Машина выехала со стороны каменоломни, неторопливо, без сирены и мигалки. Плохой знак… но Герлоф особенно и не надеялся. Йон притормозил и проводил «скорую» взглядом.
Они помолчали.
– Летом у него хорошо продавалось, – тихо сказал Йон. – Мы еще шутили… я говорю, у тебя, мол, больше заказчиков, чем у меня рыбы в сетях.
Герлоф молча кивнул. Что тут говорить. Он никак не мог осознать, что Эрнста больше нет, и ему с каждой минутой становилось все тяжелее.
Йон свернул на узенькую, разбитую дорожку к плато над каменоломней. На размытой глине видны были следы машин. Вон машина Эрнста, за ней красный «фордик» Юлии. Два патрульных полицейских автомобиля и еще – сверкающий новым лаком синий «вольво», а рядом – среднего возраста мужчина в кепке и с фотокамерой на животе.
– Глянь-ка, Бенгт Нюберг опять купил новую тачку, – прервал молчание Герлоф.
– Должно быть, редакторы газет прилично получают.
– Разве?
Йон остановил «пассат» рядом со щитом «КАМЕННЫЕ СКУЛЬПТУРЫ. ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!». Выключил мотор, и сразу стало очень тихо.
Герлоф с трудом вылез из машины. Суставы не гнулись, словно протестовали против необычных телодвижений. Оперся на палку, выпрямился и вежливо кивнул редактору северного отдела «Эландс Постен».
– Его уже увезли, – сказал Нюберг, подходя.
– Видели.
– И я не успел. Придется просить снимки у полицейских, и… ну да, пятно крови там, внизу, но я не уверен, что это можно публиковать. Пусть умники в Боргхольме решают. А теперь уже и кровь смыло – дождь то и дело опять принимается.
Он словно бы говорил про съехавшую в канаву машину. Или про разбитое лобовое стекло. Герлоф от досады чуть не плюнул. Бенгт никогда чувствительностью не отличался.
– Да уж… таких снимков лучше не надо.
– А ты знаешь, кто его обнаружил?
Бенгт нажал перемотку, и камера зажужжала.
– Не-а, – пожал плечам Герлоф и медленно пошел к краю каменоломни. Где же Юлия? – Ехал бы ты домой писать свой репортаж, Бенгт.
– Так и сделаю. Завтра почитаете.
Он открыл дверцу своей шикарной новой машины и завел мотор.
Герлоф миновал дом, красный сарайчик и пошел к выработке. Оттуда появилась голова в пилотке. Полицейский подтянулся, встал на край и помог вылезти второму, помоложе. Отряхнулся и посмотрел на Герлофа. Ни тот ни другой ему не были знакомы. Должно быть, из Боргхольма. Или с материка.
– Родственник? – спросил старший.
– Старый друг… родственники живут в Смоланде.
Полицейский понимающе кивнул.
– Смотреть тут особенно не на что.
– Несчастный случай?
– На работе. Несчастный случай на работе.
– Хотел передвинуть скульптуру поближе к краю, – сказал молодой и показал на ямку в траве. – Взялся за камень и…
– Ну да, – перебил его первый. – Споткнулся или поскользнулся… и загремел вниз, а камень на него.
– Секундное дело, – кивнул молодой.
Герлоф осторожно, опираясь на палку, сделал шаг вперед и заглянул вниз. Часовня. Самая большая скульптура Эрнста, модель марнесской часовни, лежит внизу. Место падения видно совершенно четко – яма в щебне.
А может быть, это след от падения Эрнста? Герлоф поднял глаза и оглядел каменоломню. Сколько надгробных камней, сколько памятников вырублено здесь за сотни лет… Он перевел взгляд на пролив, и ему стало немного легче.
Посмотрел на ряд каменных скульптур, выставленных в ряд на краю обрыва. Эрнст всегда ставил их на одинаковом расстоянии друг от друга, рядами, но вон там, поодаль, почему-то прогал…
Он подошел поближе. Оказывается, упала не только часовня. Еще одна скульптура, поменьше, тоже свалилась с обрыва и лежала внизу. Круглая штука… не совсем круглая, чуть продолговатая, как яйцо. Или голова тролля. Интересно, что здоровенная часовня уцелела при падении, а эта штуковина, намного меньше, раскололась надвое.
Ну что ж… Герлоф осторожно, чтобы не потерять равновесия, повернулся и пошел назад.
– А где Юлия Давидссон? – спросил он у полицейских.
– В доме, с Хенрикссоном.
– Спасибо.
Входная дверь была приоткрыта, Йон, должно быть, уже там. Герлоф медленно, с покряхтываньем поднялся по низким ступенькам. Потер ноги о коврик – надо бы счистить грязь с ботинок, но куда там – куски глины с травой будто приклеены к подметкам. Махнул рукой и вошел в прихожую.
Весь пол уставлен грязными ботинками. Герлофу пришлось разворошить их палкой. Нагнуться, развязать шнурки, снять обувь… об этом он даже мечтать не мог. В прихожей на стене висели старинные фотографии – каменотесы с кирками и лопатами.
Из комнаты доносились негромкие голоса.
Йон стоял и смотрел в окно, Юлия сидела на диване в обществе еще одного полицейского, лет шестидесяти, без пилотки – снял из вежливости.
– Привет, Леннарт, – кивнул ему Герлоф.
Наконец-то знакомое лицо. Леннарт Хенрикссон олицетворял правоохранительные органы на севере Эланда уже тридцать пять лет. Жил он к северу от Марнеса, у него была своя вилла, а контора помещалась в гавани. Он уже совсем поседел, отметил Герлоф, наверное, готовится к пенсии. Обычно вид у него полусонный, широкие плечи устало опущены, он словно показывает – как же мне все это надоело. И сейчас… Хенрикссон старался казаться внимательным и подтянутым, но чувствовалось, что он очень устал.
– Привет, шкипер, – кивнул он Герлофу без улыбки.
– Здравствуй, папа, – тихо произнесла Юлия.
Впервые за много лет она назвала его папой. Наверное, немного не в себе после случившегося. Герлоф подошел к столу.
– Хочешь сесть? – спросил Леннарт.
– Постою. В моем возрасте надо больше двигаться…
– Но ты хорошо выглядишь, Герлоф. Бодрый и здоровый…
– Спасибо, спасибо.
Наступило молчание. Герлоф услышал, как за спиной его скрипнула дверь – Йон, не говоря ни слова, вышел из комнаты.
– Оказывается, Юлия твоя дочь, – произнес Леннарт.
Герлоф молча кивнул.
– «Скорая» уехала? – как-то робко спросила Юлия.
– Да… мы с Йоном встретили ее на дороге.
– Значит, его увезли.
– Увезли… А врач был? – спросил Герлоф, глядя на Хенрикссона.
– Был… молодой совсем, временно в Боргхольме. Раньше я его не видел. А что врач? Врач и врач. Констатировал смерть, и все его дела.
– Что сказал? Несчастный случай?
– Да… несчастный случай, говорит. И сразу уехал.
– Он же всю ночь лежал под дождем…
– Ну да. – Леннарт понял, что речь идет не о враче. – Наверное, все это случилось вчера вечером…
– И крови нет, – задумчиво сказал Герлоф. – Бенгт говорит, дождем смыло…
Герлоф и сам не знал, зачем все это говорит, на что намекает… Наверное, хочу показать, что и я что-то значу, подумал он. Желание быть значительным покидает человека последним.
– Кровь была, – сказала Юлия. – Изо рта…
Герлоф кивнул. В прихожей кто-то потоптался, и на пороге появился молодой полицейский.
– У нас все, Леннарт. Мы уезжаем.
– Хорошо. Я еще немного задержусь.
– Конечно, конечно.
Было что-то уважительное в тоне юноши. Может быть, уважение вызывала долгая полицейская служба, а может, и то, что отец Леннарта тоже был полицейским и погиб на службе.
– Езжайте осторожно, – стандартно напутствовал Хенрикссон.
Полицейский кивнул и исчез.
И тут же появился Йон. В руке у него был большой коричневый кожаный кошелек. Он поднял его и повертел в воздухе.
– Три тысячи сто пятьдесят восемь крон. От продажи скульптур. Они у него были в кухне, в нижнем ящике, под пластиковыми пакетами.
– Позаботься о деньгах, Йон, – сказал Хенрикссон. – Глупо же оставлять их здесь. Довольно много денег.
– Пусть будут у меня, пока не объявятся наследники, – сказал Герлоф и принял у Йона кошелек.
Йон вздохнул – как показалось Герлофу, с облегчением.
Все замолчали.
– Ну что ж… – прервал Хенрикссон молчание, нагнулся вперед и с определенным усилием встал с дивана. – Я, пожалуй, тоже поеду.
– Спасибо, что вы… – Юлия задумалась, подбирая слова. – Спасибо, что приехали, потратили время…