Трусы у него были желтые. С тропическими рыбками. Это смутило его. В Ки-Уэсте они не казались ему такими отвратительными. Хорошо бы сейчас на нем было что-нибудь не такое кричащее. А то она подумает…

— У тебя приятное белье, — сказала она. Он заморгал и не смог сдержать смеха. Множество разных женщин говорило ему в такой вот момент множество глупостей, но ни разу не прозвучало слово «приятное».

— Душа моя, если эти трусы тебя не шокируют, то подожди, ты еще увидишь синюю птицу и махровую розу.

Но с шутками покончено. Кейн повернулся к ней, и теперь она увидела вовсе не тропическую рыбку. Она увидела его самого. Первым его побуждением было натянуть на них обоих до подбородка простыню, но потом он передумал. Пусть это будет частью испытания. Принимает она его со всеми, так сказать, потрохами или нет. Это ей не уроки биологии и анатомии. Здесь чертовски больше замешано, чем просто спаривание двух взрослых особей разного пола. Но начало есть начало.

— Рори?

Ей удалось отвести взгляд от этого и посмотреть на него.

— Душа моя, обещаю, что мы не сделаем ничего такого, что было бы против твоей воли. Но ты должна знать, что я… то есть ты… Ладно, дело обстоит так. Если ты хочешь, чтобы я ушел, лучше скажи сразу. Потому что скоро это будет почти невозможно.

Она широко раскрыла глаза. Так же легко, как надпись на подушке «Не отрывайте наклейку», он мог прочесть в них страх, неуверенность, страсть. Она изгибалась навстречу ему и боялась себе в этом признаться. Боялась всех старых табу, которые бабушка внушила ей. Боялась полузабытого происшествия в детстве. Может быть, боялась тех ужасов, которые преследовали ее по ночам.

— Послушай, ты же знаешь, что случится, правда? Я имею в виду, что в твоем возрасте или даже вполовину моложе все уже знают, как это происходит. Технику дела.

Она кивнула, неотрывно глядя Кейну в глаза. Он подозревал, что она боится отвести взгляд из страха увидеть все остальное. Ошеломляющая волна нежности затопила его. Это сочетание нежности и сексуального возбуждения было для него совершенно внове.

— Пожалуй, я такой же девственник, как и ты, — непроизвольно вырвалось у него. — Так мне кажется.

Ноги у нее замерзли. Лицо пылало. Она посмотрела через его плечо на противоположную стену. Там в зеркале отражалась спина, сужавшаяся от широких загорелых плеч к яркой полоске материи, а ниже цветастых рыбок тянулись прямые мускулистые ноги, покрытые темными волосами. Ступни у него были узкие, а подъем высокий. Санни бы сказала, что это признак того или иного.

Она с любопытством изучала в зеркале и другую особу, или по крайней мере видимые ее части. Две веснушчатых ноги с тонкими лодыжками и довольно шишковатыми коленками. Из-за широкой, загорелой спины выглядывало голое плечо, пылающее лицо и копна спутанных, выгоревших на солнце волос.

Боже милосердный! Она голая, в отеле, в номере с декадентской ванной, в постели с мужчиной, которого знает меньше недели, и близка к тому, чтобы заниматься с ним любовью. О да, это она. И если прежде она подозревала, что у нее мозги набекрень, то теперь не сомневалась в этом.

— Я знаю, как это делается… ну, наверно, не все, но, по крайней мере, миссионерскую позицию и… И еще я знаю, что первый раз будет больно, но ведь это никого не лишает желания повторять и повторять… Значит, это не может быть очень уж плохо. — Слова с запинкой слетали с ее губ, и Кейн подумал, что сейчас у него разорвется сердце.

— Тогда послушай внимательно, дорогая моя малышка, потому что я собираюсь пополнить твое не совсем разностороннее образование. Да, ух, так называемая миссионерская позиция имеет свои достоинства, но для первого раза… Короче, есть различные теории о том, как это сделать лучше.

— А ты сам не знаешь? — Она лежала, наполовину прикрытая его телом, положив ему на плечи руки.

— Нет… не все. Рори, я не делаю вид, будто я девственник. То, что я сказал… Да. Я имел в виду, что первый раз я с кем-то, к кому испытываю чертовски нежные чувства, а это меняет все дело. Я хочу доставить тебе такое наслаждение, чтобы ты знала, почему вокруг этого такой гвалт.

И чтобы ты хотела меня снова и снова, добавил он про себя, пока мы не станем слишком старыми и сможем только ласкать друг друга руками и делиться теплом сладостных воспоминаний.

Он хотел, чтобы их воспоминания отсчитывались с сегодняшнего дня. Но больше всего он хотел просто любить ее — сейчас, сию минуту и до тех пор, пока у них у обоих не останется сил встать с кровати. И потом, отдохнув, снова любить ее.

— Это начинается здесь, — сказал он, положив руку ей на голову. — И затем спускается сюда. — Рука пробежала по всему телу и остановилась в светлой пушистой аллее между ногами. У Рори перехватило дыхание. Бедра сжали его руку, и он моментально убрал ее. — И потом, — продолжал он, медленно скользя рукой по плоскому ровному животу, по долине между ребрами и останавливаясь под левой грудью, — если тебе очень повезет, это прилетит прямо сюда. В сердце. Или в ту часть души, которую, как говорят, представляет сердце. Понимаешь?

— По-моему, да.

— Повторяй за мной, это начинается в разуме. — Для него прежде это никогда не начиналось в разуме. — Затем переходит на следующую стадию, назовем ее либидо или, если хочешь, сексуальным влечением, и тело на него откликается, как положено. — Быть в женщине, хотеть этого, планировать, как получить это, и наслаждаться этим, пока оно продолжается. По крайней мере, для него всегда прежде было так. — Но в некоторых редких и удивительных случаях, — прерывисто прошептал он, — когда встречаются два человека, созданных друг для друга, это кончается вот здесь. В сердце. И это венец всему.

Он обхватил рукой ее грудь и приник ртом к розовому наперстку, выступавшему посередине.

Молния пронзила ее с головы до ног. Она обхватила его голову, пальцы вцепились в копну теплых, живых волос. Она нащупала его уши, не большие и не маленькие, совершенные уши. Как и весь он. С крючковатым носом, с кривой улыбкой и всеми неправильными чертами лица он был так совершенен, что она никак не могла поверить в свою удачу.

Какой бы Рори ни была неопытной, она не была глупой. Кейн хотел ее, и не просто хотел, она нравилась ему. Может быть, он даже любит ее, как она любит его.

Но Рори не успела додумать, как же относится к ней Кейн, потому что его поцелуи теперь ласкали все ее тело, опаляя плоть и вызывая дикую жажду чего-то смутно понимаемого. И она начала кричать:

— Кейн, что ты делаешь со мной? Ах, пожалуйста, я больше не могу этого вынести! Что-то случилось со мной! О… о… о-о-о!

Кейн искусно, терпеливо и с величайшей нежностью разжигал в ней костер и затем снова и снова раздувал пламя, а Рори стонала и извивалась. Он с огромным усилием контролировал себя, опасаясь, что развязка наступит слишком быстро.

Но она любит его. Он не сомневался в этом. Она доверяет ему, и все пойдет как надо! К тому моменту, когда Кейн снова навис над ней, желтый фиговый листок с тропическими рыбами валялся где-то на полу. Рори чувствовала себя совершенно опустошенной, глаза полуоткрыты, рот тоже. Ей казалось, будто все в ней пульсирует ярко-красным огнем.

— Сядь, — приказал Кейн.

— Не могу. У меня нет костей. Они размякли.

— Удивительно, душа моя, но у меня, на беду, пока еще целы.

Он поднял ее, и она обвисла у него на плече, потом он сделал несколько движений, пока она не села верхом ему на бедра. Ее руки безвольно лежали на его плечах, голова клонилась набок, словно слишком пышный цветок на тонком стебле. Она улыбалась. Просто лучилась улыбкой.

— Это я, Рори. — Он взял ее руку и положил себе на плоть, и стиснул зубы, когда ее маленькая нежная ладонь начала свое исследование. На столике рядом с кроватью лежал маленький пакет из фольги. Проклятие, почему он не надел эту вещь заранее! От ее прикосновений он совсем забылся!

— Хватит слов и показов, душа моя, — сквозь стиснутые зубы процедил он. — Дай мне минутку, и мы перейдем к следующей стадии, хорошо?