— Ладно, расскажу тебе всё, что знаю. Но повторяю, я ничего не видел своими глазами и просто повторяю чужие слова. Может быть, это только слухи…

— Рассказывай!

— Великое Древо Га'Хуула это особое место, его окружают легенды и предания. Я думаю, именно из-за этого Нира не разрешает нам говорить о нем. Говорят, что на этом Древе совы думают своей головой. Они сами принимают решения… по крайней мере, так говорят. Они умеют не только читать и писать, но и знают толк в разных тайнах.

— Каких тайнах?

— Тайнах науки, звезд и ветров. Они знают, как звезды движутся по небу, разбираются в воздушных течениях и погоде, им открыта природа огня и льда. Они умеют ковать железо и делают из него не только оружие, но и кучу полезных вещей. Говорят, будто у них на острове все совы живут вместе. Сипух не считают лучше других, там все равны. Я слышал, будто бы там высокие должности занимают и полярные совы, и неясыти, и пещерные совы и даже сычики-эльфы и воробьиные сычики.

— Сычики-эльфы и воробьиные сычики? — вытаращил глаза Нирок.

— Еще говорят, что правил у них совсем немного. Там, вроде бы, ничего не запрещается.

— Не может быть! Значит, там нет скрытия?

— Нет. Мне кто-то рассказывал, что однажды одна старая пещерная сова объявила скрытнем какую-то книгу из тамошней библиотеки, так ее за это строго наказали!

Нирок широко разинул клюв. У него просто не было слов.

— Но, говорю тебе, я не знаю, правда это или вымысел. Нам запрещено даже упоминать о Великом Древе, говорить о нем можно только разные страшные небылицы.

— Вроде того, что Ночные Стражи едят совиные яйца для храбрости? — хихикнул Нирок.

— Угу. Только я не верю, что они их едят.

— Просто не знаю, чему верить, — жалобно вздохнул Нирок. — Может быть, огонь все-таки обманул меня? Может быть, все, что ты слышал о моих маме с папой — неправда? — Он с надеждой посмотрел на Филиппа.

— Ты сам должен найти ответ, — просто ответил Филипп.

— Я знаю, — вздохнул Нирок. — Но ты обещал рассказать мне свою историю.

Филипп привык думать, что он самая несчастная сова на свете. Но теперь он впервые понял, что если Нирок продолжит поиски правды о своих родителях, история его жизни может оказаться гораздо печальнее истории пепельной совы по имени Пыльнобровка.

— Я родом из Серебристой Мглы, самого прекрасного и таинственного места во всем совином мире…

— Оттуда, где растут деревья с зелеными листьями? — перебил Нирок.

— И с зелеными иголками тоже, — мечтательно кивнул Филипп. — Сосны, ели, пихты. Там столько деревьев, сколько ты за всю свою жизнь не видел!

— Я никогда не видел ни одного дерева, — вздохнул Нирок.

— Я знаю… Но слушай дальше. Серебристая Мгла прекрасна, но этот край очень часто опустошают гибельные лесные пожары.

— Это ужасно, — воскликнул Нирок, вспомнив голые, выжженные пожарищем каньоны.

— Это ты так думаешь. Но пожары помогают лесу расти. Понимаешь, они уничтожают старые деревья. Взять, к примеру, сосны. В обычных условиях проходит несколько лет, прежде чем сосновые шишки раскроются, из них выпадут семена, и потом из этих семян вырастут новые деревья. Но во время пожара шишки просто взрываются, и семена разлетаются по всему лесу.

— Разве они не сгорают? — недоверчиво переспросил Нирок.

— Нет, как ни странно. Вот так уничтожение дает начало новой жизни. — Филипп помолчал и задумчиво добавил: — Но не для всех.

Нирок склонил голову набок и непонимающе моргнул.

— Не для всех?

— Для моей семьи смерть стала концом. В огне пожара я потерял свою мать, сестер, братьев и, в конечном итоге, отца.

— Но ведь твой отец выжил! Разве это не он привел тебя к Чистым?

— Лучше бы ему погибнуть, — с горечью прошептал Филипп.

— Как ты можешь говорить такое? Я не понимаю!

— Видишь ли, мои родители были очень не похожи друг на друга. У моей мамы были стремления…

— Стремления? Что это означает?

— Мечты, надежды. Она была родом из очень старинной семьи, одной из старейших в нашем лесу. В давние времена ее родственники правили Серебристой Мглой, и родись мама раньше, она была бы принцессой… Папа иногда даже в шутку называл ее так, и ей это нравилось… — Глаза Филиппа затуманились, словно он смотрел в далекое-далекое прошлое.

— А отец был простой совой, его интересовала только добыча. Он любил повторять, что не надо ничего усложнять. Вылетаешь на охоту. Добываешь мышь, полевку, иногда — очень редко! — маленькую лису. Мой отец ненавидел охотиться на лисят. Понимаешь, у него были свои принципы.

— Что такое принципы? — переспросил Нирок.

— Ну, это такие правила, который каждый сам устанавливает для себя. То, что помогает решить, что правильно, а что неправильно, что хорошо, а что плохо.

Нирок даже распушился от любопытства.

— И зачем они нужны?

— Зачем? — растерялся Филипп. — Как бы это получше объяснить? Он понимал, что принципы вряд ли можно было назвать полезным свойством. Они не имели практической пользы. — Понимаешь, принципы совсем не похожи на правила, которые есть у Чистых. У нас ведь как заведено? Если ты находишься на определенной должности, ты имеешь право носить определенное оружие, и никакого другого. Или, если ты пепельная сова, вообще не имеешь никаких прав. А принципы, про которые я говорю, они существуют только для тебя и помогают тебе становиться лучше, чем ты сейчас есть.

Внезапно Филипп понял, в чем заключалась главная трагедия его отца. Когда-то он был хорошей совой, по-настоящему хорошей и честной совой. Но потом он примкнул к Чистым…

— А что было дальше? — вывел его из задумчивости Нирок. — Что было после пожара? Ты сказал, что потерял отца, но ведь он выжил?

— Сейчас я объясню, что имел в виду. Пожар начался днем. Он был настолько силен, что перекинулся на другой берег Серебряной реки. Повалил густой дым. Вокруг ничего не было видно, дым разъедал глаза, в горле першило, я почувствовал, что задыхаюсь…

Мы вместе все вылетели из своего дупла. Мы жили в самой красивой части Серебристой Мглы, она называлась Ручейки.

Уже не помню, как случилось, что мы с отцом отбились от остальной семьи. Я плакал и просил отца вернуться, но он отказался. Он отвечал, что это уже бессмысленно. Наверное, он был прав. Но очень скоро горько пожалел о своем решении. Когда огонь успокоился, от наших Ручейков не осталось и следа. Мы вернулись на пепелище и, разумеется, не нашли никаких следов мамы и остальных. Мы искали везде, облетели весь лес, но их нигде не было.

С каждым днем отец все сильнее и сильнее винил себя в том, что не попытался спасти свою семью. Он перестал охотиться и ночи напролет бездумно кружил над лесом. Он помешался, а я умирал с голоду. Понимаешь, я ведь в то время был намного младше тебя и еще не умел сам добывать себе еду. Наверное, я бы так и умер с голоду, если бы не Чистые.

С отцом начало твориться что-то страшное. Он не просто тосковал, у него начались приступы ярости. Он ни с того ни с сего стал набрасывался на меня. У него что-то помутилось в голове, в желудке.

Вскоре наступила самая ужасная зима в моей жизни. Мы голодали. Дичи стало совсем мало. Однажды мы нашли лисью нору, и мой отец убил лисенка. Он всегда говорил, что нельзя убивать детенышей, потому что тогда малыши не смогут вырасти и дать потомство, и нам не на кого будет охотиться. Я понял, что отец нарушил одно из своих главных правил. Но ведь мы голодали…

Вскоре после убийства лисенка я стал замечать, что с отцом происходят и другие перемены. Сначала они были почти незаметны. Отцу все стало безразлично. Он стал ругаться, не стесняясь меня, хотя раньше никогда этого не делал.

«Никогда?» — подумал Нирок. Его мама всегда ругалась в его присутствии, да еще как!