Пыль эта имела гадкую особенность. Она липла на все, на что садилась, и была на удивление омерзительна и холодно. Сразу припоминался Сергею его первый день в Черепихово. Было так сыро холодно и промозгло, что теперь даже мрачный архивный подвал, становился уютным на удивление.

– Опять дождь, – хмуро сказал Щербинский, – к полуночи еще и туман нагонит.

– Сколько же мы просидели в подвале? – Лапников как раз выползал последним из темного зева подвала и пялился на небесный свод, заменяющий в бывшем музее потолок.

– Часа четыре не меньше, тучи все скрыли, и сейчас темнее, чем должно быть.

– А как же Дом Культуры?

– А никак! – Ответил Сергей. – В такую сырость лазить по возможному гнезду зла самоубийство со стопроцентной гарантией. Кроме того уже темнее и скоро начнется шабаш.

– Начнется – подтвердил селянин – чую прижмут они сегодня нас.

По темным небесам пронеслась одинокая совершенно черная шквальная туча, и на ходу оросила окрестности ледяным ливнем, задев краем и находящихся в музее людей.

Лапников, чтобы укрыться от шквала приоткрыл дверь в музей и встал в целом дверном проеме, где сохранились остатки потолка. Сергея и зоотехника прохлестало по полной программе, моментально вымыв из них остатки тепла.

– Что за Июль!!! – заорал Сергей пытаясь закрыться от колющего ливня.

– Сегодня особенный Июль, – сказал Щербинский, сам он стоял недвижим, – не удивлюсь я если и день скоро не наступит, а будет вечная тьма и вечный шабаш.

– Наверное это буде весьма похоже на ад. Вот тебе и конец света.

Туча пронеслась, и убийственный ливень сменился вялым моросящим дождичком. Серега словно попал по ледяной душ. С курки его текло, с рубашки тоже текло, а дорогих ранее ботинках хлюпало, и подошва мерзко липла к ноге.

– "Так холодно", – подумалось приезжему, – "что я не удивлюсь если вдруг покроюсь корочкой льда".

– Так ведь не должно быть. – Начал он высказывать неподвижному селянину. – Эта погода не летнего ха…

– Эй, смотрите! Это тот старик! Он опять здесь!!! – заорал неожиданно Лапников, стоявший под своим козырьком.

– Где?! – вскинулся Сергей, а журналист уже рванулся в сумрачный зал музея, где у стены что похоже белело.

– Что вы здесь… – начал громко журналист и понуро осекся:

– Ошибочка вышла.

Он присел на корточки у дальней стены. Подошедшие селянин с Серегой увидели, что он указывает на белую гипсовую статую, смирно стоявшую в углу. В сгущающихся сумерках статуя была действительно похожа на старика. Даже борода такая же.

Сергей подошел поближе, присмотрелся, и заявил:

– Вот и разгадали старичка нашего, дело то все яснее становится.

– Кто же это?

– А ты приглядись.

– Я плохо вижу в сумерках. – Сказал Лапников, и сняв очки, прищурился.

– А написано тут: "Воевода Сивер. Основатель села Черепихово".

– Сивер! – изумился Щербинский – Так значит сам Сивер тут замешан! Так ведь он помер черт знает сколько веков назад.

– Ну вон Урунгул тоже помер – заметил Серега в упор разглядывая статую их хранителя. – даже руки оторвало. Но ничего живой, и клешни новые сделали, гибкие.

Статуя Сивера тихо светилась в промозглой мгле, что подтверждало Сергеевы слова. Да тот невзрачный старичок, каким то образом проведший приезжего через монстровый кордон, оказался грозным воеводой Сивером, сокрушивший пятьсот лет назад орды язычников, и порушившим Снорунгово капище.

– Но почему к нам он является в образе старика? – Спросил Лапников. – Ведь если судить по летописям, на момент завоевания Черепов, ему было сорок два года.

– Ну, видать, село завоевав, он жил там до самой старости, лет до семидесяти, и таким он был к моменту смерти. – Произнес Серега задумчиво. – Я даже видел а нем кольчугу.

– Повезло нам, – произнес Щербинский громко, – сам воевода Сивер нам помогает!

Лапников зажал голову руками и стал яростно тереть виски:

– Бред! Какой бред! Урунгулы какие то, Сиверы статуйные. Он что статуей к нам и приходил?

– Нет статуя сама по себе. А к нам приходил его мятежный дух.

– Бред! – повторил Лапников – Сивер то небось сам себя к этому и привязал, когда камешек наш в фундамент церкви закладывал. А теперь вот видимо покоя не найдет, пока камень цел. Влипли кааак…

Последнее он уже истерически проблеял, скорчился у подножия гипсовой простой статуи, и даже псина его шарахалась прочь, и туго затягивала поводок.

А Серега смотрел не нас стенающего журналиста, он смотрел в упор на статую основателя. Беленькое сияние неожиданно ярче затеплилось у лица, а затем Сивер ободряюще ему подмигнул. Или эта была игра сумеречных теней? Сияние тихо угасло. Лапников причитал.

– Втянул ты нас дедушка, – сказал Серега статуе, – ой втянул.

Позади Щербинский потянул его за плечо:

– Пошли отсюда, темнеет, а то страшно тут.

Сергей пялился на статую и зоотехник потянул сильнее:

– Пошли же, а то журналистишка наш совсем в истерику впадет.

Приезжий кивнул. Вдвоем они приподняли Лапникова и поставили его на ноги. Он тихо причитал, кусал губы. И яростно дергал Венди за поводок:

– Не хочу! – Шептал. – Не хочу больше здесь. В темноте, в холоде. Смерть кругом…

Щербинский вопросительно глянул на Сергея. Он словно спрашивал "Как на твой взгляд, не слетел ли Лапников с катушек?". Но Серега покачал головой, и они споро повели журналиста прочь из музея, в моросящую мглу.

– "Мглистый вечер", – подумал Сергей, – "Мглистый ледяной вечер, есть от чего впасть в уныние".

Совсем неподалеку страшно смердело Скользящим богом здание дома Культуры, где и должен находится заветный камень. Запах мускуса теперь не скрывался и был явен, зачем ему быть скрытным. Пройдет месяц и в Черепихово не останется людей, и вот тогда зло будет действовать. И не какой беленький воевода Сивер уже не спасет.

– Жизнь тяжела… – вздохнул Сергей обречено.

Щербинский кивнул, но Сергей знал, что как бы не была тяжела жизнь, им придется бороться, потому что выхода отсюда нет. Можно стать змеей, и тебя пристрелят из ружья, и это самый лучший конец. Или не пристрелят и ты уйдешь в подданные к Снорунгу, что гораздо хуже. Или можно пока еще они люди, прикончит Змея, и это единственный, хотя и безумный путь.

Совсем стемнело и трое антизмеинцев спешила поскорее попасть домов, ведь с минуты на минуту мог начаться шабаш. Шагали быстро, Лапников временами спотыкался, пугливо оглядывался и насильно тащил собаку за собой. Снова заморосил дождь, покрыл все липко паутиной мороси, а над крышами домов временами маячил светлый ореол – вероятно луна.

– Не везет нам, – подытожил Серега стараясь как можно резвей переставлять ноги, – еще пол сотни человек в этой деревне. А все сидят, по домам и не высовываются, лишь мы одни за всех отдуваются. Почему так?

– Это потому, что нас выбрал сам Сивер, мы теперь не одни, – произнес Щербинский важно, – с ним и легче.

– Мы поди не его дружина. В бой за ним как-то странно. – Сказал приезжий. – Стреляй!!!

Громыхнуло ружье селянина. В темноте раздался отчаянный визг. Нечто подобное Сергей слышал от собаки, только что перееханной легковой автомашиной. В полутьме удирали прочь смутные тени, только одна кое-как ползла и дергала толи задней лапой, толи вовсе хвостом.

– Йееееехааа. – выдал зоотехник и своим коронным приемом зашвырнул создание подальше. Ногой поддал знатно.

– Глупо, – осудил Лапников, – всех не перебьешь.

– Не перебьешь, но убавишь. – Ответствовал селянин. – Поднажали, счас будем дома!

– Дом мой за восемьсот километров отсюда. – Сказал Сергей. – И я хочу туда.

– Вижу вы в упадке. – Негромко сказал Лапников. – выкарабкаемся.

– Как бы знать, надо же так, что за жизнь у меня. Связала с самым моим гадким страхом.

– Жизнь она всегда такая, что ни будь гадкое подбросит, наверное, чтобы могли перебарывать себя.

– Звучит как в дешевом американском кино, для семейного просмотра.