Братья смотрели на страшный «сувенир» из глубины тысячелетий. Никто из них не смог бы сейчас описать свои чувства. Может быть, растерянность и страх были главными…

– Поехали, дома разберемся, – скомандовал Генрих. Все трое быстро направились к маленькой калитке, выходящей на пустырь, где их поджидала конная коляска.

Добравшись до дома, они долго принимали душ и брызгались одеколонами, но все равно не могли избавиться от запаха склепа, который, казалось, намертво въелся в кожу. Тем временем прислуга тщательно вымыла перстень в спирте и отполировала его мягкой фланелью.

Через час братья вновь расположились в кабинете фон Брауна, за столом, затянутым тяжелым зеленым сукном. В центре лежал перстень, он блестел, как новенький. Львиная морда загадочно скалила невидимые зубы. Черный камень казался бездонным глазом, гипнотизирующим каждого по очереди. От него веяло неосязаемой угрозой. Может быть, поэтому никто не спешил взять его в руки и примерить. Братья молча рассматривали необычный предмет.

– Ну, и чьим он будет? – не выдержал Герман. – Отец, оказывается, обещал его каждому из нас. Если хотите, решайте между собой. Я ни на что не претендую.

Генрих взял перстень, хотел примерить, но у него ничего не получилось.

– Не лезет, – удивленно сказал он. – Вилли, попробуй!

Но и средний брат не смог украсить себя львиной мордой.

– Что-то маловато…

Оба посмотрели на младшего.

– Видно, тебе достанется отцовский подарок…

– Сдается мне, что вы просто боитесь гнева Господнего, – сказал Герман. – Ну, ладно, давайте…

Герман взял перстень, но он не наделся даже на мизинец.

– Странно! Как же его носил отец?

Братья удивленно переглянулись.

– Ведь у него была крупная рука и толстые пальцы…

Дверь открылась. На пороге стоял дворецкий.

– К нам пришел полицейский, – почтительно доложил он. – Чтобы поговорить с кем-то из господ…

Братья переглянулись еще раз, теперь с тревогой. Уж не прознали ли власти об их противоправных действиях?

Генрих первым пришел в себя.

– Проси! – распорядился он.

Через пару минут в кабинет вошел грузный краснолицый мужчина в полицейском мундире.

– Прошу меня извинить, господа! – трубным голосом произнес он. – В вашем фамильном склепе оборвалась плита и раздавила кладбищенского рабочего. Его товарищ утверждает, что они выполняли ваше распоряжение о вскрытии могилы и вы заплатили им за это деньги… Я понимаю, что это совершенно невероятно и, скорей всего, негодяи грабили склепы, пока Рок не наказал их. Но мне нужны ваши свидетельства!

Братья переглянулись в третий раз. Они явно были растеряны, даже Генрих не знал – что сказать. Пауза затягивалась, хотя все понимали, что она может вызвать подозрения.

Положение исправил Герман.

– Вы абсолютно правы в своих предположениях, – едва заметно улыбнулся он, не отрываясь от перстня. – Разве нам могло прийти в голову осквернить могилу отца? Конечно же, мы не нанимали этих проходимцев и не давали им никаких денег!

– Я так и думал, – удовлетворенно кивнул полицейский. – Значит, оставшегося в живых мошенника ждет тюрьма! Честь имею, господа!

Отдав честь и извинившись за беспокойство, неожиданный визитер ушел.

Некоторое время братья молчали.

– Ты быстро сориентировался, – сказал Генрих. В его тоне чувствовалось удивление и что-то еще. Пожалуй, какая-то новая оценка младшего брата.

Герман машинально крутил перстень и вдруг еще раз попробовал надеть. Совершенно неожиданно это ему удалось без всякого труда. От удивления он даже вскрикнул. И тут же стал быстро примерять – перстень легко надевался: на мизинец, на безымянный, на средний…

– Вы видите?! Похоже, он расширился!

– Невероятно! – воскликнул Вилли. – Как такое может быть?

– Да нет, наверное, у тебя просто руки вспотели, – выдавил из себя Генрих. Глаза у него приобрели испуганное выражение.

– Попробуйте сами, – произнес Герман. Но из этой затеи ничего не вышло: перстень мертво сидел на среднем пальце и не снимался.

– Да что за черт!

– Сейчас не время поминать нечистого, – одернул Вилли.

Герман раз за разом дергал кольцо, но безуспешно.

– И что мне теперь делать? – спросил он у старшего брата.

Но тот медлил с ответом. Он явно был растерян. Но все же взял себя в руки.

– Ничего не делать, – наконец вымолвил Генрих. Пожалуй, впервые за многие годы он не чувствовал себя главным в семье.

– Теперь ты стал хозяином перстня и, если верить всей этой писанине, в семью должна вернуться удача. От тебя требуется одно: никогда с ним не расставаться и никому не передавать.

– Вы, значит, начнете богатеть, преуспевать, а проклятый Богом Герман по-прежнему будет ждать от вас подачки, – младший хитро смотрел на братьев.

– Разве тебя кто обижал? – Вилли навалился грудью на стол. – Может, тебе не хватало на твоих девочек и всякие железки? Ты в чем-то нуждаешься сейчас? Хочешь, бери на себя производство аэропланов – работы хватит на всех.

– Э, нет! – Герман по-прежнему улыбался. – В производственных делах я вам не помощник. Вот летать я люблю. Можете взять меня испытателем. Но деньги мне нужны уже сейчас!

– Получишь. Сколько тебе? – сказал Генрих, доставая чековую книжку.

«Ньюпорт» пробежал, подпрыгивая на неровностях полевого аэродрома несколько сотен метров, набрал взлетную скорость, и Герман как всегда безошибочно определил, что неуклюжий биплан с крестами на крыльях и волчьими мордами на фюзеляже готов оторваться от земли. Привычным движением он плавно потянул штурвал на себя.

Земля резко ушла вниз, словно провалилась под колесами шасси. В лицо ударила холодная упругая струя встречного воздуха. Он почувствовал восторг от ощущения полета, которое за много лет так и не стало обыденным. Самолет набирал высоту. Внизу расстилались едва припорошенные снегом желтые квадраты полей, черные полоски лесополос, ровные линии траншей переднего края. Черный кожаный шлем и большие очки-консервы делали пилота похожим на марсианина, а развивавшийся за спиной черный метровый шарф свидетельствовал о его склонности в пижонству. Так оно и было.

Больше всего сорокапятилетний капитан германских военно-воздушных сил Герман Браун любил в этой жизни производить впечатление на женщин и летать на самолетах. Той и другой страсти он отдавал все свое время уже много лет. И в любви, и в пилотировании он знал толк и достиг, казалось, совершенства. И в том, и в другом он считался знатоком и специалистом высочайшего класса.

В специальной записной книжке отражались победы Германа. В первую часть заносились имена дам, павших жертвами его мужского шарма и неукротимого напора – Марта, Грета, Ирена; рядом стояла дата победы и ее пикантные подробности. Во второй части встречались другие имена: «Бристоль 20», «Альбатрос», «Фоккер»… Здесь описывались победы над разными моделями аэропланов, которые ему пришлось осваивать: их особенности, достоинства и недостатки… На фронте он стал записывать и результаты воздушных боев, которых у него было ровно десять.

Однажды эта книжка случайно попала в руки его товарищей – военлетов. Обе части имели большой успех. Потом у Германа часто просили ее полистать. Он охотно давал, комментировал отдельные записи, живописал интересные моменты. Это касалось и женщин и самолетов. Он дарил телефоны особо знойных особ и подсказывал, как выходить из пике на «Альбатросе» или стрелять из синхронизированного с винтом пулемета «Фоккера». И то и другое было полезным.

Капитан Браун был всегда при деньгах: Генрих и Вилли держали слово и снабжали его необходимыми суммами. Это не составляло труда: корабль клана Браунов вновь уверенно шел правильным курсом, тысяча или несколько тысяч марок были брызгами пены, вылетающими из-под его мощного форштевня. К тому же Герман любил иногда напомнить братьям, кто является обладателем перстня Иуды и от кого зависит благополучие семейства.