Он бережно взял фигурку в руки, и взгляд его впервые за все это время потеплел.

— Ты маленькая дурочка, черт возьми! — сказал он грубовато, и эти слова выразили все, что она сделала… и не сделала.

Ее потрясла боль, прозвучавшая в его голосе, и она, взяв его руки в свои, тихо произнесла:

— Неужели ты не знал? Боже, даже бабушка видела, что ты сводишь меня с ума.

Он поднял ее руки к своим губам.

— Мне казалось, ты видела мои чувства…

— Девочки любят, когда им говорят об этом, — укоризненно сказала Вероника.

— И мальчики тоже, — глухо произнес Люк. — Когда я надел кольцо на твой палец, я думал, ты захочешь носить его.

Уже второй раз за время их разговора у нее подогнулись колени, но на этот раз он был начеку — рассмеявшись, подхватил Веронику и опустился вместе с нею на диван, поставив на кофейный столик фигурку пастушка.

— Девочки любят, когда их просят, — сказала она застенчиво.

— Я боялся тебя испугать, — сказал он просто. — За все время, пока мы встречались, ты вела себя очень осмотрительно, и мне казалось, что ты не доверяешь мне настолько, чтобы сказать «да».

— Я думала, что ты, возможно, захочешь подарить его Элизе, — призналась она и, когда глаза его возмущенно сверкнули, продолжила более храбро: — Признайся, ведь это была очень подозрительная ситуация, а ты о многом умолчал.

— Потому, что я обещал Элизе хранить ее секреты, а я выполняю свои обещания, — сказал он тихо и взглянул на нее так, что все внутри у нее растаяло.

— Люк, я…

— Нет, давай доведем этот разговор до конца. Элиза и Фостер получили то, что хотели, за счет страданий многих людей, поэтому, по крайней мере, пусть поделятся с тобою правдой.

Люк не пытался изобразить себя в героическом свете, просто изложил развитие событий — благородный человек, попавший в совсем не благородную ситуацию.

— В день той драки я не ужинал с Элизой. Она в совершенной панике позвонила мне из гостиницы, где остановился Фостер. Сказала, что снаружи караулят фотографы, а Фостер напился и грозит устроить сцену. Элиза умоляла помочь ей — приехать и утихомирить актера. Мы с Элизой стали хорошими друзьями после наших не совсем удачных любовных отношений, и я, полагаю, был единственным человеком, которому она могла доверять: большинство ее друзей-мужчин были знакомыми Эндрю. И я однажды ей уже помог, хотя не знал об этом. Элиза сказала мне, что когда Фостер останавливался в моем доме в Дербишире, она приехала туда, чтобы провести с ним ночь. Они использовали меня как прикрытие и даже не потрудились сообщить мне об этом.

Вероника прикрыла глаза.

— И ты все же помог ей, хотя…

— Называй меня старым романтиком, — сказал он, криво усмехнувшись, — но ведь она была моей первой женщиной. Она также была моим политическим консультантом долгие годы. И я переживал за нее — ведь она связалась с субъектом, которого я считал ходячим несчастьем. Элиза вышла из номера и спустилась вниз, чтобы встретить меня, но Фостер последовал за ней и, обвинив меня в том, что я встаю у них на пути, накинулся на меня с кулаками. В это время и были сделаны фото. Но потом мы поужинали вместе, и нам удалось уговорить его обратиться на следующий день за медицинской помощью, а потом я отвел его в номер. Элиза была в слезах, потому что Фостер обвинил ее в том, что она использует его для того, чтобы «сделать себе ребенка». Я посоветовал ей рассказать все Эндрю, прежде чем об этом напечатают в газетах, и либо подавать на развод, либо просить мужа признать ребенка как своего собственного. Она не могла притвориться, что это его ребенок… — Он сурово взглянул на нее. — Эндрю не может иметь детей.

— О…

— В тот момент Элиза еще не решилась связать свою жизнь с Фостером — она понимала, что он не очень надежный человек, но верила, что он любит ее, поэтому позаботится о ней и ребенке. Когда она ушла от Эндрю, я позволил ей пожить в одной из служебных квартир моей компании, но она стала терзаться и думать, что совершила большую ошибку. Моя же ошибка состояла в том, что я сообщил ей о своем отъезде в Прованс. Полагаю, она считала само собой разумеющимся, что я взял на себя роль советника. Она чуть не вернулась обратно в Лондон, когда обнаружила в Авиньоне Макса, напившегося до скотского состояния, но на следующий день он умолял ее о прощении, сказав, что мучился в разлуке с ней. Он хороший актер, не отрицаю этого!

— У тебя очень интересные друзья, — пробормотала Вероника. Она уже почти жалела Элизу Малколм.

— В данный момент меня интересует лишь одна очень дорогая мне подруга, — сказал он, приподнимая за подбородок ее лицо и приближая к ней губы.

Девушка вздрогнула от радости.

— В данный момент? Значит, это ненадолго?

— В любой момент жизни, — поправил он себя и одарил ее нежным и долгим поцелуем. — Я работал день и ночь, чтобы найти время, приехать сюда и убедить тебя в том, что ты можешь положиться на меня в любой момент жизни. Я понимал, что ты, черт возьми, никогда не сделаешь первый шаг… Я посылал тебе фигурки святых, но ты никак не отреагировала на это.

— Мне было очень стыдно, — призналась Вероника, прижимаясь лбом к его щеке. — Глубоко внутри я понимала, что не должна верить всему этому, но любовь так захлестнула меня, что я перестала понимать себя, не говоря уже о тебе.

— Предлагаю все же приступить к переговорам, — сказал он, и его рука мягко сжала ее округлую грудь, — но предупреждаю, что я буду беспощадным…

Она блаженно изогнулась, ощутив знакомое прикосновение.

— К переговорам? — улыбнулась она. — Не забудь, что я бизнес-леди.

— Тогда мы подсластим нашу сделку. — Люк вынул из кармана бриллиантовое кольцо. — Ты выйдешь за меня замуж, Вероника? — спросил он так торжественно и проникновенно, что эти слова зазвенели в ее сердце.

— Ты хочешь, чтобы мы стали почтенной и скучной парой? — спросила Вероника, вспоминая однажды сказанную им фразу.

— Почтенной, по крайней мере. Мелани никогда не простит мне, если ее внуки будут внебрачными детьми, а Софи сказала, чтобы я обязательно привел тебя на ее день рождения.

Вероника растаяла.

— Ты рассказал всем… о наших отношениях?

Он надел ей на палец обручальное кольцо. Лицо его удовлетворенно сияло.

— Я больше не хочу таиться от людей.

— Но у меня есть один секрет, — призналась девушка, взглянув на свою руку, которую он держал в своей руке. Она немного напряглась, а затем рассмеялась. — Ты был прав, подозревая меня в том, что я что-то скрываю от тебя. Признаюсь, я влюбилась в тебя с первого взгляда, когда увидела тебя из окна своей парижской квартиры, — ты сидел в том маленьком кафе, на другой стороне улицы. Я шпионила за тобой целыми днями, мечтая познакомиться, и в конце концов, набравшись мужества, сделала это.

Она сняла с него галстук, закинула на спинку дивана и, смущенная и счастливая, прильнула к его мощной груди.

— Тогда я тоже кое в чем тебе признаюсь, — сказал Люк и достал из портфеля маленькую сложенную бумажку. — Меня разобрало любопытство, поэтому я залез к тебе в карман, когда ты была у меня в спальне, на вилле в Провансе. — Он бережно развернул кусочек бумаги для заметок, но Вероника, покраснев, уже все поняла. — Ты не хотела признаваться в том, что создана для меня. После того, как ты сбежала, это было для меня единственным доказательством.

«Вероника Ридер» — было несколько раз написано на бумажном квадратике его дорогой серебряной ручкой.

— Мне нравится, как выглядит эта подпись. Но ощущать ее гораздо приятнее… — прошептал он, обнимая свою возлюбленную, свою будущую жену и наслаждаясь предвкушением долгой и нежной любви.