— Какие-то флюиды?

— Да! — выкрикнул он. — Флюиды. Плохие флюиды! Не те, о которых поют «Бич бойз».

— Что же произошло?

— Я сидел и ждал. Выкурил только две сигареты, так времени прошло минут двадцать, максимум полчаса, но мне казалось, что я просидел на капоте гораздо дольше. И я все время замечал, как звуки с озера поднимаются по склону и… как бы это сказать… замирают. И птицы у коттеджа не пели, только вдалеке. Наконец она вышла из дома. Я услышал, как хлопнула дверь на террасе, затем ее шаги. Я позвал ее, спросил, все ли с ней в порядке, она ответила, что беспокоиться не о чем. Крикнула, чтобы я оставался там, где стою. Ей вроде бы не хватало дыхания, словно она переносила с места на место что-то тяжелое или откуда-то прибежала.

— Она пошла в свою студию или к озеру?

— Не знаю. Отсутствовала она минут пятнадцать, я как раз успел выкурить еще одну сигарету; а потом вышла на крыльцо у подъездной дорожки. Заперла дверь на ключ, подергала, чтобы убедиться, что все закрыто, потом сбежала по ступенькам ко мне. Выглядела она куда лучше. На лице читалось облегчение. Так выглядят люди после того, как покончили с какой-то грязной работой, которую долго откладывали. Она предложила мне прогуляться по тропе, которую назвала Улицей, к местному загородному клубу..

— «Уэррингтон».

— Да, да. Сказала, что купит мне пива и сандвич. Что и сделала, в баре, расположенном на дальнем конце пристани.

В «Баре заходящего солнца», около которого я впервые увидел Роджетт.

— А потом вы пошли взглянуть на софтбольный матч.

— Идея Джо. Она выпила три банки пива, а я только одну. Сказала, что кому-нибудь удастся хороший удар и мяч долетит до деревьев, она в этом уверена.

Увиденное и рассказанное Мэтти приобрело большую четкость. Что бы там ни сделала Джо, ее распирало от радости. Во-первых, она рискнула войти в дом. Рискнула схлестнуться с призраками и выжила. Она выпила три пива, чтобы отпраздновать победу, и пренебрегла скрытностью… Впрочем, и прошлые приезды в Тэ-Эр она не особо маскировала. Фрэнк же вспомнил ее высказывание о том, что если уж я сам все выясню — значит, быть тому. Так себя не ведут, если пытаются скрыть от посторонних любовную связь. Теперь я понимал, что тайна Джо долго бы не жила. Она обо всем мне бы рассказала, когда я дописал книгу. Если бы не умерла.

— Какое-то время вы смотрели на игру, а потом по Улице вернулись к коттеджу.

— Да.

— Заходили в него?

— Нет. К тому времени алкоголь из нее практически выветрился, и я решил, что ей можно садиться за руль. Она еще смеялась, когда мы стояли у кромки площадки для софтбола, но на обратном пути даже не улыбнулась. Посмотрела на коттедж и сказала: «Точка, Фрэнк. Больше я в эту дверь не войду».

У меня по коже пробежал холодок, потом мурашки.

— Я спросил ее, что происходит, что она выяснила. Я знал, что она что-то пишет, она мне говорила…

— Она говорила всем, кроме меня. — Однако горечи в моем голосе не было. После того как я установил, кем был мужчина в коричневом пиджаке спортивного покроя, горечь и злость — а злился я как на Джо, так и на себя, — тускнели в сравнении с чувством безмерного облегчения. Я и не осознавал, как давил на меня этот незнакомец.

— Должно быть, у нее были причины так говорить, — вздохнул Фрэнк. — Ты это знаешь, не так ли?

— Но с тобой она не поделилась.

— Я лишь знаю, что началось все со статьи, которую Джо решила написать. Я уверен, что поначалу она ничего не говорила тебе, чтобы потом удивить. Она читала книги по местной истории, но в основном расспрашивала людей — выслушивала их рассказы о прошлом, уговаривала показать старые письма, дневники… убеждать она умела. Этого у нее не отнимешь. Ты об этом знал?

— Нет, — ответил я. У Джо не было любовника, но она могла его завести, возникни у нее такое желание. Она могла бы переспать с Томом Селлеком[116], о чем сообщил бы всей стране «Взгляд изнутри», а я бы продолжал молотить по клавиатуре моего «Пауэрбука», пребывая в блаженном неведении.

— Если она на что-то и наткнулась, то именно тогда, — добавил Фрэнк.

— И ты мне ничего не сказал. Прошло четыре года, а ты мне ничего не сказал.

— Тогда я виделся с ней в последний раз. — В голосе Фрэнка не слышалось ни смущения, ни извинительных ноток. — И при расставании она попросила ничего не говорить тебе об этой поездке к коттеджу. Сказала, что все расскажет сама, когда сочтет нужным, а потом она умерла. После ее смерти я решил, что все это уже и не важно. Майк, она была моей сестрой. Она была моей сестрой, и я обещал.

— Ладно. Я понимаю.

И я понимал, но далеко не все. На что наткнулась Джо? Узнала, что Нормал Остер утопил своего сына-младенца под струей колонки? Что в начале века ребенок-негр угодил в капкан, поставленный на зверя? Что другого ребенка, возможно, появившегося на свет после любовных утех Сынка и Сары Тидуэлл, близких родственников, мать утопила в озере? И держала под водой, заливаясь безумным смехом?

— Если ты хочешь, чтобы я извинился, Майк, считай, что это уже сделано.

— Не хочу. Фрэнк, вспомни, что еще она сказала тебе в тот день?

— Она сказала, что теперь знает, как ты нашел этот коттедж.

— Что она сказала?

— Джо сказала, что тебя позвали, когда ты понадобился.

Поначалу я даже лишился дара речи, потому что Фрэнк Арлен полностью разрушил одну из основополагающих аксиом, на которых базировалась моя семейная жизнь. Эти аксиомы настолько фундаментальны, что не возникает и мысли поставить их под сомнение. Сила тяжести притягивает к земле. Свет дает возможность видеть. Стрелка компаса указывает на север. Вот это я называю аксиомами.

Я всегда исходил из того, что именно Джо предложила купить «Сару-Хохотушку», когда у нас завелись настоящие деньги. В нашей семье домами занималась она, точно так же, как я — автомобилями. Джо выбирала квартиры, когда мы могли позволить себе только квартиры; Джо вешала картину на выбранное ею место и указывала мне, куда прибить полку. Джо влюбилась в дом в Дерри и в конце концов убедила меня, что дом этот не так уж и велик, и мы просто обязаны его купить. Наше гнездышко строила Джо.

Джо сказала, что тебя позвали, когда ты понадобился.

И возможно, так оно и было. Нет, я мог бы выразиться иначе, если б вспоминал все, а не только то, что хотелось.

Именно так и было. Я первый предложил купить летний домик в западном Мэне. Я начал собирать буклеты с выставленными на продажу домами и охапками приносить их домой. Я начал покупать местные журналы вроде «Даун-ист» и всегда начинал просмотр с последних страниц, отведенных объявлениям риэлтеров.

Я первый увидел фотографию «Сары-Хохотушки» в одном из сверкающих глянцем буклетов и позвонил риэлтеру, указанному под фотографией, а потом Мэри Хингерман, после того как уговорил риэлтера дать мне ее телефон.

«Сара-Хохотушка» очаровала и Джоанну, думаю, этот коттедж очаровал бы любого, кто увидел бы его в лучах осеннего солнца, среди деревьев в разноцветье листвы, но нашел его все-таки я.

Да, опять эта избирательная память. Не так ли? «Сара» нашла меня.

Тогда почему я не догадывался об этом раньше? Почему ни о чем не подозревал, когда меня привели сюда в первый раз?

Оба вопроса имели один и тот же ответ. Под него подпадал и третий вопрос: почему Джо, узнав что-то экстраординарное насчет коттеджа, озера, даже всего Тэ-Эр, ничего не стала мне говорить. Я отсутствовал, только и всего. Впал в транс, с головой ушел в одну из моих глупых книг. Фантазии, роящиеся в моей голове, загипнотизировали меня, а с загипнотизированным человеком можно делать все что угодно.

— Майк? Ты меня слышишь?

— Конечно, Фрэнк. Будь я проклят, если знаю, что так могло ее напугать!

— Она упоминала еще одного человека. Какого-то Ройса Меррилла. Отметила, что он глубокий старик. Сказала: «Мне бы не хотелось, чтобы Майк говорил с ним. Боюсь, старикан может выпустить джинна из бутылки и скажет Майку больше, чем ему следует знать». Как по-твоему, что она имела в виду?