Она ничего не ответила, хотя у нее чесался язык упрекнуть его за то, что он обращается с ней как с воровкой.

Сполоснув над раковиной руки, она прошла в узкую длинную комнату, служившую одновременно и прачечной и кладовкой. Тусклая лампочка едва освещала помещение. Все еще находясь под впечатлением близости Брюса, она приостановилась, чтобы перевести дух. Она зашла сюда за банкой консервированных персиков, которую еще раньше заметила на полке. Взяв банку, она направилась к двери и чуть не выронила ее, когда увидела Брюса. Он стоял в дверном проеме, заполняя его собой, заслоняя свет из кухни. У Клэр ёкнуло сердце и возникло ощущение, что она попала в лапы к свирепому, безжалостному хищнику. Немного поколебавшись, она собрала все свое мужество, подошла к нему и произнесла:

— Пожалуйста, дай мне пройти.

Он придвинулся к ней.

Клэр похолодела. Что он задумал? Очередное унижение для нее? Она почувствовала себя такой маленькой и беспомощной, когда Брюс навис над ней как скала. Он взял из ее рук банку с персиками и поставил на первую попавшуюся полку, ни на секунду не отрывая от нее взгляда.

— Ни ты, ни кто-либо другой не запугает меня, Брюс. Оставь свои игры, я отказываюсь в них играть, так что пропусти меня. Обед стынет.

— Это уже не игра, Клэр. — Брюс приблизился к ней вплотную.

Она отпрянула, изо всех сил стараясь сохранить невозмутимое выражение лица. Она сделала еще два шага назад. Брюс продолжал наступать и не остановился даже тогда, когда она уперлась спиной в стену. Прижав к стене ладони, Клэр старалась ничем не выдать своего беспокойства.

Он подошел и встал близко-близко. Клэр ощущала его тепло и силу. Она подняла глаза и посмотрела на него снизу вверх, ее дыхание участилось, сердце билось как сумасшедшее. Она не могла взять в толк, чего же он добивается, и попыталась найти ответ на его лице, но его когда-то такие выразительные глаза сейчас ничего ей не сказали.

Брюс поднес руку к ее щеке. Клэр непроизвольно уклонилась. Он нахмурился, рука повисла в воздухе, взгляд сделался недобрым.

Что с ним происходит? Чего он на этот раз хочет от нее? — недоумевала Клэр.

— Что ты пытаешься доказать? — наконец спросила она.

— Мне ничего не нужно тебе доказывать, Клэр. Все и так яснее ясного.

— Что тебе ясно?

Она вздрогнула и закрыла глаза, почувствовав, как он медленно проводит кончиками пальцев по ее щеке, нижней губе. Брюс негромко чертыхнулся. Она широко раскрыла глаза, в которых отразилось желание и… смущение.

— Что ты хочешь меня. Признайся, дорогая, что это так, — настаивал он.

— Нет! — вскрикнула Клэр, упираясь кулаками в его обнаженную грудь.

— Разве? — Брюс еще теснее прижался к ней, коленом раздвинув ее бедра. — Будь же со мной откровенна хотя бы в этом.

— Я откровенна с тобой. Я хочу тебя, но не хочу быть использованной. — Не в силах с собой справиться, она прижала ладони к его груди, ощущая гулкое биение его сердца и тепло кожи. Боже, как же долго она мечтала об этом, грезила по ночам, как ее пальцы до зуда, до боли жаждали прикоснуться к любимому. И сейчас ее руки заскользили по мускулистой груди. Клэр почувствовала, как у него перехватило дыхание.

— Я хочу трогать тебя, ласкать, как делал это раньше, — проговорил Брюс осипшим от желания голосом. — Тебе же всегда нравились мои ласки, не правда ли, Клэр?

Она ничего не ответила, только чуть пошевелилась, и это еще теснее прижало ее к нему. Клэр прекрасно помнила, как искусно он умел заставить ее забыть все на свете, отбросить все условности и погрузиться в омут наслаждений. Но она опасалась его бурного натиска, потому что знала: в данный момент им движет отнюдь не любовь и нежность, а неутоленное вожделение изголодавшегося по женщине мужчины. Он просто хочет использовать ее.

— Часто во сне я слышал звуки, которые ты издавала, когда мы занимались сексом. Ты просто мурлыкала как кошка от удовольствия. Я снова хочу услышать их, сделай это для меня сейчас.

Клэр не могла вымолвить ни слова. Она замотала головой и попыталась вырваться, когда он вызывающе потерся об ее живот своей затвердевшей плотью.

— Прошу тебя, не надо, не делай этого! — взмолилась она. Ее колени ослабели, желание разгоралось все сильнее.

— Чего не делать? Не возбуждать твоего сексуального аппетита? Не напоминать о том, что мы потеряли, когда ты предала меня? Не подливать масла в огонь, который бушует в твоей крови, потому что он может сжечь тебя дотла? Чего именно, Клэр?

На нее вдруг навалился страх. Страх из-за того, что она безумно хочет его и не сможет устоять. Из-за того, что она все еще любит его, как никого и никогда. Из-за того, что она будет любить его всегда, до конца дней, независимо от того, любит ли он ее.

Горячее желание, пылающее в его взгляде, на какое-то мгновение парализовало ее. Все тело напряглось, каждая мышца была натянута как струна. Закрыв глаза, Клэр прислонилась головой к прохладной стене, не в силах ни думать, ни говорить, ни пошевелиться. Она знала только одно: все эти долгие пять с лишним лет она мечтала о том, чтобы еще хотя бы один-единственный раз почувствовать всю силу его страсти. От ее сопротивления остались одни воспоминания, когда он пальцем осторожно очертил контуры ее губ. Клэр непроизвольно схватила палец губами и втянула в рот.

Брюс резко втянул носом воздух и пробормотал ругательство, которое при других обстоятельствах прозвучало бы грубо, но сейчас оно слетело с его губ как молитва.

Клэр открыла глаза, не желая больше скрывать то, что она чувствует. Она отбросила все свои страхи, сомнения и опасения. Какой бы высокой ни была цена, она ее заплатит. Она взяла его ладони и прижала к своим щекам, потом поднесла к губам и, вдохнув знакомый запах его кожи, стала покрывать их поцелуями, пока у него не задрожали руки.

— Ты совершенно прав, — призналась она, взглянув на него и заметив замешательство в его глазах. — Я всегда любила твои ласки и сама любила ласкать тебя.

Брюс собственническим жестом положил руки ей на грудь. Клэр вся изогнулась под его прикосновением. Она горела, пылала желанием ощутить его руки, его губы на своем теле, повсюду, где он захочет, и так долго, как он сможет. Ей хотелось продлить, растянуть наслаждение на неопределенное время.

Его глаза потемнели, на скулах выступил лихорадочный румянец. Он немного повозился с пуговицами рубашки Клэр, но терпение его быстро иссякло, и он просто-напросто рванул полы в разные стороны. Ткань затрещала, пуговицы посыпались на пол. Но, вместо того чтобы снять с нее рубашку, Брюс завел руки Клэр за спину и связал запястья краями рубашки.

Голова ее кружилась, сердце то подпрыгивало к горлу и колотилось там как ненормальное, то камнем ухало вниз и замирало. Все ее тело трепетало в ожидании. Клэр не сводила с Брюса беспокойного взгляда. Несмотря на свою решимость, она все-таки чувствовала себя пленницей и молилась, чтобы он не принес ее в жертву на алтарь своего гнева, своей ненависти, своих обид. Он взглядом опалил ее нежную кожу, и острое, сладострастное желание, написанное на его лице, возбудило ее до крайности. Ее тело взывало к нему. Она как молитву прошептала его имя. Брюс посмотрел на нее, и Клэр увидела, что внутри него идет борьба, борьба с самим собой.

И еще Клэр увидела, что, несмотря на его злость и грубость, она все еще небезразлична ему, что таким пренебрежительным обращением с ней он всего лишь старается скрыть свое истинное отношение. Брюс не хочет, чтобы она знала правду, и ни за что не признается, даже если она спросит напрямик, но сердце не обманешь.

В душе Клэр затеплилась робкая надежда и, окрыленная, она дала волю чувствам.

Брюс склонился к ее лицу.

— Поговори со мной, — пробормотал он. Едва касаясь губами, он заскользил по ее шее, затем провел по ней языком. — Скажи мне, чего ты хочешь.

— Я хочу, чтобы мы занялись любовью. — Ее слова шли из глубины сердца. — Пожалуйста, люби меня, как ты любил меня раньше, прошу тебя, Брюс.