Если Пожар был излишне самоуверен, то у Анакоры была прямо противоположная проблема. Из всех солдат отделения у нее были лучшие рекомендации, но Штель видел уже достаточно, чтобы понять, что она не верит в себя так, как верят в нее другие. Полковник чувствовал, что из всего отделения он один разделял это недоверие.

Потом Блонский, солдат, на которого не мог пожаловаться ни один из его командиров, но, судя по тону их докладов, они были более чем рады избавиться от него.

Блонский казнил как минимум шестерых своих товарищей на поле боя, обвинив их в ереси. Три подобных обвинения он выдвинул против старших офицеров, причем один из них был генералом. Внешне все его действия казались безупречно оправданными — но, читая между строк, Штель заметил, что командиры считали Блонского помехой и опасным человеком.

Блонский был одним из резервных кандидатов, выбранных Штелем и Гавотским на это задание. Гавотский справедливо заметил, что Имперская Гвардия на Крессиде страдает от слишком частых случаев дезертирства и измены. Когда девять пар глаз сосредоточены на поиске исповедника Воллькендена, было бы разумно, чтобы десятая пара глаз присматривала за остальными.

НАКОНЕЦ ОБСТРЕЛ стал затихать. Казалось, Грейл был прав: наводчики противника стреляли наугад, и, видимо, не решились покидать свою позицию ради преследования маленькой группы вражеских машин.

Последние несколько минут единственной защитой «Термита» была дымовая завеса, поставленная Палиневым и Михалевым, бросавшими дымовые гранаты. Милостью Императора, этого было достаточно. Еще несколько разрывов сотрясли десантное отделение, но ни один из снарядов не упал достаточно близко, чтобы причинить реальные повреждения, и Баррески, сидевший на переднем сиденье рядом с Грейлом, доложил, что бур — самое важное оружие «Термита» — исправен.

Грейл вел машину, с трудом пробивавшую себе путь по земле, которая когда-то была плодородными полями, но теперь была покрыта грязно-серым снегом и вездесущей фиолетовой плесенью. Ему отчаянно хотелось вдавить педаль газа, выжать еще немного скорости из ревущего двигателя, наверстать время, которое они потеряли из-за незапланированного отклонения с маршрута. Однако он не хотел опережать «Химеры».

«Химер» было четыре, они прикрывали «Термит» со всех сторон, и уже начали буксовать — земля под ними становилась все более мерзлой и скользкой.

По мере продвижения конвоя снег становился все глубже, пока не начал доставать почти до верха гусениц. «Химеры» были оборудованы бульдозерным отвалами, управляли ими опытные Ледяные воины, но все же их продвижение было мучительно медленным. С разрешения Гавотского Грейл связался по воксу с водителями «Химер» и сообщил, что «Термит» пойдет впереди.

Вскоре после этого Грейл увидел ледники — и даже он, выросший среди ледяных ландшафтов Валхаллы, присвистнул от удивления. Ледники стояли непрерывной линией, машины рядом с ними казались крошечными. Грейл поймал себя на недостойной имперского гвардейца мысли, с которой, вероятно, согласился бы солдат Борщ: мало что из построенного Империумом Человека могло сравниться с таким великолепием природы.

Они ехали по дну U-образной долины, и Гавотский предупредил солдат, чтобы были поосторожнее с огнеметами, иначе они рискуют обрушить на «Термит» лавину. Почти целый час они двигались без всяких происшествий, и, наконец, Штель приказал «Химерам» возвращаться.

«Химеры» ушли, их водители на прощание связались с Грейлом, пожелав их отделению удачи. «Термит» остался один, и Грейл повел его прямо на ледяную стену, возвышавшуюся перед ними.

Согласно тактическим картам, ледники сформировали почти непрерывное кольцо вокруг значительного района территории, удерживаемой силами Хаоса. Грейл не сомневался, что немногочисленные дороги в этом районе усиленно охраняются. Последнее, чего могут ожидать силы Хаоса — что их противники нанесут удар прямо через огромные ледяные стены. Как и орков, которые когда-то напали на Валхаллу, еретиков ждет неприятный сюрприз.

— Эй, Борщ, — крикнул Баррески через плечо. — Мы уже почти приехали. Мне включить бур, или может, ты выйдешь и прокопаешь нам путь сквозь лед голыми руками и зубами?

— Столкновение с ледяной поверхностью через тридцать секунд, — сообщил Грейл. — Баррески, ты готов?

— Всегда готов, — ответил Баррески, его руки работали с управлением с отработанной легкостью, хотя, насколько было известно его товарищу-танкисту, Баррески никогда раньше не работал на машинах, подобных этой. Огромный белый бур «Термита» был приведен в рабочее положение, блокировав обзор Грейлу. Но Грейл знал, что смотреть там особенно не на что. Последние несколько минут все, что он видел из машины — серая плоская поверхность приближающегося ледника.

Он начал обратный отсчет, а Баррески включил бур.

— Столкновение через десять… девять… восемь…

— Кто-нибудь хочет поспорить со мной и Грейлом, что мы проскочим через эту гору и даже не задержимся?

Баррески включил все четыре огнемета, установленных на буре, и Грейл увидел яркий оранжевый ореол, вспыхнувший вокруг наконечника бура. Огромная серая стена покрылась ручейками, от нее пошел пар, но все же она казалась твердой, как камень, надвигаясь на «Термит», и Грейл с трудом подавил дрожь.

— Три… два… один… — считал он сквозь стиснутые зубы.

И, отвечая на хвастливый вызов Баррески, он вдавил педаль газа, когда отсчет достиг нуля.

«ТЕРМИТ» ВСТРЯХНУЛО, дрожь прошла по его пластальному корпусу, когда бур вонзился в огромную ледяную стену.

Но удар был лишь началом, потому что потом на лобовую броню посыпались ледяные осколки, полилась талая вода, двигатель протестующе взвыл, пытаясь преодолеть силу природы, которая казалась непреодолимой… и преуспел.

Баррески снова включил огнеметы на буре, жалея только, что приходится управлять ими дистанционно, и он не может почувствовать, как они работают. «Термит» грохотал и трясся, еще одна волна талой воды обрушилась на его лобовую броню, но гусеницы уверенно цеплялись за лед, и машина двинулась вперед.

Самый твердый лед был пройден. Они были внутри ледника, и бур успешно пробивал путь, разрывая лед, как бумагу. Теперь все, что им оставалось делать — поддерживать движение и следить за курсом.

В отсутствие обзора из машины взгляд Грейла был прикован к компасу — тогда как Баррески, в свою очередь, жаждал чего-то более интересного, чем просто следить за работой бура. Скоро его желанию суждено было исполниться.

Лед начал сжиматься вокруг «Термита», и стены и потолок проделанного машиной туннеля стали давить на нее. Конечно, этого следовало ожидать — и сначала Баррески не слишком обращал внимание на стон и скрип пластальной брони, хотя чувствовал, что давление увеличивается, словно сам воздух в машине становился плотнее. Особенно выразительный тяжелый вздох, раздавшийся позади него, Баррески отнес на счет кого-то из товарищей — скорее всего, это был Борщ.

Но скрипы сдавливаемого корпуса становились все чаще и громче.

И вдруг Грейл сообщил, что скорость падает.

Баррески знал, что делать. Он снова включил огнеметы, чтобы облегчить прокладывание пути сквозь лед, и водитель, казалось, был удовлетворен результатом. Но как только Баррески выключил огнеметы, Грейл нахмурился, покачал головой и сказал, что скорость снова упала.

Они включали огнеметы еще два раза с теми же результатами, и Баррески уже начал опасаться, что баки с прометием для огнеметов скоро опустеют.

— Похоже, мы проиграем этот спор, Грейл, — сказал он сквозь сжатые зубы.

Внезапно корпус издал особенно сильный треск. Борщ встревоженно вскочил на ноги, ударившись головой о крышу.

— Вы уверены, что машина это выдержит? — жалобно спросил он.

— Пару минут назад, — сказал Грейл, — я бы гарантировал это. А сейчас…