства разговаривать с педерастами, но ими никто не помыкает и в открытую не оскорбляет. У большинства пассивных гомосексуалистов есть «мужья» и друзья «мужей», которые в случае неприятностей могут встать на их защиту. Мне приходилось слышать рассказы зеков о знаменитом побоище в тюрьме «Грин Хэйвен». Там довольно мощная и агрессивная негритянская группировка «пятипроцентников» была разгромлена превосходящими силами педерастов и их «мужей». Схватка, в которой несколько человек получили ножевые ранения, продолжалась на тюремном дворе около десяти минут и была остановлена только предупредительными выстрелами с вышки.

В обмен на защиту и покровительство педерасты проявляют чудеса изобретательности, чтобы ублажить своих избранников. Казенное нижнее белье с помощью фруктового сиропа перекрашивают из белого в розовый цвет. Из подручных материалов с большой нежностью и старанием шьются бюстгальтеры. По каким-то непонятным причинам тюремщики разрешают гомосексуалистам их носить, в то время как обычный зек может угодить в карцер за чересчур длинную бороду или самодельные манжеты на брюках. Гомосексуалисты также украшают свои койки рюшками и кружевами, хотя из-за присутствия охраны вынуждены искать уединения с «мужьями» в других местах — душевых кабинках или туалетах. Некоторые «мужья», впрочем, увлекаются настолько, что приползают к своим желанным посреди ночи, иногда через весь барак, скрытые от взглядов надзирателей перегородками спальных отсеков. Кроме сексуального влечения, зачастую имеет место и чисто человеческая привязанность. В одном (правда, все-таки уникальном) случае заключенный полюбил встреченного в тюрьме педераста настолько, что официально разошелся из-за него со своей женой.

Свидетелем любопытного инцидента я стал в тюрьме «Ривервью». Тюрьма эта находится близ города Огденсбурга, у самой границы с Канадой, и в январе 1996 года там стояли морозы, вполне сравнимые с московскими. Для большинства американцев (кроме разве что жителей Аляски) минус 15 по Цельсию — смерть, и заключенные просто перестали выходить на прогулки. Тюремный двор размером с футбольное поле был занесен снегом, и охрана даже не открывала его, зная, что все равно никто не придет.

Мне эта ситуация не понравилась, и я решил написать жалобу начальнику тюрьмы. Я почти не сомневался в бесплодности этой затеи, но через несколько дней по баракам неожиданно расклеили меморандум, подтверждающий, что двор должен быть открыт для прогулок в любое время года. Этим же вечером я оделся потеплее и в сопровождении двух недовольных надзирателей отправился гулять. Открывая замок на воротах двора, один из них пробурчал:

— Слушай, ты, сейчас восемь часов. По распорядку конец прогулки в десять. До десяти тебя в барак не впустим, чтобы знал.

А напарник его, немного подобрее с виду, добавил:

— Можешь сейчас вернуться, еще не поздно.

Я поблагодарил и отказался. Надзиратель пожал плечами, пропустил меня в обледенелые ворота и закрыл их. После этого охранники забрались в фанерную будку у входа, включили прожекторы и начали наблюдать за мной весьма скептически.

Пройдя лишь несколько шагов, я оказался по колено в сугробе. В ботинки сразу же набился снег, и я подумал даже, не зря ли я отказался от джентльменского предложения.

Но в воздухе была такая свежесть и так великолепно искрился освещенный юпитерами снежный наст, что я отбросил все мысли о капитуляции и принялся протаптывать дорожку.

К десяти вечера вдоль изгороди пролегла вполне приличная тропинка. Я начинал уже украдкой поглядывать на часы, когда наконец раздалось уставное скрежетание мегафона: «Двор закрыт, прогулка окончена. Всем построиться у ворот».

Надзиратель, вылезая из будки, только покачал головой. Другой, засовывая в карман колоду карт, осведомился:

— Это откуда ты такой взялся?

— Из России, — ответил я.

— Сибиряк, наверное. Как Иван Драга, — ухмыльнулся он и обратился к напарнику: — Завтра не забудь рефлектор притащить.

— Если этого завтра в психушку не отправят, — кивнул тот на меня и поежился.

Вернувшись в барак, я с удивлением заметил, что заключенные отшатываются от меня в ужасе, а грек Афанасиос, приблизившись, патетически закрыл руками глаза. Только подойдя к зеркалу, я обнаружил, что с бороды у меня свисали сосульки. Разумеется, после подобной картины никого из моих знакомых нельзя было даже и пытаться уговорить составить мне компанию на следующий вечер, и мне пришлось примириться с перспективой прогулок в одиночестве.

Дня через четыре мороз выдался особенно сильным. Выйдя на двор, я сразу же перешел на очень быструю ходьбу. Снег звонко хрустел под ногами, и на небе сверкали звезды, пробуждая в памяти стихи Заболоцкого про созвездья Магадана. Поглощенный созерцанием и сомнительными литературными аналогиями, я не сразу заметил, что этим вечером оказался во дворе не один.